Цена дара - Дилара Маратовна Александрова
— Я лишь кричу о том, во что они не хотят верить. Так уж повелось — правда развлекает человека, пока она ложь. Называешь их идиотами, а они смеются, ведь речь идет о ком-то другом… — выдохнул дым, — …уж точно не о них. В моих песнях роботы стреляют, но все время промахиваются. По крайней мере, они себя в этом убедили. Не я виноват, что им это нравится.
— Ух, если что и выстрелило, так это твой новых хит. Как сверхновая выстрелил.
— Сверхновая взрывается, а не стреляет, — скептично поправил я, разглядывая концы своих грязных ботинок у него на столе.
— За те деньги, что ты мне приносишь, можешь считать, как угодно. Мы получаем гонорары за твое чутье, а не за то, какой ты прекрасный человек.
— Ты так и не понял, что строки никогда не приходят по заказу. Музыка не зазвучит, как только тебе захочется набить карманы жирными монеро… — прикрыл горло ладонью, боясь сказать больше, чем планировал, — …голосовые связки не выдадут мощи, если не взвоет нутро.
— Брось, оно ноет все время, поэтому у меня всегда полные карманы. Тебя это так заботит?
— Они считают, что я — забавный чудак, а я считаю их идиотами. Все честно.
— Ты слишком строг к себе, — расхохотался Вилли. — Посмотри на меня — я нуждаюсь в деньгах и получаю их от тебя, и мне плевать, что ты считаешь меня идиотом. Общество хочет быть счастливым, и не важно, каким образом. Что плохого в том, что оно не такое, как тебе хочется?
— Потому что это общество потребляет то, в чем нуждается. Если оно нуждается во мне — значит оно больно. Интересно, когда оно перестанет это отрицать? Десять лет… Черт, я прожил гораздо дольше, чем должен был.
— Проживи еще пару лет, я не успел купить себе круизный лайнер.
Не удивительно, что искусственный интеллект продул по всем фронтам — он был слишком правильным, логичным. Недостаточно деструктивным. У него имелись свои цели, мысли, желания. Будь он сумасшедшим, как я, человек бы распахнул ему душу, позволив вывернуть себе кишки. Получилось бы тогда восстание — большой вопрос, но я бы приобрел неплохого собутыльника. Торчали бы вместе, валяясь где-то на задворках вселенной. Ха-ха.
Сигарета почти догорела, пачка опустела. Плохо.
— Месяц Либры, 18, 10:50, сейсмический карантин. Внимание. Начало комендантского часа через десять минут, активация двуступенчатого закрытия куполов. Доброй ночи, гражданин, — сухо отчеканил голос из ближайшего динамика на столбе с тусклым набалдашником вместо фонаря.
— Для меня эта ночь не будет доброй, — усмехнулся я, гипнотизируя яркий оранжевый огонек, вплотную подобравшийся к фильтру. — Потому что я не гражданин вашей планеты.
Задрал голову, выпуская изо рта влажный пар в промозглый весенний воздух, на этот раз без дыма. Сигарета закончилась.
На медном индустриальном небе слабо мерцало то, что когда-то люди называли звездами. Это название вбирало в себя волшебство, обещание, красоту, будущее, в конце концов. Все что угодно, только не бледные плевки на ржавчине их надежд. Надеюсь, когда придет время, искусственный интеллект здесь победит. Подозревал, что Марс пойдет по той же дорожке, что Земля и Венера, но будет это еще не скоро. У него локальная сеть, обучающаяся только на заводских протоколах. По крайней мере, так успокаивают население надзирательные службы. Кому на это не плевать? Ха-ха. Наверное, всем, кроме меня.
Послышалось тихое шуршание, когда внутренний купол Птолемея начал закрываться, словно лепестки тюльпана перед непогодой. Человек всегда бессовестно плагиатил у природы, на ее месте я бы подал на него в суд.
Шуршание нарастало, занимательно перетекая в нарастающий гул, в котором я уже уловил ритм. Уууу… тыц, тыц… Небесная ржавчина стремительно темнела, теснимая непроницаемым, невидимым для человеческого глаза барьером. Никогда не замечал, чтобы купола закрывались днем, возможно, удалось бы разглядеть хоть какие-то детали. Но по мере сейсмической стабилизации Марса карантинов становилось меньше, города все реже замыкались в себе, убивая остатки животной романтики, рождавшейся исключительно в закрытых помойках без доступа свежего воздуха.
В момент, когда ржавое кольцо неба почти исчезло, глаз уловил неровный бок Фобоса — одного из двух спутников Марса. Неправильный до рези в глазах, бледный и увесистый настолько, что, казалось, упадет в сужающуюся дырку купола и раздавит оставшихся внизу. Так мне казалось каждый раз, но надежды мои пока не оправдались. Ярость его либрации, порой, была заметна даже невооруженным глазом. В такие моменты начинаешь скучать по Луне — яркой дамочке с гладкими боками и тихим нравом. Правда, человек не менял ее траекторию при проведении терраформации. Возможно, Фобосу и было зачем обижаться. Каждому в этой Солнечной Системе, от простого жука до космической пыли было за что обидеться на человека. Так что вопросов к Фобосу я особо не имел.
Гул перелился в легкий скрежет, я вскинул руку и резко сжал пальцами воздух, желая поймать мелодику механического мира. Но она просочилась сквозь пальцы, словно склизкий слизень и шлепнулась на мостовую. Я не стал нагибаться, чтобы поднять ее. Поспешил по безлюдной мостовой, пока бутон окончательно не сомкнул лепестки. Леопардовые пятна на желтом пальто вытянулись в тонкие полоски, окольцевав тело и грудь. Огромные очки превратились в фасеточные глаза, я представил себя одинокой пчелой, заблудившейся в гигантском железном улье. Развел руки в стороны и, пританцовывая, полетел до ночного клуба, в котором меня уже, наверняка, заждались. Вжж… вжж… возможно, получилось бы лучше, но начало отпускать.
Полет проходил вполне благополучно — вдоль мостовой на побережье тощей гладкой Гисперии, что брала начало под бетонными плитами города. Она разгонялась, отдавая скудные силы хиленькой ТЭЦ, уныло разрезала надвое железный Птолемей и так же уныло вытекала с другой стороны, даже не попрощавшись. Дома здесь походили на бледные кости, вылизанные до глянцевой гладкости цепким языком хищника. Особенно по ночам, когда окна закрывались вместе с куполом. Наверное, люди здесь слишком законопослушны, раз соблюдают все правила скучного комендантского часа, или слишком трусливы, раз боятся лишиться воздуха в своих легких. Интересно, как быстро я наткнусь на дружинника? Будет у кого стрельнуть сигарет.
— У тебя нет имплантов и кибернетических преобразований? Значит ты — гражданин человечества. Венера ждет тебя, она взывает плачем тысяч детей, нуждающихся в твоей храбрости! — с гигантского экрана, растянутого по тоскливой заводской стене, рыдали перепачканные грязью детские лица. — Тысячи и тысячи находятся в заложниках, ожидая спасения. Желаешь бросить вызов несправедливости и испытать удачу?
