Учитель 2. Летние каникулы - Владимир Комаров
— Задержанный Морозов доставлен, — отчитался перед ожидавшими мой конвоир и, не говоря больше ни слова, покинул комнату.
Бойцов сразу словно подменили. Они словно вышли на боевое задание. Внутри каждого из них вдруг начала ощущаться туго сжатая пружина, заведенный механизм, который сработает при малейшем толчке. И это разительное изменение произошло буквально за полсекунды. Вот передо мной сидели расслабленные люди в нелепых нарядах, а сейчас это опасные хищники в идеальной экипировке.
Один из спецназовцев зашел мне за спину, схватился за наручники и дернул их вверх, выворачивая мои руки, придавая моему телу сгорбленную покорную позу. Вмиг моя задница оказалась выше головы.
— Вперед, сука, — услышал я приказ. И вот так, на раскоряках, меня и повели к выходу.
Двое, вскинув оружие, сканируя окружающее пространство цепкими взглядами, пошли вперед; затем мы в виде эдакого кентавра наоборот; и замыкал шествие четвертый боец, прикрывая тылы группы.
Мы быстро вышли из здания и тут же погрузились в стоящую перед самым входом, наглухо тонированную, пассажирскую «Газель» грязно-серого неприметного цвета. Ее откатная дверь была приветственно распахнута, и мы стремительно, почти бегом, залезли в ее прохладное нутро.
Мотор взревел, и машина с пробуксовкой рванула вперед.
Меня посадили на сиденье, набросив на голову мешок, отчего я перестал ориентироваться куда мы едем. И это казалось странным. Как собственно и люди, что забрали меня из кутузки. Что за управление «С»? Если честно, впервые такое слышу. Да я даже не знаю, к каким силовым структурам оно относится.
И название такое пугающее — «Смерч». Очень напоминает старинное «СМЕРШ». Которое расшифровывается как: смерть шпионам.
Ехали молча. Никто из моих пленителей не промолвил и слова, даже у водителя не играла музыка. Только ревел движок «Газельки», да еле слышно гудел кондиционер.
И после духоты и жары камеры это воспринималось как облегчение. Пусть я сижу кверху попой с мешком на башке, зато мне прохладно и тело не потеет, источая липкую, дурно пахнущую жидкость.
Конечно, на душе было неспокойно, но я постарался расслабиться — всё же у меня есть умения, которые не раз спасли мою жизнь и которые недоступны простым людям. И в случае чего, смогу преподнести не один неприятный сюрприз.
Ехали долго, минут 40–50, причем три раза менялся характер движения и дороги.
Вначале ехали по обычным городским улицам. Останавливались на светофорах, поворачивали на перекрестках, еле тащились в пробках или объезжали их тихими переулками. Затем «Газелька» явно выбралась на трассу, набрав скорость и еще громче ревя мотором. Явно выехали за город и теперь удаляемся от него. И третий этап длился уже минут десять как. Плохая, в ямах и ухабах грунтовая дорога, на которой у отечественной машины сразу проснулись всевозможные скрипы и сверчки.
Наконец мы остановились, я услышал характерный звук роликов, которые по направляющим отъезжали в сторону вместе с воротами. Машина дернулась, проехав еще пару десятков метров, и остановилась. И тут же мне в ногу, в голень, прилетел удар. Пинали ребром тяжелых ботинок, явно для того, чтобы доставить боль.
— Просыпайся, мудень. Приехали.
Я одернул ногу, зашипел от боли. Отказался от обезболивания, предложенного имплантом. Не сейчас. Вполне возможно, что энергия мне вскорости понадобится совсем на другие дела.
— Командир, — вновь услышал я голос своего мучителя. — Мы привезли этого урода.
Меня с силой дернули за наручники вверх, выворачивая плечевые суставы, стащили с сиденья. В позе «зю», кверху какой, запинаясь и спотыкаясь, еле сдерживая ругательства и брызжущие от боли из глаз слезы, я шел за своим мучителем, тащившем меня за наручники. Дождался пинка сзади под колени и с некоторым облегчением рухнул вниз. Судя по всему, упал на траву.
— Сними с него мешок, — произнес сухой, властный голос.
Я зажмурился, когда вместо темноты пыльного мешка в мои глаза плескануло июньское выжигающее солнце. Скривился от яркого света, проморгался, осторожно огляделся.
Я сидел на коротко постриженной, светло-зеленой траве. Чуть дальше виднелись деревья, кусты, из-за которых выглядывал добротный, двух-этажный дом. Место было огорожено высоким забором, надежно скрывающим всё, что происходит за ним.
Вокруг меня на некотором отдалении стояло с десяток человек в такой же экипировке, как и те бойцы, что привезли мое тельце сюда. Клетчатый, серо-черный камуфляж, черные маски с прорезями для глаз, бронежилеты, разгрузка — всё было такое же. Как и патч на рукавах: «Управление С 'Смерч». Разным было оружие. Я увидел какие-то обвешенные прибамбасами, навроде коллиматорных прицелов и тактических фонарей, вариации автоматов Калашникова, а также несколько незнакомых мне короткоствольных пистолетов-пулеметов. Сбоку у всех виднелись кобуры с торчащими из них рукоятками пистолетов.
В центре этой однородной, вооруженной до зубов толпы стоял человек, единственный на ком не было маски, скрывающей лицо. Из оружия — только кобура со стволом на правом бедре. Седой ежик коротко постриженных волос, лицо с жестким, волевым взглядом серых глаз, плотно сжатые тонкие губы — этот человек источал из себя власть и опасность.
Сложив руки за спину, он внимательно изучал меня, и под этим холодным, колючим прицелом я почувствовал себя крайне неуверенно. Он словно раздевал меня. Сдергивал одежду, сдирал кожу, отрывал от костей мышцу за мышцей.
— И вот это чмо убил нашего Ваньку? — наконец презрительно выплюнул седой.
Вопрос был явно риторическим, поэтому никто не торопился отвечать.
«Вашего Ваньку?» — резвая, как собака породы «гончая», мысль галопом пронеслась по всем извилинам моего серого вещества. Убийца, если верить документам, да и допросам тоже, был из ФСБ. Значит и эти люди в камуфляже тоже из этого же подразделения.
А еще мне вдруг подумалось, что вот этот вот парад, вся эта форма, оружие, позы — весь этот спектакль сделан для одного зрителя, для меня. Произвести впечатление, запугать, подавить даже ростки храбрости. Мне стало так смешно, что я с трудом подавил улыбку.
Хоть они и дерьмовые актеры, любящие дешевые понты, но злить этих людей явно не стоит.
— Ну и кто ты такой? — снова спросил седовласый. И этот вопрос явно адресован ко мне.
Я пожал плечами и ответил так, как отвечал до этого во всех казенных заведениях:
— Морозов Дмитрий Сергеевич. Две тысячи седьмого года рождения.
— Да мне плевать, когда ты там родился, сопляк! — слова, словно стальные колючки вылетали из его рта, больно впиваясь в мое самолюбие. Вот вроде обычные слова, а че так обидно-то?
Он подошел ко мне, склонился, приблизившись прямо к лицу, в упор заглянул в
