Только в смерти - Дэн Абнетт
II
Не помогало и то, что Яго был такой отвергнутой Троном жопой.
Северные горы, восемь тысяч километров обломанных зубцов, обладали тремя превалирующими характеристиками: ветром, пылью и отвесными углами. Эти ингредиенты работали в гармонии, чтобы предоставить такую окружающую обстановку, которой каждый из Призраков с радостью сказал бы прощай, без сожаления.
Ветер был пронзительным и холодным, и грохотал по тесным долинам и глубоким ущельям, словно рикошетирующий лазерный заряд. Он натирал обнаженную плоть докрасна, и делал суставы пальцев окоченелыми, как лед. Он дергал плащи и без приглашения срывал шапки. Он метался вокруг, и терзал и кусал и, все время, выл, как сирена; как фесова сирена. У него была вечность, чтобы попрактиковаться в своем звучании, и он пел Призракам Танита более страстно, чем любая волынка или походная флейта. Он находил щели, расколотые камни, трещины, разломы и расщелины, и выл сквозь них. Он играл на одиноких холмах, как храмовый орган, используя каждую акустическую возможность гористой местности.
А затем была пыль. Пыль забиралась везде, не менее, чем поющий ветер. Она просачивалась за воротники, в уши и манжеты; она забивалась в портянки и перчатки; она забивалась в носы, пока они не были забиты серой смолой. Она находила путь в ранцы, в оружие, в рационы, даже в нижнее белье, где она натирала, как чистящий порошок. Продвигаясь по узким проходам, Призраки сплевывали серую слизь, ополаскивая рты водой из фляг. Винтовки хворали, полированная сталь превращалась в матовую, а механизмы заклинивали, пока Гаунт не приказал, чтобы оружие убрали в чехлы. «Впереди» стало туманной дымкой, «позади» - отпечатками сапог, которые стирались за секунды. «Вверху» было смутным предположением зазубренных скал. Все вокруг них омывалось назойливой песней наполненного песком ветра.
Быстро они стали очень благодарны за очки в медной оправе, которые им выдали служители Муниторума на Сборном Пункте Эликона.
Сухие черепа в пыльном овраге, все с отпиленными макушками.
— Это будет проблемой, — сказал Элим Роун.
— Проблема – это то, что делаем мы, — сказал Ибрам Гаунт.
III
Частью проблемы было то, что война происходила где-то в другом месте. Она с таким же успехом могла происходить в другом столетии. Ночью, во время пауз, когда ветер стихал и пылевые облака опадали, они могли слышать грохот артиллерии и дивизий бронетехники к югу от Эликона. Иногда они видели отдаленные вспышки, похожие на молнию на другой планете, пульсирующие подобно маяку. Изредка десантные корабли пролетали над головой – Валькирии и тяжелые Боевые Кони – направляясь в активные боевые зоны. Десантные корабли учтиво покачивали крыльями цепи солдат, изогнувшейся вдоль долины.
Яго был миром-крепостью, одним из печально известных миров-крепостей, построенных вдоль окраины Системы Кабал. Нахум Ладд абсолютно не знал, чего ожидать, так что его воображение металось между словами «крепость» и «мир». Он вбил себе в голову планету, построенную наподобие замка, всю в орудийных бойницах; планету с башнями бастионов и прямыми углами; немыслимую, неприступную вещь. Правда была совершенно другой. Яго был укреплен задолго до того, насколько могло помнить человечество. Его каменистая, воющая, дымящаяся земная кора была изрезана тысячами километров казематов, бункеров и огневых позиций. Ладд задумывался, что за давно позабытая война нахлынула на это место так сильно, что понадобились такие чудовищные земляные работы. Кем были защитники? С кем они сражались? Как мог кто-нибудь сказать, где заканчивалась одна крепостная линия и начиналась другая? Эликон был сбивающей с толку матрицей подземных фортов, лабиринтом туннелей и огневых позиций, лабиринтом бронированных туннелей и герметичных огневых башен, торчащих из земли, как грибы.
— И, кто тут сражался? В начале, я имею в виду? — спросил Ладд. — Зачем все это построили?
— Это имеет значение? — ответил Виктор Харк.
— Спроси черепа с отпиленными макушками, — пробормотал Лайн Ларкин, хромая вверх из оврага позади них.
IV
Они маршировали шесть дней, следуя по пересеченной местности вверх к поясу гор. Пыль летела потоком вокруг них. Генерал Вон Войтц был совершенно конкретен в своих инструкциях. В Эликоне, с развивающейся золотой тесьмой от ветра со склона холма, он забрался на широкую спину обшарпанной Химеры, чтобы обратиться ко всем ним, подобно серьезному, но благонамеренному другу. Он был вынужден повысить голос над грохотом проезжающего мимо конвоя: тяжелой бронетехники, военных грузовиков, автоприцепов с воксом и охраняемых грузовиков-клеток с боевыми псайкерами, катящихся на фронт.
— Архивраг может попытаться обойти нас здесь, — сказал тогда Вон Войтц, его голос мягко разносился легким ветром с песком. — Я прошу Призраков присмотреть за нашим восточным флангом.
Просит. На это Гаунт улыбнулся: сухой улыбкой, потому что никакая больше не была возможна на Яго. Его старый друг и давний наставник Бартол Вон Войтц был экспертом в том, чтобы заставить обычного солдата почувствовать себя так, как будто любое поручение было его собственной идеей, или одолжением для босса. Просит.
Покажи характер, Бартол. То, что ты делаешь, называется приказываю.
— Там крайняя крепость с названием Хинцерхаус, в дальнем восточном конце крепостной стены, — продолжил Вон Войтц. — Она наверху в Банзи Алтидс, на вершине главного горного хребта, восемь дней отсюда.
Более похоже на шесть, с учетом того, как передвигаются мои Призраки, подумал Гаунт.
— Хинцерхаус – ваша цель. Найдите его, — сказал Вон Войтц. — Найдите его, обезопасьте его, держите его, и отбейте любые попытки врага пересечь линию в том месте. Император рассчитывает на вас. — Они все сотворили знак аквилы. Они все подумали фесов Император даже не знает моего имени.
— Нам нравится это задание? — спросил Браден Баскевиль. — Поднять руки?
— Это имеет значение? — ответил Гол Колеа, когда полк собрался в лагере.
— А
