Канонир (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич
Профессор протянул мне свою визитку, и мы раскланялись.
За работой и рутинными заботами я как‑то и подзабыл о посещении университета, а, вспомнив, заявился через две недели после встречи с экспертом. Профессор сразу мета вспомнил, обрадованно пожал руку.
— Ну что же вы, голубчик, так задержались?
— Дела, профессор, вы уж меня простите великодушно.
— Садитесь. Задали вы нам загадку. Пришлось связываться по телефону с моим старым знакомым лингвистом из университета Патриса Лумумбы и по электронной почте посылать ему этот текст. Вам интересно, на каком языке это написано?
У меня от волнения перехватило дыхание.
— Да, конечно, иначе бы я к вам не пришёл.
— На уйгурском, причём древнем уйгурском. Большая редкость. Вы хоть представляете, кто на нём писал?
— Догадываюсь. Коли язык уйгурский, то и писали на нём уйгуры.
— Отлично, в логике вам не откажешь, — улыбнулся профессор. — Так вот, у татаро–монголов не было своей письменности, да и читать и писать ханы не умели. А держали при себе в качестве писцов уйгуров. Это было тем более полезно, что никто, кроме малочисленной народности уйгуров, этого языка не знал, стало быть — попади пайцза или письмо в чужие руки, так и прочитать бы не смогли.
— Хм, круто. Ну а в тексте‑то что написано?
— Да нечто непонятное — вроде «судьба решит, кому пройти». Это, конечно, вольный перевод, может и не совсем точно — там пара букв не вполне разборчивыми оказались, кроме того, с тех далёких времён смысл некоторых слов изменился.
— Спасибо большое. И больше ничего?
Профессор развёл руками.
— А в связи с чем такой интерес?
— Хобби у меня такое — изучаю историю.
— Похвально. Человек, не знающий прошлого, не имеет будущего. Желаю вам успехов, молодой человек.
Я вышел из университета, остановился на ступеньках в раздумье. Какая‑то фраза странная. Ладно, что есть, то есть. Интересно, кому принадлежало это зеркало и сколько владельцев у него сменилось? А впрочем, какое мне до этого дело?
Я отправился домой, в одиночестве пообедал — Наталья задерживалась на работе.
Подошёл к зеркалу, постоял, вглядываясь в буквы, провёл по ним рукой. Непонятная надпись. А может быть — дело в двух полуразличимых буквах, оттого и перевод получился искажённым? Я разглядывал в зеркале своё лицо, дотронулся до стекла рукой и не ощутил привычной поверхности. Пальцы просто прошли сквозь стекло. Было нелепо видеть, как рука заканчивается у стекла.
Я вытащил кисть руки, оглядел её. Нет, с рукой всё в порядке. Вновь погрузил кисть в зеркало, прислушался к своим ощущениям — ничего необычного. Что за чертовщина? Может, у меня крыша потихонечку съезжает? Я сунул руку в зеркало по локоть. Ничего не изменилось. Просунул голову — темно. Мне стало интересно, и я прошёл сквозь зеркало весь, целиком.
И оказался на улице…
Стоял такой же сентябрьский день, ветерок слегка шевелил листья деревьев, светило солнце. Я обернулся — зеркала не было. Чтобы убедиться, не обманывают ли меня мои глаза, поводил перед собой руками. Нет, передо мной ничего не было, руки не натыкались ни на какие предметы. А должно было быть зеркало — ведь я только что прошёл сквозь него! А всё моё неуёмное любопытство. Какая сила заставила меня пройти через зеркало? Никто ведь не тянул насильно, жил бы себе да жил.
Надо определиться, где я оказался, да двигаться к дому.
Вокруг — никого. Я похлопал себя по карманам — сотового телефона не было. Ну да, ведь я выложил его на тумбочку. Даже ключей в карманах нет. И что самое смешное, а может быть, и нелепое — на ногах тапочки. В рубашке, брюках и домашних тапочках! Прямо‑таки бомж, только одежда чистая, и выбрит.
Куда идти? За спиной — реденький лесок, передо мной поле, заросшее травой. Нигде не видно дороги или линии электропередач. Пойду наудачу вдоль опушки: ходят ведь люди в лес, ездят на машинах, чай — не в Сибири, в непроходимой бескрайней тайге.
Решив так, я неспешным шагом направился вперёд по опушке леса.
Через час ходьбы я начал ощущать некоторое беспокойство — никаких признаков жилья или дорог не было. А жил я в густонаселённой местности, где через пятнадцать минут хода по–любому наткнёшься на дорогу, линию электропередач или телефонную линию, ферму или село.
Странновато как‑то… И вдруг меня обдало холодом — неужели снова перенос во времени? Нет, только не это, не хочу! Едва наладилась семейная жизнь, женщину любимую встретил, деньги завелись. И на тебе! Почему я? Хотя надо признать, что деньги у меня завелись благодаря переносу во времени, на свою зарплату врача я не поехал бы в морской круиз.
Такая злость и отчаяние накатили, что волком завыл бы. И чего меня потянуло к зеркалу? А всё моё неумеренное любопытство и страсть к приключениям. Экспериментатор хренов, любитель древностей, познал значение уйгурской вязи на раме зеркала? — сокрушался я.
Поразмыслив немного о такой своей судьбе, о своём новом положении, я успокоился. Обратно ничего не вернёшь.
Я пошарил по карманам. Из оружия — ничего, даже перочинного ножа нет, лишь несколько монеток позвякивало, и носовой платок. Гол как сокол. Интересно, в какое время попал? Если далеко от своего, то и одежда будет выглядеть странновато. Не голый, конечно, но… Да ещё и тапочки без задника, типа «ни шагу назад». Идти в них ещё можно, бежать — очень затруднительно, а уж ручеёк вброд перейти…
Солнце стояло за спиной и перемещалось влево. Стало быть — иду на север. Хорошо хоть не в Арктике оказался, среди льдов и снега. Ха–ха–ха, да ещё и в тапочках. Дались мне эти тапочки!
Что‑то я подустал, да и перекусить было бы неплохо.
Я присел у дерева, опершись спиной на ствол. Куда идти? Где люди, где жильё? Какое время на дворе? Не знаючи всего этого, можно крупно вляпаться.
По местности и растительности похоже, что я — где‑то в средней полосе России, ближе к югу, на уровне нынешнего Липецка или Ростова. Меня прошиб холодный пот. Если попал лет на пятьсот назад, как уже бывало со мной, то сейчас здесь — Дикое поле — земли татар. Вот уж будет им радость — приобрести без лишних усилий себе раба. Или на потеху голову срубить, для татар это — развлечение.
Ну да хватит о татарах, помяни чёрта — и он тут как тут. Надо идти дальше, солнце уже перевалило за полдень, и тень моя стала удлиняться.
Шагать пришлось долго, я было уже начал сомневаться в правильности выбранного направления. Но Русь лежала на севере, и мне — туда.
Часа через четыре попалась небольшая вспаханная делянка, и я обрадовался. Значит — недалеко люди, и не татары — они сроду огородничеством не занимались, ели мясо и то, что можно собрать, не прикладывая особого труда — травы, коренья, фрукты с деревьев.
Теперь я шёл и крутил головой по сторонам, (боясь пропустить избы или людей, ведь жильё может оказаться далеко в стороне.
На моё счастье прямо но курсу вдалеке показалась изба. Через полчаса, запыхавшийся, я уже подходил к ней. И тут меня постигло разочарование — изба оказалась пустой, даже можно сказать — брошенной. Дверь сорвана и валяется рядом, на крыльце — толстый слой пыли и никаких следов пребывания людей. Рядом с избой — сарайчик, но никакого звука живности — не кудахчут куры, не гогочут гуси, не хрюкают свиньи.
Я осторожно зашёл в избу. Хозяева явно покинули его не по своей воле. Стол и лавка перевёрнуты, матрац — на полу, сундук открыт и пуст. В холодной печи нет даже сковородок или чугунков. И, к моему разочарованию, нигде никаких следов цивилизации в виде проводов, розеток, лампочек. Даже завалящей керосиновой лампы нет.
Я обшарил весь дом и не нашёл ничего съестного и никакого оружия — хотя бы и плохонького ножа.
Зато во дворе был колодец. Я достал ведро воды и напился. Если уж не поем, то хотя бы напьюсь.
Что делать дальше? Идти вперёд или ночевать здесь? Под крышей ночевать комфортнее, а если дождь пойдёт — укрытие. Но! Изба видна издалека, и коли хозяева её в спешке покинули или их заставили её бросить, то какая гарантия, что кто‑либо не нагрянет вновь?
