Наталья Шегало - Больше, чем власть
Магистр медлил, великодушно давая гостю время освоиться в новой обстановке. Гость явно нервничал. Усевшись в кресло, он застыл в неудобной позе, не зная, куда девать длинные руки с узловатыми, похожими на высохшие корни пальцами. Молчание затягивалось, напряжение нарастало, достигнув апогея тишины, пронзительной и неуместной.
— Господин Гауфман, — Магистр все же решил избавить гостя от дискомфорта и начал спокойным ровным голосом, стараясь не нервировать прибывшего взглядом в глаза, — мне сообщили, что вы обладаете важной информацией, которая содержит corpus delicti[1] и которую вы не рискуете доверить официальным каналам связи. И потому хотели бы передать ее лично руководству Ордена. Несмотря на краткость сообщенных вами сведений, важность этой информации заставляет меня лично и с глазу на глаз обсуждать с вами это дело. Любые данные о несанкционированных научных разработках, к тому же ведущихся под контролем правительства Земли, заслуживают тщательной проверки. Я не специалист и не берусь судить ни о специфике, ни о научной ценности, ни даже о возможных отрицательных последствиях этих исследований, но определить степень и уровень необходимой проверки и передать дело нашим экспертам я обязан. Приступим.
Но приступить гостю не удалось. Его гордость — ораторское мастерство, не раз помогавшее даже слабыми аргументами убеждать последователей и сокрушать в научных диспутах оппонентов, в этих серых стенах предательски изменило ему, как изменяет голос юному диссертанту в присутствии большой диссертационной комиссии. Хотелось прокашляться, но он боялся первого звука собственного голоса в этом гулком полупустом помещении. Представляя этот визит, он видел себя спокойным, убедительным, точно и без суеты излагающим свою позицию. Из последних сил сражаясь с приступом немоты, профессор ждал, что на неподвижном лице Магистра начнет проступать холодное удивление.
Магистр, однако, не умел удивляться. Он просто переключился с одного метода допроса на другой: не сработало так — сработает эдак. В самом деле, что удивительного? Приехал неврастеничный интеллигент, трясется и волнуется. Доносчиком ему быть противно, а стать соучастником ему не дали. И всем, включая его самого, ясно, что выдавать коллег властям противно и мерзко, но именно это он и намерен сделать, как только справится с не вовремя нахлынувшими эмоциями.
Хозяин кабинета и вправду решил, что проще будет самостоятельно заглянуть в кейс, чем добиться от визитера в его теперешнем состоянии вразумительного повествования. Скорее уж приехавший будет отвечать на конкретно поставленные вопросы. Поэтому Магистр, не колеблясь, уложил кейс перед собой и попросил профессора назвать шифр кодового замка. Внутри кейса в строгом порядке были выложены компьютерные диски. Магистр вытащил тот, что был пронумерован единицей, вставил в дисковод, пощелкал клавишами панели управления, включая голографический экран, и углубился в изучение длинного списка кораблей, пропавших в пространстве за последние сто лет. Через пару минут стало ясно, что весь первый диск содержал лишь обыкновенный отчет, каких по любой тематике тысячи. Если покопаться в статистическом отделе Ордена, там можно обнаружить куда более подробные сведения.
Не дочитав отчет до конца, Магистр на секунду выглянул из-за монитора, и едва различимая досада, почудившаяся профессору в этом взгляде, заставила гостя вновь нервно сжать пальцы и усилием воли подавить дрожь.
— С какой целью собирались данные о пропаже кораблей? — поинтересовался Магистр, продолжая просматривать отчет. — Насколько я знаю, это далеко от тем, заявленных к исследованиям в вашем институте.
Прежде чем заговорить, профессор все-таки прокашлялся:
— Данные запрашивались из Центра по чрезвычайным ситуациям в пространстве с целью отследить, какое количество кораблей исчезало, так сказать, в никуда, беспричинно, в абсолютно безопасных участках пространства. Подобные исчезновения, хотя их и нельзя назвать частыми, тем не менее дают возможность проследить некую логичную последовательность. Исчезают, как правило, пилотируемые корабли. Количество исчезновений беспилотных судов почти в пять раз меньше. Официально провозглашенная причина — человеческий фактор.
Первые несколько предложений дались тяжело. Профессор перевел дух. Его собеседник оказался хорошим психологом: теперь, когда профессор, наконец, решился заговорить, Магистр отодвинул защитную ширму экрана в сторону, чуть подался вперед, демонстрируя открытость и заинтересованность, и легко вошел в роль научного корреспондента, которому посчастливилось брать интервью у нобелевского лауреата. К месту пришлась и давняя страсть Магистра к мертвым языкам Земли.
— Очень интересно, — подхватил он с деловым энтузиазмом, — admitto[2]. Однако это — статичная картина. А последовательность, о которой вы упомянули, предполагает поступательное развитие.
«А он не глуп для военного, — подумал профессор, привычно переводя с латыни, — раз так быстро подхватил совершенно новую и незнакомую для себя тему. Впрочем, будь он глуп, он не сидел бы в этом кресле вот уже почти пятнадцать лет».
— Логическая последовательность заключается в том, что первоначально корабли просто исчезали безвозвратно. «Пропал с экранов радаров» — и все. Ни взрывов, ни вспышек, ни обломков. И как-то никто не интересовался данными о кораблях, которые пропадали из видимости радаров, а затем появлялись вновь. Это списывали либо на неисправности радаров, либо на проблемы со связью. Согласитесь, если корабль благополучно прибыл в порт назначения, никто не станет поднимать шум из-за того, что несколько часов с ним не было связи. Так вот, именно они — эти возвращения из ниоткуда — укладываются в определенную логическую схему.
Профессор на секунду замолчал, обвел глазами кабинет в поисках воды и продолжил:
— Первый этап — с кораблем теряется связь, корабль исчезает и не возвращается. Второй — корабль исчезает и через несколько часов появляется вновь, но — с мертвым экипажем. Причина смерти — остановка жизненных процессов при отсутствии внешних воздействий, как будто человека выключили. Третий этап — корабль возвращается, люди живы, но никто не заметил исчезновения. Все проходят необходимый медконтроль, карантин, все здоровы и нормальны, за исключением одного коллективного провала в памяти на несколько часов.
— И четвертый этап: кто-то что-то помнит? — попробовал угадать собеседник.
— Не совсем так. Но мы подошли как раз к тому, какие исследования проводятся в нашем институте.
Профессор сглотнул, прогоняя сухость в горле, и снова беспомощно обвел глазами полупустую комнату. Когда его взгляд вернулся к собеседнику, на столе уже стоял стакан воды, беззвучно выуженный Магистром неизвестно откуда. Профессор благодарно покивал, влил в себя долгожданную жидкость, с наслаждением подмечая первые признаки возвращающейся уверенности, и продолжил:
— Я начал с середины и потому мог несколько запутать вас. Хронологически же, так сказать, ab ovo[3] — он решил сделать приятное собеседнику, ввернув латинское выражение, — события развивались иначе. Около четырех лет назад в институт для прохождения карантина из Второго Лунного порта поступила штурман грузового рейсовика Лаэрта Эвери. Знаете, в наших портах врачи привычны ко всему — к ариайской чуме, к холере Зумма, к облучениям, вирусам, лишаям... Да что только не привозят из отсталых миров! Но анализ крови, полученной от одного из членов экипажа, заставил карантинного врача срочно связаться со мной. Он мой бывший, впрочем, посредственный ученик. Он был в большом затруднении и растерянности, стеснялся и думал, что я приму его за сумасшедшего. Я в то время возглавлял кафедру и несколько лабораторий и не отказал бы ему в совете.
Вы, наверное, знаете: послерейсовый медконтроль — рутинная процедура. Она включает всего несколько исследований: сердечная деятельность, функция внешнего дыхания, анализ крови и мочи. Детальное обследование проводится только при выявлении каких-либо отклонений. Я поначалу решил, что парень заскучал и решил напомнить о себе, попросить о месте в институте, например, — и отыскал такой нелепый предлог.
— И — анализы? — Магистр плавно подправил беседу в нужное русло.
— Да. Простите, я отвлекся. При общем анализе крови карантинный врач не нашел в крови Лаэрты Эвери гемоглобина! Эритроциты имели ядра, отмечалась выраженная тромбоцитопения... простите, — профессор запнулся, пытаясь хотя бы временно избавиться от привычки использовать специальные термины, — ... то есть количество тромбоцитов было резко снижено.
Он сделал паузу, ожидая реакции.
— Профессор, — подал голос Магистр, — Я понимаю, что этот анализ ненормален, но я не специалист, и вам придется объяснить, что это означает.
