Владислав Русанов - Рассветный шквал
Пахарь осторожно высунулся из зарослей орешника и прислушался. Рог зазвучал вновь. На этот раз совсем близко. Казалось, вот за этим леском. Вслед за пронзительной боевой мелодией послышался топот многих копыт, и из-за седловины холма, заросшего ясенями и буками, вылетел отряд в два десятка конников.
Судя по высоким медвежьим шапками и заплетенным в косички гривам коней это были гвардейцы-веселины. Не сдерживая стремительный бег скакунов, они мчались на юг, прямо к недопаханной полоске. Воины вырвались из жестокой схватки, о чем свидетельствовали измазанные кровью лица и рваные в ошметья бехтерцы. Многие потеряли в пылу схватки мохнатые огромные шапки с нашитыми стальными пластинами — предмет гордости личной гвардии короля Властомира. Когда кавалькада промчалась всего в какой-то полусотне шагов от схоронившегося земледельца, он хорошо разглядел измученных, взмыленных животных, с устало опущенными шеями.
В центре отряда, бережно поддерживаемый бородатыми телохранителями, скакал плечистый воин с лицом надменным и суровым. Нижняя губа была до крови прокушена от боли, терзавшей долгое время налитое звериной силой тело. Обе руки впились в переднюю луку богато изукрашенного седла — позор для прирожденного наездника-веселина.
Короля Повеси, благородного Властомира, оправдывала только глубокая колотая рана бедра, полученная в бою, из которого и пытались вывести его верные стражи. Но гораздо большую боль испытывал Властомир от нравственных страданий — необходимости бросить на поле боя свое войско и армию союзного ему Витгольда, скрюченного неизвестной хворью, но не бегущего прочь от схватки.
Упрямым движением головы Властомир отбросил назад заплетенные с двух сторон косички и зарычал в бессильной ярости, но даже не попытался перехватить повод у скачущего рядом воина.
Снова запел звонкий рог. На этот раз в его высоких металлических звуках ясно слышалась хищная боевая радость и жажда крови. Новый отряд всадников, подгоняя коней, появился на многострадальной ниве. В глаза сразу бросились потники из шкур барсов, мягкие кожаные стремена и особым образом перекрещивающиеся на лбу коней ремни уздечек. Пепельные волосы, выбивающиеся из-под крылатых шлемов, неестественно светлая кожа и высокие переносицы места для сомнений не оставляли. Мишень зависти и ненависти смертных. Сиды. И не менее трех дюжин. Их тонконогие, поджарые, воспаряющие в каждом прыжке над исходящей пряным духом землей, скакуны легко настигали отчаянно удирающих веселинов.
Предводительствовал погоней светлоусый, отличавшийся благородством осанки воин в посеребренной броне, не прикрытой сверху никакой одеждой, в коническом шлеме с золотой насечкой на распластавшихся по бокам соколиных крыльях. Без всяких сомнений — один из ярлов.
Селянин в ужасе затаился, стараясь не шевелиться и даже не дышать. Крупная дрожь сотрясала заскорузлые, как кора дуба, мозолистые руки.
Мчащийся несколько в стороне от основных сил перворожденный наклоном корпуса заставил коня еще больше отвернуть к зарослям орешника. Пахарь обмер, увидев нацеленный на него самострел и злые, холодные глаза безжалостного убийцы на миловидном, с припухлыми губами и округлым подбородком лице.
— Баба! — прошептал, обмирая, селянин.
В этот миг тяжелый бельт вонзился ему в глаз и заставил несчастного замолчать навсегда.
Сида, презрительно скривив рот, зацепила самострел за ременную лямку у задней луки и сплюнула на черную землю.
— Марух, салэх!
Презрительная кличка, пришедшая из седины веков, прозвучала подобно удару бича.
Тем временем окружение Властомира, верно оценив скорость погони, попыталось противостоять преследователям. Десяток гвардейцев отделились от своих товарищей и развернулись навстречу врагам. Длинные копья с желто-лазоревыми флажками Повесья позади граненых наконечников опустились для решающего удара. На светлобородых, покрытых потом и грязью лицах застыла решимость отчаяния.
Сиды не приняли предложенной им стычки лоб в лоб. Повинуясь взмаху кольчужной перчатки предводителя в золоченом шлеме, они рассыпались веером, занося легкие дротики — излюбленное оружие перворожденных. И все-таки трое преследователей попали под копейную атаку, то ли отвлекая на себя внимание людей, то ли не успев вовремя отвернуть разогнавшихся скакунов. Легкая кольчужная броня не защитила от каленой стали, с хрустом вонзившейся в теплую живую плоть. Неудачников, а быть может, героев вынесло из седел и бросило в разбитую копытами грязь. Предсмертный стон прокатился над полем, смешиваясь с боевыми выкриками живых. Гулко ударились грудь в грудь взмыленные кони.
В ответ пропели песню смерти дротики. Их остро отточенные жала вволю напились человеческой крови.
Закричали раненные. Молча рухнули наземь нашедшие быструю смерть. Покатились, наполняя стылый воздух жалобным ржанием, животные. Меньшая часть сидов стала хладнокровно уничтожать выживших после первого удара, а остальные, около двух дюжин, издав победный клич, помчались вслед за беглецами.
Как же хотелось им достать хотя бы одного из затеявших рознь королей! Раскосые глаза горели яростью и жаждой мести. И ненавистью к проклятым салэх.
Предводитель, запрокинувшись в седле, снова поднес к губам витой рог. Устрашающая в своей чистоте нота взвилась к серому небу.
Справа, из-за перелеска, отозвалась другая мелодия. Низкая, чуть хрипловатая и однообразная. Заставившая встрепенуться прощавшихся с жизнью веселинов.
Третья группа верховых — почти четыре десятка — появилась на поле боя. Вороные кони с мохнатыми гривами и короткими шеями, коричневые табарды с вышитыми оранжевыми языками пламени поверх вороненых кольчуг, полированные шишаки и крученые веревочные аксельбанты на левом плече каждого всадника.
Впереди отряда стремя в стремя мчались два молодых воина. Правый — с каштановой бородкой на юном лице — в нетерпении горячил скакуна шпорами, поигрывая мечом-полутораручником. Левый, в презрении к врагам не надевший ни шлема, ни даже подшлемника на гладко выбритый череп, сжимал в руке отзвучавший только что рог. Отставший на полкорпуса знаменосец нес вслед за ними штандарт — ярко-оранжевые полосы пламени на коричневом поле — цвета Трегетрена.
Теперь соотношение сил сменилось явно не в пользу перворожденных, но они даже не попытались спастись бегством. С отчаянием обреченных сиды выжали все, что могли, из своих коней и настигли Властомира. Вновь засвистели дротики. В ответ ударили копья веселинов, а потом заработали мечи.
— Марух, салэх! Сдохни, мразь! — Презрение и ненависть звучали в этом крике, бившемся над кровавой круговертью сечи, словно черный коршун. — Баас салэх!! Смерть мрази!!
С ним сливалось почти не произносимое имя предводителя сидов:
— Мак Дабхт! Мак Дабхт!
Люди рубились молча. Только хрипели в тесном, насколько позволяла конная схватка, кругу, защищая своими телами короля. И гибли один за другим, успевая все же разменять свою жизнь на одну-две жизни врагов.
Убившая земледельца сида потянулась за самострелом. Вытащила его из петли, зацепила крюком за переднюю луку и резким наклоном корпуса назад взвела. Вложила бельт в желобок и, продолжая скакать чуть в стороне от главной свалки, выцелила Властомира. Щелчок тетивы. Посвист и вязкое чмоканье. Стрела пробила грудь некстати вывернувшегося сбоку гвардейца. Воительница выругалась и потянулась за второй стрелой.
В это время трейги ударили по перворожденным с тыла. Умело и беспощадно. Полутораручник рассекал ветер и тела, кружась в крепкой руке. Бритоголовый, бросив в пашню рог, выхватил устрашающих размеров секиру и крушил ею направо и налево.
Лязг стали, хруст разрубаемых костей и крики сражающихся летели к небесному своду. Боевые кони, озверев от запаха свежепролитой крови, подобно диким зверям вцеплялись в шеи, бока друг друга, хватали зубами и сбрасывали с седел всадников.
Мак Дабхт был опытным воином и, когда пелена ярости, застилающая его взор, спала, верно оценил шансы на победу своего отряда. А точнее, понял, что таковых у него нет. Управляя конем одними коленями, он выхватил изящный серебряный рог, намереваясь подать сигнал к отступлению.
Не успел ярл поднести к губам мундштук, как вырвавшийся сбоку из свалки веселин с утробным рыком ударил его копьем в лицо. Узкое жало наконечника скользнуло по лбу и, оставив глубокую кровоточащую борозду, сорвало с вождя перворожденных шлем. Хлынувшая на глаза кровь вынудила сида схватиться левой рукой за лицо. Пока он пытался стереть горячую алую влагу, налетевший сбоку трейг шипастой палицей перебил сиду предплечье. Сила удара бросила Мак Дабхта на круп коню. Рог, выпавший из бессильно разжавшихся пальцев, полетел под кованые копыта.
Крик радости вырвался из людских глоток.
