Джефф Ровин - Смертельная битва
— Вовсе не так это было, — ответил высокий, хорошо сложенный юноша, нахмурившись еще сильнее.
— Да, — вздохнула она, — теперь я вижу, что безумие твое никак не меньше священной горы Ифукубе!
— Нет, тетушка, — возразил Кун Лао, потом взял в руку свисавшую на спину длинную свою косу цвета воронова крыла и поднес ее к глазам тетушки. — Скажи мне, что ты видишь?
Она как-то странно на него взглянула.
— Вижу… волосы моего сумасшедшего племянника.
— А еще что? — Он помахал перед ее лицом самым кончиком косы.
— Вижу, что в конце коса твоя перехвачена белой ленточкой вместо черной, которую ты обычно носишь. — Женщина пристально взглянула в глаза юноши. — Я не понимаю…
Он покачал головой.
— А я не могу объяснить.
Чен взяла руки юноши в свои и крепко их сжала.
— Зачем ты родился сыном своего отца, — воскликнула она, — одержимого любопытством и неуправляемого, не желавшего прислушаться к голосу разума?! Я потеряла его, потеряла и твоего дядю. А тебя терять не хочу!
— Ты меня не потеряешь, — заверил тетушку Кун Лао. — Мой отец был слишком вспыльчивым и торопливым, а я — нет. Разве не я говорил ему, чтобы он не смешивал те порошки и не поджигал смесь?
— Да, — согласилась женщина. — Но когда мы похоронили то, что от него осталось, разве не ты вернулся в горы за осколками тех же камней, а потом сложил их вместе и поджег?
— Так оно и было, — сказал юноша. — Но ошибка отца стала мне наукой. Тогда я уже знал, в какой пропорции их надо смешивать. И теперь наша деревня сможет защититься от любого врага. Монахи в храме Ордена Света больше не боятся нападений злых фанатиков и чародеев. Теперь мы сами стали колдунами! Ведь источник нашей силы — знание, а оно добывается дерзостью и отвагой.
Ласково коснувшись влажной щеки тетушки, вырастившей его после смерти матери, которая скончалась при родах его младшего брата Чана, Кун Лао повернулся и пошел было к двери. Но хрупкая женщина оказалась упряма. Не отпуская его руки, она уперлась подошвами сандалий в грязный пол, и юноше пришлось буквально волочить ее за собой. Он остановился.
— Тетушка Чен! — сказал он.
— Я не хочу тебя потерять! — закричала она, схватив племянника за плечо, и с силой потащила его назад, так что из ее седоватых волос, заплетенных в косу, выпало на пол павлинье перо.
Кун Лао вздохнул, поднял перо и вставил его в растрепавшиеся тетушкины волосы. Потом взглянул на хрупкую женщину, которая вцепилась в него мертвой хваткой. В стянутом с боков застежками белом свободном шелковом платье с длинными узкими рукавами она казалась еще меньше. Тетушка всегда одевала этот наряд, свое подвенечное платье, в день годовщины смерти мужа. Звали его Пайпу, он был сборщиком податей, и его до смерти забили в городе те, кто не хотел платить налоги правителю. Потом город был до основания разрушен в наказание за дерзость его жителей, но Пайпу это уже вернуть не могло.
Кун Лао и не думал бороться с хрупкой тетушкой, особенно в такой день. Однако то, о чем юноша узнал в деревне, настроило его на серьезный лад — пора было покончить со страхом. Для смертных наступала нрвая эпоха — теперь было уже недостаточно поклоняться алтарям, воздвигнутым в честь богов и воспринимать мифы просто как некую данность свыше. Слушать проповеди монахов в храме Ордена Света было уже мало.
— Тогда хоть поговори со мной, — сказала тетушка. — Расскажи, что заставляет тебя идти туда. Почему тебе мало общаться с богами у алтаря в храме?
— А если я тебе скажу, — спросил Кун Лао, — ты меня отпустишь?
— Я попытаюсь взглянуть на вещи твоими глазами, — ответила она, — и когда ты мне все расскажешь, обещаю… что не стану тебя удерживать.
Подумав над предложением тетушки, молодой человек кивнул.
Чен отпустила руку Куна, он повел плечами и распрямился в полный рост.
— Знаешь, тетушка Чен, я уверен, что на самом деле Тьен — лишь один из низших богов.
Круглое лицо женщины вытянулось, как капля туши под струями дождя. На какое-то время она даже лишилась дара речи, но потом сказала:
— Ты… ты и впрямь сошел с ума. Если такое услышат монахи, ты еще до заката солнца сможешь встретиться с душой твоего отца.
— Я так не думаю, — заявил Кун Лао. — Это откровение было ниспослано мне не случайно.
Юноша выглянул в окно на яркое солнце позднего утра и улыбнулся. Его ослепительно белые зубы сияли на фоне розоватых округлых щек, в больших карих глазах искрилась улыбка.
— На заре, — проговорил он мягко, даже почтительно, — закончив работу, я пошел на площадь узнать, что слышно нового. Около храма я нашел кусочек ткани, на котором было написано:
Он умереть не может, но и не создан жить.Огромен он, но Пан Ку способен все вместить.
Кун Лао взглянул на тетушку.
— Тебе раньше доводилось когда-нибудь слышать это имя?
Она отрицательно покачала головой.
— И я его никогда не слышал, — сказал юноша. — Но по пути домой понял, что не найду покоя, пока не узнаю, что такое или кто такой этот Пан Ку.
— К чему тебе знать об этом? — спросила тетушка. — Это может быть кто угодно… или что угодно. «Он умереть не может, но и не создан жить». Это похоже на ветки крепкого как камень дерева, которые люди иногда находят. Пан Ку, должно быть, имя человека, который их увидел, или селения, где их впервые нашли. А может, тот, кто сочинил эти стихи, хотел сказать, что Тьен старше, чем эти окаменевшие ветви.
— Ты всегда отличалась необычайной сообразительностью, — улыбнулся Кун Лао, — но у моей истории есть продолжение. Каждое утро я встречаюсь с девушкой-птичницей по имени Ли. Мы часто сидим с ней и беседуем на разные темы.
Лицо Чен просияло.
— Ли тобой интересуется?
— Наш интерес взаимный, — сказал Кун Лао с нетерпением в голосе, — но дело не в этом. Сегодня утром, прочитав эти стихи, я решил показать их ей. Но она их не увидела.
— Как это?
— Ткань, на которой они были написаны, казалась ей пустой. Она решила, что я просто хочу над ней подшутить, поэтому мы обратились к доктору Чоу, который проходил мимо, возвращаясь домой от больного. Он тоже увидел лишь чистый лоскуток ткани и стал горячо доказывать, что на нем нет ни одного иероглифа.
— Ни для кого не секрет, что доктор Чоу любит пропустить стаканчик-другой рисового вина, но ведь с тобой два человека не согласились.
— Нет, вином от него не пахло, — заметил Кун Лао, — но не в этом суть. Я не мог сам придумать это стихотворение. Оно было там написано.
Чен ненадолго задумалась, потом направилась к двери.
— Проводи меня до площади. Я сама хочу взглянуть на эту ткань.
— Тебе вовсе незачем туда ходить, — сказал юноша. — Ты ее уже видела.
Женщина застыла на месте и удивленно взглянула на племянника. Тот снова показал ей свою косу.
— Эта ленточка? — спросила она и коснулась рукой скатанной полоски материи, державшей волосы. Потом развязала ее, разгладила и внимательно оглядела кусочек ткани с обеих сторон. — Ли и доктор Чоу правы, — медленно произнесла тетушка. — Здесь ничего не написано.
— Да нет же, — продолжал свое Кун Лао, приглаживая рукой густые распущенные волосы, ниспадавшие на плечи, — и мне надо выяснить, что это значит… и почему только я вижу эту надпись.
Мягким жестом он взял кусочек ткани из рук тетушки, снова скатал его и завязал им волосы. Чен печально взглянула на племянника.
— Если ты уйдешь, — произнесла она, — я никогда тебя больше не увижу.
— Да не переживай ты за меня, матушка, еще увидимся, и не раз, — сказал он, назвав Чен самым уважительным именем, какое пришло ему на ум, чтобы выразить свое глубочайшее к ней почтение. — Я вернусь до исхода месяца.
— Тебя очень будет недоставать твоему брату.
— Мой братишка, — улыбнулся Кун Лао, — даже не заметит, что меня нет. Он будет слишком занят строительством бамбуковых мостов через ручьи и овраги.
— Her. Когда он вернется с Желтой реки и узнает, что ты ушел, очень опечалится.
— Но скоро утешится, когда придет время прокладывать канал в Ганьчжоу.
Гладя натруженными пальцами щеки и подбородок племянника, Чен плакала.
— Мальчик мой, зачем тебе знаться с богами? Или тебе мало твоей человеческой сущности? Пойди в поле на закате, ляг на спину и смотри, как садится солнце. Ухаживай за Ли, читай, смотри, как пробиваются новые побеги… Ты ведь любишь рисовать…
Кун Лао подошел к тетушке совсем близко.
— Мне хочется знать, как движется солнце и почему, а не любоваться закатом. А что касается всего остального, так любовь проходит и растения увядают. Краска картин тускнеет, а сами они стареют. Единственное, чем стоит владеть, это знания, и именно к этому надо стремиться.
