Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной (авторская редакция 2008 г.)
А теперь и война кончилась, и дежурство можно нести босиком и без трусов, старшие офицеры лупят друг друга по морде, как сопливые курсанты, а в бассейне кто-то член нарисовал. Адмирал уехал вниз на совещание. Единственное позитивное событие — то, что над контролем отражателей колдует новый старший техник — очень красивый мужик по фамилии Вернер. Такое у него лицо… Кошачье. «Зовите меня просто Энди, капитан». — «А вы будете звать меня Кенди, лейтенант? Энди и Кенди. А». — «Извините, капитан, я, кажется, допустил бестактность». — «Не берите в голову, лейтенант. Я просто хотела тонко намекнуть, что вы еще не свой на «Тушканчике». Получилось?» — «Получилось, капитан. Принял к сведению. Не сочтите за труд, отрубите питание вот здесь». — «Запросто… Энди». — «Спасибо, капитан».
Держится как ветеран. Лет примерно тридцать пять. Должен быть минимум капитаном, но всего лишь лейтенант. А на груди планка. Одна-единственная медаль. Четвертое на «Тушканчике» Пурпурное Сердце.
Ива рассеянно перелистнула на своем терминале несколько страниц женского романа (еще одно злостное служебное нарушение) и отвернулась к большому, во всю стену, обзорному экрану. В боевой рубке экран такой, что дух захватывает. А здесь, в ходовой, просто большой.
«Тушканчик» летел над Россией. Внизу не было огней, и легендарная страна выглядела с орбиты пугающей в своей безбрежности черной дырой.
В углу Вернер одной рукой выбивал команды на «доске» мобильного терминала, а другой перебрасывал контакты. Работал он красиво и явно с удовольствием. А еще красивее было то, как при каждом повороте головы скакал у него с плеча на плечо длинный, чуть не до лопаток, коричневый хвост, схваченный на затылке резинкой с кожаным черным бантиком. Волосы у Энди просто обалденные. Блестящие и холеные. Ива невольно залюбовалась ими, с сожалением подергала себя за челку и застыла, пораженная догадкой. На «Тушканчике» почти все мужики, едва война кончилась, начали отращивать такие же хвосты по моде средневековых аристократов. В знак протеста: мол, вы решили армию распустить, а мы тогда будем ходить обросшие и небритые. Но пока что хвостики у ребят были куцые. А вот Энди… Оказывается, мастер-техник лейтенант Вернер очень давно не был — в космосе. Как минимум — на боевых судах.
Ива как раз примерялась задать Вернеру какой-нибудь хитрый провокационный вопрос, когда в боевую рубку, шлепая босыми ногами, вошла Линда.
— Здорово, мать! — провозгласила она с порога. — Как жизнь половая?!
В отличие от Ивы, Линда сейчас не дежурила, но тем не менее оказалась в трусах. Правда, больше на ней не было совершенно ничего. Вернер бросил на Линду косой взгляд, неожиданно смутился и нырнул в свою машинерию аж по пояс.
— Жизнь нормально, — ответила Ива, исподволь разглядывая Линду и прислушиваясь к странным ощущениям внутри. У Ивы не было гомосексуального опыта, и она не хотела признаться себе, что крупная и сильная белокурая Линда волнует ее. Ива вдруг представила, как эта тяжелая полная грудь с коричневыми сосками ложится ей на живот, большой жадный рот по очереди заглатывает целиком ее маленькие острые груди, сильная рука широко раздвигает колени и властные пальцы ударом, толчком входят в нее… Чтобы отогнать видение, пришлось зажмуриться и помотать головой. Конечно, в реальности ничего подобного случиться не могло, да Ива этого и не хотела. Но от Линды сейчас шла такая мощная волна сексуальных эмоций, что не поддаться ее настроению было просто невозможно.
— Ты чего морщишься? — спросила Линда. — Нездоровится?
— Да нет, — отмахнулась Ива. — Первый день. Грудь побаливает и вообще…
— А-а… Соболезную. Прими таблеточку.
— Уже. Ты-то как, подруга?
— Мне таблетками не поможешь, — заявила подруга. — Вниз пора. Трахаться.
Вернер, который в этот момент осторожно выползал, пятясь, из недр контрольного пульта, крепко стукнулся затылком и что-то неразборчиво буркнул. Линда хищно уставилась на его ягодицы и машинально почесала зад.
— Ну потерпи недельку, — сочувственно вздохнула Ива. Они были с Линдой в одной смене и через восемь дней отправлялись вниз, то есть на Землю, на отдых и тренировочные курсы. В мирное время служба на кораблях группы F шла двухнедельными циклами. Четырнадцать дней наверху, сутки на пересменку и тринадцать дней внизу. И наверху было по большей части не до мыслей о сексе. Да и модель отношений между астронавтами исторически сложилась не та. Экипаж — семья. Братья и сестры. Все друг друга любят, берегут, пылинки сдувают. Безобразия на судах группы F стали отмечаться совсем недавно. Армия переживала глубочайший кризис, и людям приходилось нелегко.
— Через недельку как раз у меня месячные начнутся, — объяснила Линда. — Ну ладно, подруга. Вижу я, ты в порядке. Неси службу. Пойду, что ли, изнасилую кого-нибудь… — она крепко хлопнула Иву по плечу, цыкнула зубом в сторону притихшего в углу Вернера и, демонстративно вихляя бедрами, покинула рубку. Вернер уткнулся носом в монитор и деловито застучал по «доске». Ива любовалась его прической. Потом вдалеке Линда заорала: «Здорово, отец! Как жизнь половая?!» Раздался хохот и звучные шлепки по голому телу.
— Насколько я знаю, на круизерах положен по штатному расписанию психолог, — сказал вдруг, не отрываясь от работы, Вернер.
— Он только что был здесь, — ответила Ива равнодушно.
Вернер обернулся и поглядел на Иву в легком изумлении.
Ива заметила, какие у него красивые глаза, и потупилась.
— Однако! — пробурчал Вернер.
— Она с нами всю вторую марсианскую кампанию прошла, — заметила Ива. — Ей буквально цены нет. Между прочим, Линда — капитан.
— Кстати о второй марсианской, — сменил тему Вернер. — Я все хотел спросить… Откуда у вас Пурпурное Сердце, капитан?
— Воевала, — ответила Ива неожиданно сухим тоном. Ей даже стало немного стыдно. — А у вас, лейтенант?
— Болел, — отрезал Вернер и вернулся к работе. «Обиделся, — подумала Ива. — Ну и дурак». Она снова отвернулась к экрану. В поле зрения показалась чудовищная туша висящего на геостационарной орбите мегадестроера «Джон Гордон». Ярко-белую букву F, красующуюся на его необъятном черном брюхе, снизу можно было разглядеть в бинокль. С помощью этой буквы «Гордон» выполнял значительную часть своей работы: напоминал, кто в мире хозяин. Увы, марсианские колонисты в своей безумной гордыне позабыли, что, имея бомбер над головой, лучше быть смирными и послушными. А потом их пример заразил Венеру. И тогда бомберы перестали запугивать и начали бомбить.
Маленький «Тушканчик» на фоне «Гордона» выглядел этакой блохой. Но только выглядел. Потому что на «Тушканчике» (он же «Муад-Диб», он же «наш Махди», а то и просто «старина Пол») держал флаг командир группы F адмирал Рашен. А сам «Тушканчик» значился в реестре Адмиралтейства как круизер серии 100 «Пол Атридес».
По идее, Рашен должен был ходить именно на «Гордоне» или на другой аналогичной дуре серии 105. Но после одного прискорбного инцидента Рашен поклялся до пенсии летать на круизере, а слово его было крепко. Поэтому на «Гордоне» разместился контр-адмирал Задница со своим раздутым штатом планировщиков, аналитиков и прочих штабных писарей. А Рашен скакал на «Тушканчике» с его тесными каютами, минимумом удобств, небольшим экипажем — и не жаловался. Корабль, приспособленный ко входу в атмосферу, его вполне устраивал. Однажды такой круизер, «Лок фон Рей», спас ему жизнь. Это случилось еще в первую марсианскую кампанию, Рашен был капитаном, и на «фон Рее» он нырнул в Юпитер.
Дежурная смена тогда проворонила врага. Тот самый злосчастный бэттлшип «Энтерпрайз», на котором Ива билась о Фобос и который хронически всю войну переходил из рук в руки, зажал «фон Рея» на траверзе Юпитера. Обложил самоходными минами, выпустил целое крыло[2] файтеров на перехват, отжал к поверхности и начал расстреливать. Деваться было некуда. Рашен спикировал в атмосферу и тонул в ней до тех пор, пока висящие у него на хвосте файтеры не начало плющить, как консервные банки. Месяц «фон Рей», кряхтя и стеная, провисел в жуткой пузырящейся каше, под многократной перегрузкой и на пределе своей прочности. Корабль пытку выдержал. Но здорово поломался экипаж. Того и гляди тебя раздавит, ты лежишь в полуобморочном состоянии и едва-едва дышишь, а где-то наверху барражирует здоровенный бэттлшип. И так день за днем. Относительно нормальными людьми вышла из этой передряги от силы дюжина, во главе, разумеется, с несгибаемым Рашеном. Тех, кто начал трогаться рассудком, доктор накачивал депрессантами и заставлял уснуть. Сам доктор на двадцать восьмые сутки застрелился, потому что медикаменты у него вышли, а психика тоже истощилась, и он решил, что больше никому здесь не нужен. А на тридцатый день «фон Рей» всплыл, как субмарина, шарахнул «Энтерпрайзу» по отражателям и к чертовой матери все их разнес. Обошел потерявшую ход махину по широкой дуге и рванул на базу. Рашен сдал в психушку экипаж, получил звание коммандера, Медаль за Наглость и новенький, с иголочки, «Эрик Джон Старк», систершип «Гордона». Но у Рашена после Юпитера в одночасье поседели виски. И на мегадестроер он не пошел. Потому что этот корабль мог сделать непригодной для жизни планету земного типа, но был не в состоянии войти в сколько-нибудь плотную атмосферу. А зачем нужны плотные атмосферы, Рашен сам уяснил и другим рассказал.
