Kиpилл Бенедиктов - Антитеррор 2020
Вокруг Сестер все время крутилась пара-тройка шестерок, не расстававшихся с ножами, но зловещая тень зама по режиму охраняла Сестер куда надежнее. Связываться с троицей, плевавшей на дисциплину Эль-Хатуна, выходило себе дороже, поэтому ненависть к Сестрам была всеобщей, но бессильной. С тем же успехом можно было ненавидеть часовых, стоявших на вышках по периметру окружавшей лагерь стены, хотя часовые не вмешивались в жизнь заключенных и не подвергали их изощренным издевательствам.
— Они тебя не забудут, — предупредил Али Хачкая. — Будут цепляться при каждом удобном случае, пока не спровоцируют на драку. В лучшем случае снова попадешь в лазарет, в худшем — сам понимаешь, что с тобой сделают…
Ардиан посмотрел на него таким взглядом, что у Али волосы на макушке непроизвольно встали дыбом.
— Это я их не забуду, — коротко ответил он. Али усмехнулся, но разговор продолжать не стал. Уж очень ему не понравились глаза новичка — темные и пустые, как пистолетные дула.
Через два дня Сестры лишились Халида.
Халид, выполнявший в лагере необременительные обязанности кладовщика, сидел под навесом в старом кресле-качалке и наблюдал за погрузкой смотанных бухт кабеля в грузовые фуры, отправлявшиеся в Яффу. Погрузкой занимались двенадцать человек, Ардиана среди них не было. Рядом с креслом Халида стояло цинковое ведерко с холодной водой, в котором охлаждалось пиво «Саккара» — четыре бутылки.
Бригадир грузчиков рассказывал потом, что Халид потянулся за бутылкой, подцепил крышку ороговевшим каменным ногтем, сорвал ее, приложился к горлышку и сделал большой глоток. В следующее мгновение глаза у него вылезли из орбит, лицо стало похоже на вареную свеклу, пальцы разжались и выронили бутылку. Она упала на бетон и разбилась. Халид попытался встать, но покачнулся, захрипел и вновь упал в кресло. Грузчики с криками разбежались, причем никому из них почему-то не пришло в голову позвать врача.
Позже выяснилось, что Халид хлебнул уксусной эссенции и сжег себе пищевод. Жизнь ему спасли, но к Сестрам он больше не вернулся — как инвалида, его перевели в оазис Урм-Шадуф, где влачили жалкое существование туберкулезники, прокаженные и больные ВИЧ-инфекцией. Как уксус попал в закрытую пивную бутылку, так и осталось загадкой. Толстый Фред провел расследование, в результате которого удалось установить, что эссенцию украли с лагерной кухни. Иных результатов расследование не принесло, и единственным наказанным за инцидент с Халидом оказался повар — впрочем, наказали его достаточно формально, поскольку даже Фред понимал, что он здесь ни при чем.
В бараках, разумеется, циркулировали разнообразные слухи. Али словно в шутку спросил Ардиана, не его ли это работа, но Ардиан только спокойно взглянул ему в глаза и выразительно промолчал. После памятной беседы в лазарете он старался говорить как можно меньше. Получалось вроде бы неплохо — выяснилось, что молчание порой может быть весьма красноречивым.
— Да это я так, — хохотнул Али. — Не бери в голову. Никто на тебя и не думает…
Но он ошибался. По крайней мере один человек в лагере догадывался, кто расправился с Халидом. Это был Дауд.
Дауд работал в ремонтных мастерских на южной окраине лагеря Эль-Хатун. Ардиан попал туда случайно — в тот день их бригада работала на рапсовых полях, и бригадир послал его и Салеха за насадками для мотоплуга. В мастерских стоял ужасный грохот и пахло горячим машинным маслом. Полуголые потные люди сновали между полуразобранными, похожими на выпотрошенных железных зверей механизмами, перекрикиваясь друг с другом на непонятном Ардиану наречии. Никто не обращал на Ардиана и Салеха никакого внимания, и они бесцельно шатались по мастерским, пока не наткнулись на Дауда.
Старик стоял за новеньким поблескивающим станком и сосредоточенно вытачивал какую-то деталь. На нем был чистый голубой халат, придававший ему сходство с хирургом во время операции. Длинные седые волосы Дауд аккуратно заправлял под черную, расшитую серебром шапочку.
— А, сосед! — приветствовал он Ардиана. — Зашел навестить или по делу?
Ардиан объяснил.
— Рапсовые поля? — фыркнул Дауд. — Вот уж занятие для молодого сильного парня. Не хочешь ли пойти ко мне в подмастерья? Мне как раз не хватает пары рабочих рук.
Ардиан пожал плечами:
— Да я с удовольствием. Но ведь нужно же, чтобы меня отпустили. Администрации такая самодеятельность не понравится…
— Об этом не беспокойся. Главное, чтобы мне понравилось, как ты работаешь. А ну-ка, вставай к станку, покажи, на что ты способен.
Ардиан видел металлообрабатывающий станок первый раз в жизни и, естественно, ничего делать на нем не умел. Но Дауд вроде бы остался доволен его жалкими попытками, и через два дня бригадир действительно объявил Хачкаю, чтобы он уматывал с рапсовых полей и поступал в распоряжение старого Дауда.
Лагерь Эль-Хатун состоял из двух больших секторов, или кварталов, — мужского и женского. Кварталы разделял высокий забор из бетонных надолбов, между которыми в три слоя была натянута частая сетка. Поверх сетки шла полоса из перекрученной проволоки с шипами — Али сказал Ардиану, что она называется «спиралью Бруно». Осатаневшие без женщин обитатели мужского квартала время от времени пытались штурмовать забор, но каждый раз цеплялись за эту спираль, оставляя на шипах клочья одежды, а порой и куски окровавленной плоти. Обычно таких искателей приключений снимали с забора охранники, разъезжавшие по лагерю на машинах с выдвижными лестницами. Дважды зацепившимся удавалось свалиться вниз самостоятельно, и только один раз огромный негр по прозвищу Дядя Том ухитрился перелезть через спираль Бруно и триумфально приземлился на территории женского квартала. Триумф его оказался абсолютно бессмысленным, потому что через две минуты Дядю Тома схватили все те же охранники, нашедшие нарушителя по кровавому следу. Славу, однако, Дядя Том снискал громкую, и некоторое время в лагере разговоры велись в основном о его подвиге.
Чтобы прекратить этот беспредел, Толстый Фред, которому уже поднадоело гонять машины с охранниками вдоль Стены Плача, как в шутку называли забор обитатели лагеря, велел Сестрам заняться его патрулированием. Понятно, что ни Мустафа, ни Тоби сами ничего патрулировать не собирались, для того у них имелись шестерки. Одна такая шестерка, хитрожопый сириец по имени Дала, зашел однажды вечером в барак Ардиана и громогласно объявил: с этого дня каждый, кто будет замечен праздно шатающимся вблизи забора, будет безжалостно бит Сестрами, а того идиота, у кого хватит ума на забор залезть, Сестры незамедлительно превратят в девочку.
— Все ясно, ослиные задницы? — презрительно спросил Лала, сплюнул и удалился, не дожидаясь ответа.
Ослиные задницы засовещались. С одной стороны, многим хотелось посмотреть, как Лала и даже сами Сестры попробуют поднять руку на Дядю Тома, который — в чем никто не сомневался — снова полезет через забор, как только его выпустят из карцера. С другой, Дядя Том был взрослым, а Лала пришел в барак к молодежи. Какие угрозы Сестры приберегли для взрослых обитателей лагеря, никто не знал.
— Ну и че нам теперь делать? — спросил туповатый Салех. — Этот Лала — вахид ал'пазадик, конечно, я его одной рукой сломаю… но с Сестрами ссориться неохота…
Али, Омар, Салех и Ардиан сидели в так называемой комнате отдыха — маленьком душном помещении с древним телевизором и четырьмя рядами жестких пластиковых кресел. Раз в неделю телевизор подключали к антенне, и тогда обитатели барака собирались в комнате отдыха, чтобы посмотреть какую-нибудь тупую комедию, обязательно предваряемую получасовой проповедью шейха Мухаммада ал-Файзала. Шейх был обладателем окладистой черной бороды и неестественно румяных щек. Проповеди его в основном сводились к необходимости примирения мусульман с другими «людьми Книги» — христианами и иудеями, и беспощадной критике учителей, призывающих к джихаду меча. Ардиан к излагаемым шейхом идеям относился совершенно равнодушно, как, впрочем, и к религии в целом, но среди обитателей барака находились и те, кого проповеди ал-Файзала приводили в бешенство. «Это не настоящий шейх! — горячился Танзим-очкарик, до лагеря учившийся в медресе. — Настоящий мусульманин никогда не будет говорить таких вещей! Это актер, которому платят американцы! Братья, не слушайте его, не верьте лживым словам!» Но даже Танзим при всей его непримиримости не мог избежать еженедельных проповедей ал-Файзала, поскольку посещение телесеансов в лагере считалось мероприятием режимным.
Поскольку большую часть времени комната отдыха пустовала, именно ее облюбовали для своих посиделок старшие барака — Али и Омар. Компанию им составлял доверенный телохранитель Салех, а после инцидента с Халидом Али стал звать с собой и Ардиана. Тем самым Ардиан, не прикладывая к тому ни малейших усилий, возвысился до уровня правящей верхушки, пусть даже в пределах одного отдельно взятого барака.
