Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк
Он так и пошел с берцем в руке. План оставался прежним. Хотя составляющие его рухнули и он уже просто висел в воздухе без подпорок, Гриф продолжал его придерживаться, потому что, кроме этого плана, у него ничего не осталось.
К вечеру он вышел к лагерю, где положил Пистона и еще одного грача. Этих тоже поели и растащили, но частично. Приближаясь к поваленным деревьям, сталкер заметил юркнувшего в заросли небольшого зверька, похожего на тушкана. Следов было не так много, как в овраге, и в основном мелкие. Забирая ранец с брандспойтом, сталкер подумал, что чем глубже он заходит в мертвый лес, тем целее трупы. Вспомнились нетронутые тела у вертолета.
Он проверил баллоны, целостность пиропатронов, после чего закинул легкий пехотный огнемет на плечо и двинул дальше. Несомненно огнемет, хранящийся в МИ-8, был лучше, но Гриф не знал, сколько осталось в нем горючей жидкости после сражения с дымной тварью и случилось ли оно вообще. Сомнения на этот счет были связаны с Авигайль. Получалось, Додик с напарником ее повстречали. Она вполне могла отвлечь туман, как вариант, открыв дверь в лабораторию и мышиную комнату, а сама с научниками уйти безопасным ходом.
Кроме огнемета, на месте катастрофы Гриф рассчитывал забрать у ЧД ключ-карту от дверей лаборатории и робота. Если бы баллоны МПО-50 оказались пустыми, то он так и поступил, кроме того, прихватил бы еще несколько железных колб с ошейников собак.
Но раз есть огнемет, второй, даже лучший, ни к чему. Время, которое отсчитывал его биологический будильник, ни на миг не останавливалось.
Не проходящая, тянущая боль в боку заставила сталкера вспомнить о запасах обезболивающего. Капли Болотного доктора закончились еще в берлоге на второй день похоронной трапезы, и теперь он обходился «синтетикой».
Рак, пожирающий поджелудочную, больше не скромничал. Каждые четыре часа Гриф глотал трамал и в последний прием был вынужден увеличить дозу. Сонливость, заторможенность стали непроходящей побочкой. Он был легкой добычей, а если прибавить неповоротливость в экзоскелете, то, вообще, сарделькой на шпажке. В пользу полумертвого сталкера играл сам лес. Малое количество, почти отсутствие хищников и аномалий были той светлой полосой, что называется фартом.
Гриф перестал есть и только пил. После попытки подкрепиться сухарями его вытошнило. Спутанность сознания размывала границы реального. Сталкер знал, что противостоять смертоносному туману он не сможет. У него нет той силы, которой наградил когда-то Федорыч. Дымная тварь распотрошит, выпьет его без заминки и с превеликим удовольствием.
Он стороной обходил поганые места, утыканные черными деревьями, заселенные клешнятыми тварями и туманом.
Гриф заночевал под корнем вывороченной ели. Отключился сразу. Спал крепко, но беспокойно. Временами боль холодным клинком вспарывала глубокие опиоидные сновидения. Милейшие люди, большие квартиры, машины расползались в разные стороны, как оплавленная кинопленка, оставляя один на один с зубастой тварью, поселившейся в его правом подреберье.
Он просыпался со стонами, в полуобморочном состоянии, не открывая глаз, глотал таблетку, запивал и лежал, скрючившись, ожидая облегчения. Оно приходило, и тогда сталкер заворачивался в мягкий сон, словно в мамину оренбургскую шаль из козьего пуха. Эти ощущения он помнил из далекого детства, как и песню мягким, добрым маминым голосом: «Ласковое солнце покатилось прочь. В темно-синей шали опустилась ночь. Наш старинный город, спи и отдыхай. Засыпают дети, баю-бай…»
Любой хищник мог подкрасться к сталкеру, не особо осторожничая, обнюхать и даже приступить к его поеданию. Вряд ли бы Гриф понял, что происходит. Сон ли это дурной либо правда беда пришла. Он впервые за время пребывания в зоне полностью отдал жизнь в руки провидению.
Глава 36. Конец пути
«В зоне каждый день может оказаться судным, - кто это сказал? - не мог вспомнить плетущийся по лесу сталкер с берцем в руке. Он крепко его сжимал в пальцах, словно боялся потерять. - Мы все, когда сюда приходим, одной ногой уже встаем в могилу. М-да, в могилу. К тому же меня там уже похоронили, - усмехнулся Гриф, - и я сам. Даже поминки справил. В долг живу, блин горелый».
На небольших полянах, плешинах он уже не ускорялся, двигался вялым шагом. Экзоскелет приумножает мышечное усилие, но не рождает движение.
Гриф обогнул черный лес, не повстречавшись с туманом. В четыре часа пополудни следующего дня он вышел на опушку. Перед ним лежало изрытое взрывами, траншеями, дотами, землянками поле, оказавшееся когда-то ристалищем кровопролитных сражений. Здесь пролегал рубеж между расширяющейся зоной и первым кордоном. Теперь эта граница сдвинулась далеко на восток. Вряд ли кто из сталкеров добирался сюда с тех пор. Гриф подумал:«А не мог ли этот самый туман быть детищем человеческим и охранять эти самые территории, бункер там, лаборатории всякие от любопытных глаз?» Мысль, одна из немногих, которые прорывались сквозь опиоидное одурение, показалась ему вполне разумной. «Действительно, почему именно здесь, а нигде в другом месте, нет ни клешней гребаных, ни аэрозольного гада, ни угольных деревьев? А? Что здесь такого запрятано?».
Он стоял несколько минут, вертел головой, осматривая большие пространства, выискивал земляную насыпь. Сталкер ожидал увидеть ее слева, но ошибся. Обходя стороной черный лес, он забрел далеко за бункер, и теперь через бинокль тот виднелся справа от него небольшим возвышением.
Гриф сбросил ставший ненужным огнемет и пошел по окраине леса, по изрытому полю. Иногда перепрыгивал через траншеи, вскарабкивался по насыпям, преодолевал котлованы и глубокие рвы. Хмурый, унылый день,такой же, как вчера, и позавчера, и позапозавчера, тащился за сталкером жалкой дворнягой. Грязное, в разводах, небо, как его месяцами не стиранная наволочка, низко висело над зараженной землей. Под его гнетом Гриф ощущал себя проклятым, обреченной букашкой, опарышем на гниющем, искалеченном мутациями теле зоны.
«Сколько сталкеров здесь сгинуло? Не все же они были безнадежными маньяками и рецидивистами? - задавая этот вопрос, Гриф подвергал сомнениям свою теорию о притяжении и заповеднике. Первым, кто начал рушить ее незыблемость, был Ява. Он являлся тем исключением из немногих, кого в зону загнали обстоятельства. Вспомнился романтик Замбезис и второй с ним парнишка, имя которого вылетело из головы. Вспомнилось еще несколько сталкеров, коих трудно заподозрить в мерзопакостях. Тот же Мамай, который не продался Гейгеру за три куска зелени. - Что же зона такое? - вопрошал сталкер, сбитый с толку, сошедший с привычной тропинки самооправдания. Стресс-тест? божье испытание? кара? искупление? отстойник? карантин? отсеиватель? тайная лаборатория?».
Он провалился. Замутненным сознанием не сразу
