Василий Головачев - Человек боя. Поле боя. Бой не вечен
Крутов невольно огляделся вокруг, словно надеясь увидеть их поблизости, очнулся и нырнул в люк, где его ждала пришедшая в себя Мария.
– Господи, как я испугалась!.. Где мы?
– Все в порядке, уходим. Как себя чувствуешь?
– Какой-то странный прилив сил… словно меня кто-то подпитал энергетически…
– Здесь был Тигран.
– «Серый»?!
– Он забрал Умара, наверное, и тебе помог.
Бронетранспортер сорвался с места, прорвал сетчатое ограждение взлетно-посадочной площадки и устремился вдоль берега озера к темной башне колокольни. Он был уже на опушке леса, когда опомнившаяся охрана наконец открыла по нему огонь: борт и задник машины отозвались дробным грохотом от попаданий крупнокалиберных пуль. Затем грохот стих, БТР вышел из зоны обстрела. И в это время кружащие над лесом вертолеты открыли огонь по берегу озера из пушек и ракетных установок.
И ВОЗМЕЗДИЕ СО МНОЮ…
Неизвестно, каким образом Георгию удалось приковать внимание пилотов вертолета к «Газели», но факт оставался фактом: грозная боевая машина, получившая меткое название «крокодил», начала охоту за грузовичком, и остальным «диверсантам» во главе с Ираклием и Панкратом хватило времени, чтобы вывести из здания лаборатории детей, среди которых, к счастью, оказались и Антон с Настей. Обезумевший от радости Панкрат не хотел выпускать их из рук, прижимая обоих плачущих детей к груди, но требовалось его участие в отражении атаки охранников, группа которых появилась как из-под земли, что, впрочем, было недалеко от истины, и он поручил заботиться о детях Петру Качалину, назначенному главным эвакуатором.
Полковник ветлужской милиции не возражал, понимая, что самая важная часть операции еще впереди, и повел детей через лес к южному берегу острова, сопровождаемый своим подчиненным, легко раненным в руку, и парой Корнеева. Ираклий и Панкрат остались прикрывать их отход, помня, что им еще предстоит неизвестно каким способом найти Крутова с Марией и помочь обоим выбраться из подземелий базы.
Минут пять в свете разгоравшегося пожара – запылал второй этаж «клиники» – они отбивали атаки дюжины «киборгов», уложив половину из них и держа на расстоянии других, и в это время к месту боя подоспел бронетранспортер с эмблемой Легиона на броне, заходя по дуге к развалинам, где устроились Федотов и Воробьев.
– Уходим, – сквозь зубы процедил Панкрат. – Эх, будь у меня гранатомет!..
– Наши еще не успели уйти далеко, придется побегать.
– Тогда разделимся, ты вправо, я влево…
И в это время БТР произвел маневр, какого от него не ожидали ни оборонявшиеся, ни легионеры. Он прикрыл корпусом остатки каменной кладки, за которыми укрылись «диверсанты», развернул башню с пулеметом в сторону горящей лаборатории и дал длинную очередь, укладывая охранников на землю. Затем на броне показался человек, спрыгнул на землю, подал руку второму, оказавшемуся женщиной, и оба они припустили к развалинам, буквально пролетев, как на крыльях, три десятка метров.
Это были Крутов и Мария.
Ираклий и Панкрат вскочили. Все четверо обнялись от избытка чувств и опомнились от деликатного покашливания за спинами.
– Вы сейчас представляете отличную мишень, – сказал неизвестно откуда появившийся Георгий.
Словно услышав его слова, над лесом появился вертолет с хищно опущенным носом. Дал залп по горящей лаборатории, довершая ее разрушение, и повернулся к бронетранспортеру.
– О черт! – опомнился Панкрат. – К лесу, быстро!
Они бросились бежать к недалекой стене леса и едва успели спрятаться за деревья, когда вертолет выпустил ракету по БТР, превращая его в факел.
– А где Георгий? – спохватился Ираклий.
– Догонит, бежим дальше, этот проклятый «крокодил» не отстанет, пока не израсходует весь боезапас.
– Секунду, – бросил Крутов, возвращаясь и выглядывая из-за толстого ствола сосны на площадь с «клиникой».
Остальные последовали за ним и успели увидеть, как из развалин выметнулась вверх дымно-огненная струя, вонзилась в фонарь вертолета, и в воздухе вспыхнул грохочущий смерч взрыва. Вертолет клюнул носом, косо пошел вниз и врезался в землю неподалеку от прятавшихся в лесу людей. Второй взрыв, гораздо мощнее первого, разметал осколки боевой машины в радиусе сотни метров, высветив угрюмый ночной пейзаж и низко летящие тучи.
Георгий появился, как всегда, неожиданно, сказал негромко в спины спрятавшихся от взрыва соратников:
– Чего ждем?
Панкрат оглянулся, выругался сквозь зубы, проворчал:
– Предупреждать надо, Витязь. Где ЗРК нашел?
– Это неважно, – вмешалась в разговор Мария. – Надо немедленно догонять детей и готовить переправу на материк. Сил у хозяев еще достаточно, чтобы не выпустить нас живыми с острова. Нужен катер.
– Здесь должна где-то быть лодочная станция…
– У пристани стоит пара катеров, – сказал Георгий. – Я могу увести один.
– Одного катера будет мало на всю компанию. – Ираклий шагнул к нему. – Я с тобой.
– Хорошо, – благодарно посмотрела на Федотова Мария. – Разбежались в разные стороны. Мы к детям. – Она направилась было в лес и остановилась, заметив, что Крутов остался на месте. – Егор, в чем дело?
– Я возвращаюсь на базу, – ровным голосом проговорил Крутов.
Остановились и остальные, с недоумением и недоверием оглядываясь на него.
– Ты что, полковник? – хмуро осведомился Панкрат. – Крыша поехала? Охренел? – Он посмотрел на Марию. – Извините…
– Вы справитесь и без меня, – продолжал Крутов. – К тому же свое основное задание я выполнил – вывел Сопротивление на «серого» мага. Не так ли, Ходок? А эта база существовать не должна. Не знаю, как Директору удалось выжить после нашего с ним… контакта, но жить он не должен!
– Ты не пройдешь один и полпути…
– Я знаю, где расположен арсенал базы и как туда пробраться, остальное дело техники. Уходите.
Егор повернулся, чтобы исчезнуть в темноте, но Мария кинулась к нему, вцепилась в руку.
– Нет!
Крутов обернулся. Несколько мгновений они стояли лицом к лицу, прекрасно видя друг друга в ночи, потом Мария обняла Егора и поцеловала так, что у него закружилась голова.
– Никогда больше этого не делай! – сказал он, с трудом отстраняя женщину, повторяя ее слова. – Передай Лизе, пусть ждет. Я вернусь.
– Ты знаешь, что она ждет ребенка?
– Что?! Откуда ты…
– Знаю. Может быть, все-таки не станешь рисковать?
Крутов несколько мгновений не сводил изумленно-недоверчивого взгляда с лица Марии, отступил.
– Я вернусь.
– Я пойду с тобой…
– Только мысленно.
– Ты все-таки слишком самоволен, чтобы стать Витязем.
– Значит, я им никогда не стану.
– Пожалуй, я тоже пойду с ним, – сказал вдруг Георгий. – Он прав, эта база не должна существовать. Кстати, ее не обязательно взрывать, достаточно затопить, взорвав центральную шахту над островком посреди озера. Но до этого мне хотелось бы покопаться в компьютере Директора, ознакомиться с подпрограммой.
– С какой программой? – не понял Ираклий, переживая острое чувство ревности и грусти; он вдруг почувствовал себя лишним.
– Существует карта стратегических интересов Реввоенсовета, как часть общей Программы изменения реальности. Ее надо извлечь.
– Если только Директор не уничтожил файлы из предосторожности.
– Дойдем – посмотрим.
– Вы оба психи… – пробормотал Панкрат. – Но я слеплен из того же теста. Я с вами.
– Тогда пойдем все вместе, – хладнокровно констатировал Ираклий. – Маша, догоняй наших одна, только будь осторожна.
– Нет, полковник, – покачал головой Крутов, – ты пойдешь с ней. На тебя теперь ложится ответственность за судьбу детей, и ты единственный, кто может довести дело до конца.
Ираклий открыл рот, чтобы возразить, но он был профессионалом и знал, что Крутов прав.
– Хорошо, я остаюсь.
– Спасибо, дружище, – сунул ему ладонь Панкрат. – Я твой должник. Доведи детей… – Он не договорил, махнул рукой и отошел.
– Ни пуха…
– К черту!
Георгий, Крутов и Воробьев исчезли в ночи, как призраки, всхлипнула вдруг Мария, опускаясь на корточки, пряча лицо в ладонях. Ираклий потоптался рядом, присел напротив и стал терпеливо ждать, пока она успокоится, не решаясь произнести ни слова, мучаясь от этого, как от зубной боли.
Из-за кустов ольхи бесшумно вынырнул волк, сверкнул яркими глазами, остановился в метре от сидящей пары и тоже стал ждать. Мария, отняв одну ладонь от лица, поманила к себе зверя, и когда тот подошел вплотную, уткнулась лицом в его шерсть и разрыдалась…
За что мы любим тех, кого любим? Почему мы их любим вопреки судьбе, положению, всему на свете? Когда человек более несчастен: когда его никто не любит или же не любит только тот, кого любит он сам?..
