Андрей Завадский - День победы
Полковник карабкался наверх, чувствуя, как скользит под подошвами тяжелых ботинок сырая трава. Над головой просвистели пули, и Гленн, вытащив из кармана пистолет, не целясь, выстрелил трижды куда-то себе за спину, даже не рассчитывая попасть. В отчет раздались уже автоматные очереди, а затем застрекотал спаренный пулемет японской боевой разведывательной машины "Тип 87" - Джим не сразу опознал ее. Автоматическая пушка "Эрликон" пока молчала, для ее калибра беглый американский летчик был слишком мелкой целью. Пули взрыхлили землю слева и справа, перебили ствол деревца, словно циркулярной пилой разрезав, так что щепки впились в лицо пилота.
- Твари! - прохрипел Гленн, на четвереньках карабкаясь на самую кручу. - Желтые выродки!
В спину кто-то кричал, преследователи были все ближе, загоняя пилота, как дикого зверя. Снова затрещали выстрелы, и что-то толкнуло Джима в спину, швырнув с размаху на землю. Полковник попытался встать, но тело пронзила резкая боль, что-то теплое потекло по боку под комбинезоном.
- Черта с два, - прошипел Гленн, переворачиваясь на спину и целясь в преследователей из пистолета.
"ЗИГ-Зауэр" в руках пилота дрожал, но все же полковнику удалось поймать в прорезь прицела низкорослого солдата в камуфляже непривычной расцветки. С трудом он нажал на спусковой крючок, громыхнул выстрел, оружие в руке подкинуло стволом чуть не в зенит. Полковник, вспомнивший некстати, что в прошлую войну делали японцы со сбитыми американскими пилотами или моряками с утонувших кораблей, снова нажал на курок. Он стрелял до тех пор, пока откатившийся затвор пистолета не встал на задержку. И в тот же миг откуда-то сбоку ударил пулемет.
Очередь казалась бесконечной. Шквал свинца смахнул японских пехотинцев со склона, точно кегли. И одновременно с грохотом взорвалась бронемашина, так и стоявшая неподвижно на шоссе. Стоявших рядом солдат ударной волной сбило с ног, и потому, когда взорвался один из "хаммерообразных" джипов, пострадавших почти не было. Но Гленн увидел мелькнувший в воздухе снаряд, выпущенный из РПГ откуда-то со склона. А за спиной, где-то совсем близко, сухо харкали автоматы, заставляя уцелевших каким-то чудом японцев уползать за машины, извиваясь на пыльном асфальте шоссе.
Чьи-то крепкие руки ухватили Джима за плечи, таща вверх по склону. В поле зрения показалось чье-то лицо, измазанной полосами маскировочной краски. Незнакомец, дыхнув водочным перегаром и табаком, что-то сказал, явно ободряющее, на языке, незнакомом Гленну.
Полковника утащили на противоположный склон сопки. Кто-то ловко принялся перетягивать его торс бинтов из вскрытого перевязочного пакета, попутно воткнув в бедро иглу шприц-тюбика. Через несколько мгновений после укола боль куда-то отступила, хотя и не заглохла окончательно.
Звуки боя, доносившиеся со стороны шоссе, стихли, словно обрезало. И Гленн понял, что его окружают люди в камуфляже с трехцветными бело-сине-красными шевронами на закатанных по локоть рукавах и с "калашниковыми" в мускулистых руках. В прочем, один из бойцов баюкал обмотанную лохматой маскировочной лентой снайперскую винтовку Драгунова, а у другого из-за плеча торчал раструб противотанкового гранатомета РПГ-7.
- Это же русские! О, черт! - выдохнул Джим Гленн, обводя взглядом хмурые лица русских солдат, невесть откуда свалившихся на остров. Лица, кстати, были все больше молодые, даже юные, пацаны лет двадцати, но во взглядах сверкала сталь.
Откуда-то прозвучала короткая фраза, явно приказ, и русские расступились, пропустив к пленному коренастого усатого мужика в таком же камуфляже, с пулеметом ПКМ в руках. Ствол пулемета еще дымился после интенсивной стрельбы.
На полевых погонах русского, явно командира, Гленн увидел две маленькие звездочки, но сопоставить их с каким-то званием Российской Армии не сумел, в голове все путалось. Офицер что-то произнес по-русски, явно обращаясь к полковнику, затем повторил на скверном английском, путая падежи и коверкая окончания:
- Кто вы такой? Имя, звание, род войск?
- Авиация Морской пехоты США, полковник Гленн, командир эскадрильи. Мой самолет был сбит японцами. Кто вы?
- Партизаны! - русский усмехнулся, затем добавил: - Прапорщик Ефремов, Вооруженные Силы России. И вам пока придется остаться с нами, полковник, ваших на Сахалине все равно больше нет. И нам нужно уходить - японцы наверняка успели вызвать подкрепление, сейчас их здесь будет полно! Идти можете?
- Ногу подвернул, или вывихнул, - поморщился Гленн. - Да, прапорщик, я могу идти! Но куда?
Полковник понял, что русские, спасшие его от преследования, убивать пленника пока не собираются. Более того, ему даже оставили "ЗИГ-Зауэр" и патроны, не то всерьез не принимая американского пилота, не то полагаясь на него в случае опасности. И сейчас Джим Гленн вполне был готов сражаться вместе с русскими против вероломных японцев, на руках которых уже была кровь американских солдат.
- Идем, - повторил русский, и что-то скомандовал своим бойцам. Те забросили автоматы за плечо, а двое двинулись вперед. Отряд спешил убраться подальше от места схватки.
Оставляя за собой разгромленную колонну и трупы японских солдат, своей кровью заплативших за восстановление территориальной целостности Империи, отряд русских солдат растворился среди сопок. Пытаясь шагать в ногу со своими нежданными спасителями, полковник Джим Гленн вдруг понял, что спасательный вертолет за ним сюда явится не скоро, а если кто-то рискнет, то спасать уже придется спасателей. Его парням, возможно, вскоре придется понять, что пришлось пережить их дедам в небе над Окинавой и Гуамом шестьдесят лет назад. Этот остров просто так никому не поддастся.
Глава 4 И на Тихом океане
Сахалин, Россия 20 октябряСерое небо, низкое настолько, что, казалось, зацепится за верхушку ближайшей сопки и порвется, пролившись мелким холодным дождиком, светлело с каждой минутой, но до восхода оставалось еще не меньше двух часов. Павел Ефремов, бесшумно пройдя через затихший лагерь, остановился, с невероятной нежностью, какой трудно было ожидать от здорового, увешанного оружием мужика, посмотрев на своего спящего бойца. Тот, восемнадцатилетний мальчишка, чуть заметно улыбался каким-то своим грезам, забыв наверное, что находится посреди глухого леса. И Ефремов вдруг тоже улыбнулся, решив дать своему товарищу еще несколько минут, чтоб тот хотя бы во сне мог побыть там, куда попасть ему на самом деле уже едва ли придется.
Из леса донесся тревожный крик какой-то местной пичуги, и прапорщик Ефремов разом напрягся, перекидывая из-за спины свой верный ПКМ. С пулеметом, уже несколько раз спасшим ему жизнь, Павел не расставался ни на минуту. Это был самый верный, самый преданный, надежный и бескорыстный друг. И только он мог помочь сейчас, если птица в чаще верещала не из-за дурного сна, а потревоженная приближавшимся врагом.
Прапорщик выждал несколько минут, обратившись в слух, но больше ничего подозрительного не происходило. Опустив пулемет стволом вниз, Ефремов сделал глубокий выдох. Он прошел еще несколько шагов по периметру лагеря, окинув взглядом спавших вповалку своих людей, закутавшихся кто в бушлат, кто в брезент, кто в кусок маскировочной сети. Всего шесть человек, он - седьмой, самый старший и по званию, и по возрасту. Семеро, вот и все, что осталось от Российской Армии на острове Сахалин. Этот хмурый неприветливый лес, раскинувшийся вокруг, стал для них домом, укрыл их от чужих взглядов. Но надолго ли они здесь в безопасности, и так ли дороги их жизни, чтобы, сохраняя их, таиться в чаще, как звери?
Прапорщик провел ладонью по щеке, ощутив колючую щетину. Здесь, в лесном, наскоро разбитом лагере, не было времени даже на элементарные вещи, и Ефремов подумал, не отпустить ли ему настоящую бороду. Тем более, раз уж назвались партизанским отрядом, надо соответствовать. Даром что и его бойцы, хоть и было самому старшему из них всего двадцать четыре, уже так заросли щетиной, что встреть их кто-нибудь на узкой лесной тропке, точно бы испугался.
Еще раз взглянув на небо, из темно-серого ставшее уже пепельным, прапорщик опустился на корточки возле спящего бойца, слегка толкнув его в плечо:
- Онищенко, подъем!
Солдат вскочил, как пружиной подброшенный, и, не успев даже открыто глаза, уже вслепую пытался нашарить автомат, лежавший рядом, на земле. Нашел, сдвинул флажок предохранителя АК-74, причем в положение "автоматический огонь", и лишь после этого окончательно проснулся.
- Твоя смена, Степан, - полушепотом произнес Ефремов. - Через два часа подъем, пора выступать. Я пока покемарю, а ты бди, боец! Разбудишь меня сначала!
- Есть, товарищ прапорщик!
- И смотри у меня, красноармеец, - стараясь подавить зевоту, пробормотал Ефремов, - не спать на посту! Смотри вполглаза, а слушай в оба уха, усек? И если что где шумнет, лучше сразу меня поднимай!