Ник Перумов - Гибель Богов - 2. Книга первая. Память пламени

Однако Гойлз вновь отказался. Встал, подчёркнуто вежливо раскланялся.

— Но вступить-то в нашу гильдию вам ничто не может помешать, государи мои? Для этого вовсе не надо ничего бросать и никуда не надо переселяться.

— Вступить в гильдию? — подняла брови Клара.

— Конечно! — с подъёмом отозвался гость. — Как же мы можем вам помочь, если вы не доверяете нам даже в такой малости?

— А что же нужно делать… став членом гильдии? — осторожно поинтересовался Сфайрат.

— Прежде всего, — Гент принялся вдохновенно загибать пальцы, — внести начальное пожертвование на текущие расходы гильдии. Потом — пожертвование в пользу престарелых и немощных магов, находящихся на нашем попечении. Затем — пожертвование на содержание школы и академии, разве не обязаны мы заботиться о детях, нашей смене и нашем будущем?

— Пожертвования, да-да, понятно, — кивнула Клара. — Ещё раз благодарим вас, досточтимый господин Гойлз.

— У меня с собой всё необходимое, — гость с ловкостью опытного приказчика извлёк из-под так и не снятого плаща роскошного вида бювар драгоценной выверновой кожи, раскладывая на скатерти листы пергамента, бронзовую чернильницу-непроливайку, несколько перьев, баночку с песком…

— Всё будет запечатлено магически. Ваши подписи пребудут в полной безопасности, их никто не увидит, кроме меня, никто не сможет скопировать и использовать против вас, — скороговоркой выпалил Гойлз. Ну точно — ни дать ни взять купец, пытающийся выжать из колеблющегося покупателя сделку любой ценой.

— Досточтимый Гент. Я уже сказала, нам надо подумать. Быть может, мы последуем вашему совету и навсегда покинем эти места, отправившись так далеко, что вы никогда нас не увидите и никогда о нас не услышите. Так зачем нам что-то подписывать, и притом прямо сейчас?

…Так, кругом да около, они ходили ещё долго. Ничего в конце концов, естественно, не подписали. Господин Гойлз казался очень, очень разочарованным. Тем не менее простились с полной сердечностью.

— Прошу вас, госпожа Клара, не затянуть. Известите меня — посредством сего кристалла — о вашем решении. Я буду уважать его, каковым бы оно ни оказалось.

— Непременно, досточтимый коллега. Вы узнаете о нашем решении в самое ближайшее время.

— Уф, наконец-то! — простонала Клара, когда господин Гент Гойлз, в двадцатый раз поклонившись, наконец соизволил удалиться. — Всю вымотал. Прилипчивый, как не знаю кто.

— Мррр… мррразь! — зашипел Шоня. Шерсть у страж-кота встала дыбом.

— Тебе он тоже не понравился? — хохотнул Сфайрат.

Они стояли все вместе на высоком крыльце дома, прислушиваясь к детским голосам — в саду Зося и Аэсоннэ с Эртаном носились взапуски среди соседских ребятишек.

Шоня только выгнул спину и оскалил зубы.

— Ничего страшного, — Клара присела на корточки, запуская пальцы в тёплый, упругий мех страж-кота. — Пугал он нас, пугал… а самому деньги только и нужны.

Сфайрат покачал головой.

— Тот кристалл…

— Упрятала за семь замков и семижды семь заклятий, — отмахнулась Клара. — Не увидят ничего и не услышат. Кристалл, хочу сказать, непростой. Его так просто не разрушишь.

— Так, может, мне его… — вызвался дракон.

— Зачем? Пусть себе стоит.

— Не люблю чужих и злобных магических штук у нас дома.

Клара улыбнулась.

— Ядовитая змея пусть лучше сидит в клетке, чем рыскает по саду. Я ей даже молока согласна налить.

— Мррряу, змее — молока?! — бедного Шоню оскорбили в лучших чувствах.

— Тихо! — Клара шутливо сгребла страж-кота за шкирку, слегка тряхнула. — Не перебивай.

— Змее… молока… — не мог уняться потрясённый кот.

— Тебе виднее, — пожал плечами Сфайрат. — Но я бы эту штуку просто сжёг. Перекинулся бы и сжёг. На такое дело огня у меня б хватило.

— Милый, да кто же сомневается. — Клара ухватила мужа за локоть, прижалась. — Но я с этой игрушкой ещё повожусь. Не перехитрить меня здешним умельцам!

— Хорошо, когда ты так в себе уверена, — улыбнулся дракон.

— А иначе никак…

Двое стоят на крыльце. Замер у ног здоровенный страж-кот, крупнее большой рыси, с густыми кисточками на ушах. Звенят в саду детские голоса.

А в мастерской Клары замер под бронзовым колпаком сиреневый кристалл размером с мизинец взрослого человека.

Он ждёт.

Чародей по имени Гент Гойлз вышел из дома Клары Хюммель-Стайн, довольно улыбаясь, словно достигнув невесть чего. Он выглядел человеком, добившимся желаемого, — шагал весело, чуть не вприпрыжку и даже насвистывая, что магу его положения и вовсе никак не пристало. Если бы Клара видела господина Гойлза в этот момент, она бы насторожилась — самое меньшее.

Но Клара, к сожалению, его не видела.

Глава III

Ан-Авагар, эльф-вампир из гнезда Эйвилль Великой

Чёрное и серебряное. И капля красного. И волосы цвета молодого льда, развевающиеся по ветру. И пьяное, ни с чем не сравнимое чувство лежащего перед тобой беспомощного, распятого мира, покорно ожидающего, когда ты вступишь в свои права.

…Этот уголок Упорядоченного он выбрал почти случайно. Матерь-Эйвилль, Эйвилль-прародительница, сделавшая его тем, кем он стал — то есть существом истинно бессмертным и совершенным, — велела искать «что понезаметнее».

Он нашёл.

Впереди его ждало ослепительное счастье, какое никогда не будет доступно никому из живого двуногого скота. Счастье упиваться их страхом, ужасом, криками и мольбами. Никакие палачи, никакие убийцы-расчленители и прочие, пока остаются скотом, не способны понять всю высоту наслаждения чужой болью и своей властью — властью причинять эту боль.

Но это ощущение, хоть и далёкое от всей полноты, всё же не было полностью чуждо пище. Среди них тоже попадались умеющие извлечь пусть грубое и мелкое, но удовольствие — из страха и страдания других. И, если бы всё отличие вампира от его ходячей еды состояло лишь в этом, едва ли его раса могла с полным правом претендовать на звание «истинно высшей».

Существо в чёрном и серебряном звали Ан-Авагар, и когда-то он принадлежал к роду эльфов. Когда-то — до встречи с великой Эйвилль, показавшей ему совершенно иной путь.

…Он умел чувствовать и ощущать. Эйвилль оставила ему немало из привычных скоту удовольствий, разумеется, подняв их на совершенно новую высоту. Ан-Авагар умел ценить изысканную кухню и тонкое вино, его тело не лишилось способности к плотским радостям. Наивен и глуп полагающий подобных ему «живыми мертвецами». Напротив, они — единственные истинно живые, победившие смерть, поставившие её себе на службу.