Zадача будет выполнена! Ни шагу назад - Николай Петрович Марчук
Но при этом у командования Жижин был как кость в горле, потому что считал себя одновременно монархистом и коммунистом, оппозиционером и путинистом. Жак ругал всех и вся, яростно критикуя чиновников и генералов. Нашего комбата Рыжикова Жак уважал за его принципиальную жизненную позицию, но при этом частенько критиковал за то, что тот не проявлял должной гибкости, из-за чего батальон постоянно недополучал материальное обеспечение.
Вот лекцию Жижина я и решил приберечь на конец нашей программы, чтобы Жак хорошенько рассвирепел от глупых вопросов новобранцев и вошел в нужное состояние.
Я всегда преклонялся перед храбростью полевых армейских медиков. Это сколько же надо иметь в себе решимости, смелости и отмороженности, чтобы во время артиллерийского обстрела или ожесточенной перестрелки не прятать свое тело в укрытие, не поливать врага огнем из автомата, а лезть к раненому бойцу и оказывать ему помощь. Жак даже автомат с собой не носил, потому что предпочитал этот вес занять аптечками, жгутами, капельницами и носилками. Из оружия у него был трофейный «глок» и пара магазинов по семнадцать патронов в каждом. Ну и граната для себя, куда без нее.
Я установил несколько гоупрошных камер, чтобы одновременно снимать тренировки с мотострелками и земляные работы моих сослуживцев. Я вообще старался как можно чаще снимать разный материал: хотел после войны собрать все это в несколько документальных фильмов о родном подразделении. Мне очень нравилось возиться с камерами, снимать, монтировать видео, брать интервью. Для себя решил, что, как война закончится, поступлю на режиссера или опять буду развивать свой канал на YouTube[3]. Посмотрим, дожить бы до конца войны.
– Погода сегодня хорошая, ветер и тучи, а значит, вражеские «птички» вряд ли прилетят. Если солнце и нет ветра, то такой толпой в одном месте собираться нельзя. Это вам на будущее! Перед тем, как мы начнем, я хотел бы, чтобы вы выключили камеры телефонов и не отвлекались на запись. Хотите оставить для памяти мой голос, поставьте на запись диктофон, а снимать не надо, потому что это отвлекает, – обратился я к собравшимся вокруг меня мотострелкам. – Сперва скажите, кто из вас оператор БПЛА?
В ответ повисла тишина. Никто из стоявших передо мной бойцов не вышел вперед, не поднял руку и не обозначил себя оператором беспилотника. Не понял, это же разведвзвод? Среди них что, нет ни одного, учившегося управляться с дронами?
– Не понял, – нахмурился я. – Вы же разведчики? Из вас что, никто не умеет обращаться с беспилотниками?
– Ну я умею, – подал голос один из бойцов. – На гражданке подрабатывал в кадастровом агентстве, снимал для них земельные участки.
– Сколько в вашем батальоне операторов БПЛА? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами парень. – Вроде кто-то из офицеров был, но я не уверен. Да у нас и квадрокоптеров вроде нет. Хотя, кажись, один или два были. Я видел, как-то, когда приезжали журналисты и снимали про нас сюжет, им показывали один квадрокоптер и один сканер радиочастот, но сразу же, как журналисты укатили, все это спрятали в коробки. И, судя по внешнему виду коробок, квадрик оттуда нечасто достают. А что?
Охренеть?! Не верю своим ушам. Идет второй год войны, и на фронт прибывает подразделение, которое не укомплектовано средствами разведки?! Это как?! Ведь вроде уже всем, даже командованию в Москве, понятно, что дроны и средства борьбы с ними – это наипервейшее, чем должны быть оснащены российские военные на передовой. (Жак, правда, считает, что самое главное, что должно быть у бойцов, это опыт оказания первой медицинской помощи и необходимые медикаменты в достаточном количестве.)
Тут я осознал, что если бы не включил заднюю и все-таки выменял наградной трофейный ПМ на сканер и «мухобойку», то оставил бы батальон мотострелков вообще без ничего, потому что противодронная защита у них представлена единичными экземплярами. Пипец! Как будто боженька отвел меня от такого греха.
– А то, что без дронов и средств борьбы с ними большая часть из вас погибнет в первые же недели нахождения на линии боевого соприкосновения! – мрачно произнес я.
– Но у нас есть вон какой защитник! – мотнул собеседник головой в сторону поля, где стоял зенитный ракетно-пушечный комплекс «Панцирь С1». – Такой красавец любой дрон на подлете собьет!
– А если этих дронов будет пятнадцать штук, и будут они подлетать один за другим? А после них сюда прилетит пакет из шести «хаймерсов» или сорока карандашей «градов»? – уточнил я. – Или предварительно «панцирь» загасят противорадарной ракетой?
– И что тогда делать? – пожал плечами парень, работавший в кадастровом агентстве.
– Молиться, – буркнул я. – Где ваши укрытия? Где?! Вон посмотрите на моих боевых товарищей! – махнул я рукой в сторону, где часть бойцов «Десятки» копалась в земле, углубляя воронку от прилета снаряда. – Мы прибыли сюда ночью, а уже работаем над укрытием для личного состава, и это несмотря на то, что задерживаться здесь не собираемся и, как только комбат найдет транспорт, укатим в глубокий тыл. Но поскольку никто не знает, сколько нам здесь быть, то все равно копаем землю, вгрызаясь в нее. Потому что чем глубже укрытие, чем больше в траншее поворотов, тем больше шансов выжить при обстреле.
– Нам какой лагерь подготовили саперы, таким мы и пользуемся, – проворчало несколько голосов в толпе мотострелков. – Так что все претензии к саперам, это они не вырыли окопы нужной конфигурации и глубины.
– Это пипец! – Я выругался длинно, витиевато и со вкусом. – Это война! Здесь все не так, как в телевизоре! Никто за вас окопы копать не будет. Это ваша жизнь! Ваша! Если завтра сюда прилетит пакет «градов», то погибнете вы, а не саперы. Понимаете? Вы! Ваши жены останутся без мужей, а дети – без отцов. Война – это кропотливый, тяжелый труд, когда копать землю и носить тяжести приходиться намного чаще, чем стрелять во врага. Вы прибыли не на охоту и не на рыбалку. Это не развлечение! Это кровавый, потный, тяжелый труд. Не захотите копать землю, сдохнете ко всем чертям! Но не переживайте, – неожиданно улыбнулся я, – в скором времени вы сами поймете, о чем я говорю, и будете копать землю с неподдельным энтузиазмом и сноровкой.
– И что должно произойти? – недоверчиво нахмурившись, спросил паренек весьма офисной наружности.
– Обстрел! После первого же обстрела и первых «двухсотых», которые появятся на