Михаил Тырин - Желтая линия
Сонная булькающая равнина сама по себе взгляд не радовала. Хотя и говорят, что в болотах есть своя красота, что даже ими можно любоваться. Я бы с удовольствием полюбовался из окна теплого сухого домика или хотя бы из машины. Но когда стоишь по пояс в грязи, а где-то рядом копошатся невидимые твари… Что тут говорить?
Сначала я пытался себя убедить, что участвую в захватывающем приключении. Старый, в общем-то, прием. Допустим, едешь в поезде, скучно. Начинаешь играть с собственной фантазией — представлять, что это не поезд, а трюм старого сухогруза, который, например, перевозит на другой континент нелегальных эмигрантов. Или что ты везешь секретный микрочип, а за тобой охотится мафия. Такой тренинг помогает бороться с унылостью.
Однако на этот раз моя фантазия меня предала. Почему-то стали представляться мозаики, много лет украшавшие стены нашей школы. Там мускулистые героические космонавты держали в руках какие-то кристаллы, а рядом не менее мускулистые колхозницы гордо увязывали снопы. Реально я был сейчас героическим космонавтом, однако ощущал себя колхозницей. Все получалось шиворот-навыворот — почему?
Наверно, для любого ощущения нужен свой возраст. Было бы мне лет шестнадцать — с какой радостью плавал бы в этих болотах! Глаз бы не сводил с пузырьков и разводов на воде. Огнемет бы свой затискал до блеска. Но сейчас… Нет, в жизни уже был этап, когда я понял — ну не стать мне героем, хоть ты тресни.
А сильных чувств ох как хотелось! И выход нашелся сам собой — творить! Искать чувства в самом себе, внутри, в душе — это точно такие же чувства. Только без физического напряжения, без риска, без выбитых зубов и без цинкового гроба на нежданном повороте судьбы.
И вот, когда я убедил себя, что моя доля — синтезировать эмоции и не собирать их по свету, — именно тогда меня и занесло на проклятые окраины Цивилизации. Эмоций хоть отбавляй, только счастливым они меня уже не сделают. Произошло очередное дурацкое недоразумение — я попал не в свою тарелку. Одно радовало — умник Щербатин, самоуверенный, высокомерный, все знающий наперед, — оказался не лучше меня и тоже месит грязь где-то неподалеку.
И тут я услышал тихий осторожный свист. Меня звал мой сосед Нуй. Его лягушачьи глаза вдруг задорно блеснули, и он кивком указал вперед. Как раз туда, куда я должен был сейчас смотреть, не смыкая глаз.
Сначала я ничего не увидел, кроме обычного вялого шевеления на осклизлой поверхности болота. И наконец понял: что-то в этом шевелении было посторонним. Что-то целенаправленно двигалось, раздвигая плавучий мусор.
Я еще не успел разглядеть, что именно побеспокоило застоявшуюся воду, а сердечко уже принялось колотиться в скоростном режиме. Сгоряча я решил, что проглядел вражескую вылазку на своем секторе, что сейчас завяжется бой, в котором я буду, естественно, дурак-дураком.
Наконец, я разглядел. С расстояния в полтора десятка метров был виден округлый предмет, выступающий над водой. Словно бы перевернутый бельевой тазик плыл себе по своим делам.
«Тазик» двигался по сложной траектории. То подплывал к кустам и замирал возле них, то начинал кружиться на одном месте, а то вдруг разгонялся на просторе и тыкался затем в кучу перегнившей растительности.
Боковым зрением я заметил, что Нуй тихонько зашевелился. Он осторожно приподнялся над бревном, перекинул на него свой огнемет, что-то подкрутил в нем. И, выждав момент, врезал ревущей огненной струей прямо по неопознанному плывущему объекту!
На поверхности тут же взметнулось коптящее огненное облако. «Тазик» выпрыгнул из него, махая десятком толстеньких мохнатых ножек, раздался жутковатый визг, который, впрочем, быстро оборвался.
Существо гибло, но пыталось выбраться из смертельного жара. Это было бесполезно — огонь окружил его кольцом. Сама вода полыхала, и над рваными языками пламени шевелилась кромка черного дыма.
Меньше чем за минуту все закончилось. Огонь еще немного полизал потревоженную воду и выдохся.
— Жук! — сказал Нуй. — Видел, какой?
— Да… — еле шевеля губами, выдавил я. — Видел.
А потом подумал: неужели здесь каждый день вот так торчат сотни человек и для развлечения поджаривают обитателей болота? Неужели нельзя заменить живые цепи какой-нибудь сигнализацией, а людям поручить более живое и нужное дело?
«Не твое собачье дело, Беня», — сказал мне внутренний голос.
Нуй безмятежно вытряхивал воду из своего огнемета. Я тихо свистнул ему.
— Долго мы тут еще будем?
— Так ведь транспорт еще не пришел, — ответил он. — Как сядет, значит, недолго осталось. А когда, никто точно не знает.
— Как это — не знает? А если он только завтра прилетит?
— Нет. — Нуй весело рассмеялся. — До обеда должен сесть.
«Кажется, неплохой парнишка, — подумал я. — Веселый, открытый, общительный. Надо бы сойтись с ним поближе. Все лучше, чем слушать ходячую язву по фамилии Щербатин».
— А вот! — воскликнул вдруг Нуй. — Слышишь?
Я еще не слышал, но уже чувствовал, как начал тихонько дрожать воздух. Потом стал нарастать тяжелый угрожающий гул. Дрожь перешла на воду, по которой даже пошла мелкая рябь.
Гул перешел в рев, становящийся с каждой секундой все оглушительнее. Болото отозвалось на него, выпустив целые тучи пузырьков. И наконец, из дымки показался край здоровенной махины, плывущей по воздуху прямо на нас.
Она прошла низко-низко, казалось, до нее можно докинуть камень. Вся в струях дыма, в мареве дрожащего воздуха. Мне удалось разглядеть неровный, словно обглоданный низ космического судна, хотя в те минуты, честно сказать, было не до любования. Дрожащий рев двигателей заполнил мир, и в этом мире стало так тесно, что не осталось места для того, чтобы выпрямиться и вдохнуть полной грудью. У меня было такое чувство, словно меня на пару минут придавило бетонной плитой.
Часовой в те минуты из меня был, прямо скажу, никудышный. Целое стадо ревущих слонов могло пройти мимо — я бы ничего не заметил. Я зажмурился, съежился и ждал, когда небесный тяжеловоз пройдет наконец дальше.
Шум ослаб, зато сверху начала оседать какая-то едкая влага, скорее всего отработанное топливо. Все, кого я видел, начали чихать и вытирать слезящиеся глаза.
— Теперь смотри внимательно, — сказал Нуй, когда мы наконец пришли в себя.
— Куда? — не понял я, решив, что он хочет показать очередного плавучего жука.
— В болота смотри. От шума что угодно может быть — коровы из берлог побегут или дно провалится.
— О господи… — пробормотал я. — Какие еще коровы…
— И на воду смотри. Ивенки под водой с трубочками плавают. Что заметишь — говори мне.
От такой новости я на мгновение потерял бдительность, и холодная вода затекла-таки в мой гидрокостюм. Но я даже не обратил на это внимания, я во все глаза принялся смотреть на воду, под которой, согласно новым данным, могли плавать ивенки с трубочками.
Никогда еще я не был так внимателен и насторожен. Служил не за страх, а за совесть. Впрочем, нет. Все-таки за страх.
— Нуй, — позвал я дрогнувшим голосом, — а какое у них оружие?
— Тихо, — сказал он. — Потом.
«А если не замечу, — бродили в голове панические мысли. — А если не соображу вовремя…»
В этот момент неподалеку полыхнула огненная струя. Тут же к ней присоединилась еще одна — на левом фланге кого-то жгли. Послышались крики. Я весь сжался и подобрался, готовясь к отражению атаки. Но пока рядом было тихо, да и Нуй не проявлял особого беспокойства.
Огнеметы замолчали, однако там, на поверхности болота, продолжало коптить зловещее пламя. Как оказалось, это было последнее происшествие за день. Ничего так и не произошло, на меня никто не бросился, и Ную не пришлось спешить мне на помощь.
Я был этому ужасно рад и в то же время разочарован. Нет, больше все-таки рад. Для первого раза все сложилось неплохо. Я прошел через боевую, можно так сказать, операцию и остался жив. Значит, смогу жить и дальше.
Прошло какое-то время, и за нашими спинами раздалось лязганье и скрежет — по болоту шлепал антротанк. Устроившись на каком-то выступе, к нам добирался наш командир, кавалер-мастер Рафин-Е. Он объявил отбой, и мы с радостными возгласами принялись выползать из грязищи на твердь земную.
Голый бетон космопорта показался мне уютным и комфортным, как бархатный покров на царской кровати. Усталые команды, стряхивая грязь и воду, собирались в кучки и гутарили. Вдалеке, возле куполообразных зданий, возвышался корпус прибывшего транспорта. Это был поистине огромный корабль — он, пожалуй, мог накрыть своей тенью небольшой городской район. Правда, очертания он имел какие-то неопределенные. Нечто среднее между чайником и хлебным батоном.
Нас быстро и энергично построили по командам, затем подошли наши броневички, моментально загадив воздух выхлопами. Рассевшись по машинам, мы наконец перевели дух, но, как вскоре выяснилось, зря.
