Ник Львовский - Заметки путевого Обходчика
Где-то на втором десятке того самого моргания мне все же удалось увидеть того, кто стоял ближе всех. К моему величайшему изумлению это был начальник Проспекта Мира.
— Павел Семенович — я попытался улыбнуться, но болевые ощущения искривили мои губы, превратив во что-то несуразное. Каждое слово давалось мне с трудом, и я подумал, что лучше помолчать. Тем более что мне вспомнилась наша последняя встреча и тот очень прохладный прием, оказанный тогда.
— Очнулся, скотина — первая же фраза явно дала понять, что с тех пор ничего не изменилось. Но, последовавший за фразой, весьма болезненный тычок в живот — это, стоявший рядом громила постарался, уверил меня, что все же изменения произошли. Причем в худшую сторону.
— Где она? — непонятный вопрос и новый удар. Такой удар еще называется «прощай почки». Правильный, с оттяжкой. — Лучше сам скажи — «что сказать то?». И еще пару раз кулак, перепутав меня с боксерской грушей, состыковался с моим телом. От последнего, самого сильного, если бы не стенка позади меня, я б наверняка вокруг крюка перевернулся. А так, грохнувшись об холодный мрамор, который, как вы сами понимаете, только прибавлял болевых ощущений, я моментально вернулся все в то же положение. Беспомощный, открытый для последующего издевательства.
— Кто она? — я почувствовал во рту привкус крови и понял, что надо срочно что-то предпринять. А что я мог, окромя, как задать этот единственный, и столь важный для меня, вопрос.
— Ты издеваешься? — «да, вопрос оказался не в тему». Громила не преминул мне это довести, гахнув своими кулаками-молотами. Я уже даже не стонал. Я кричал.
— А-А-А-А!!!! С…… ПОЗОРНЫЕ!!! СКАЖИТЕ, ЧТО ВЫ ОТ МЕНЯ ХООООООТИТЕЕЕ!!! — взвыло все мое естество.
— Где они держат мою дочь? — наконец-то начальник смилостивился и сказал что-то поконкретнее.
Я в темпе, превозмогая боль, начал прокручивать, что ответить. Я, конечно же, ни о какой дочери и этих «них», слыхом не слыхивал. Но понимал, что скажи такое этому гаду, и опять нарвусь на кулак. Так и не придумав ничего конкретного, и понимая, что время истекает, я решился.
— Вы же знаете, что заглядывать в послания не в моих правилах — прохрипел и закашлялся. Кровь, слишком много крови во рту. Страх был даже посильнее боли.
— Я не верю, что такой пройдоха, как ты и не в курсе — Павел Семенович видно все же вспомнил о том, что именно за это мое качество он и дал мне когда-то поручение, потому что меня на сей раз не ударили.
— Объясните мне, пожалуйста-а-а-а, — взмолился я — что происходит? Может тогда я смогу помочь.
— Может он и вправду не в курсе — пробасил голос. Говоривший все время находился позади остальных. Он встал так, что свет лампы не давал возможности хоть малость его рассмотреть. А выйти вперед, судя по всему, он и не собирался. Просто продолжил. — Дочь Павла Семеновича похитили. Мы не знали кто, пока ты послание не доставил. В нем бандиты свои требования выдвинули взамен на девушку. Но требования те, пусть даже для управляющего Ганзой, — «так вот почему начальник Проспекта Мира здесь. Повысили» — слишком уж завышены — он умолк. Видать размышлял, стоит ли меня посвящать в суть тех самых требований. Решил, что не стоит, потому как заговорил совсем в другом русле. — Теперь ты понимаешь, что живым отсюда не уйдешь. Вот только умереть ты можешь по-разному — «ага, счас начнет базлать на счет легко и тяжело». Но он решил меня опять удивить, посчитав и эту угрозу вполне достаточной. — А пока что тебе дадут немного подумать. Совсем чуток. А то времени у нас и так в обрез. Сам понимаешь, дорога каждая минута.
Меня сняли с крюка и небрежно, совсем не заботясь о сохранности, ухватив с двух сторон под руки, потащили. Да и что им заботиться, когда сам командир сказал, что моя песенка уже того.
Благо, что не долго. Скрипнули двери и я, уподобившись бумажному самолетику, полетел внутрь. Опять же недалеко. Моя голова и тело состыковались со стенкой, и мое сознание уже в который раз отключилось, погрузившись в то прекрасное состояние, когда тебе абсолютно все по барабану.
* * *Говорят, существует пять этапов переживания (проживания) стрессовых ситуаций.
1. Отрицание — это когда ваши мозги, да и не только, вообще отказываются поверить в происходящее. Таким вот образом они как раз и заботятся о своем хозяине, желая иметь его в здравом уме и рассудке.
2. Агрессия — человек естественно выдает на гора все, что наболело, накипело. Демон, засевший внутри, настоятельно просится наружу. Он жаждет крушить все, что попадет под руку и орать на всех без разбору.
3. Торги. Немного порасплескав в предыдущей стадии свою драгоценную энергию, вы пробуете, как бы договориться. С самим собой. Или с кем-то, кто, по вашему мнению, более всего причастен к тому, что имеет место быть.
4. Депрессия. В большинстве случаев, когда вам сообщают, или вы приходите к такому выводу сами, что торги здесь неуместны, вы погружаетесь, падаете на самое дно своего я. И начинаете заниматься самоуничижительным самокопанием, доводя себя до слез или чего похуже. Многие так никогда отсюда и не выбираются. А есть еще и такие, которые с ума сходят или счеты с жизнью сводят. Короче, здесь все от вас самих зависит. От вашей силы воли. Желания жить.
5. Принятие. Наступает не у всех, читайте пункт четвертый. Но когда оно все же приходит — вы снова становитесь полноценным, ну или не совсем (от самого индивидуума зависит), жителем нашей многострадальной планеты.
Первые три стадии я проскочил еще при допросе. Тумаки весьма весомый аргумент, придающий ускорение любому начинанию. И теперь надежно, не знамо насколько, застрял на четвертой.
Придя в себя, первым делом мне снова захотелось отключиться. Боль. Она лезла со всех щелей, накатывая могучей волной на мое израненное тело. Поэтому определить, что конкретно у меня не в порядке — не представлялось возможным. И это я еще даже не пробовал пошевелиться. Как меня бросили, так я и лежал, уподобившись половой тряпке.
Чтобы взобраться на последнюю, пятую ступень психосостояния, во загнул, мне требовалось сначала разложить все по полочкам, досконально разобраться в сложившейся ситуации. Но попробуйте здраво мыслить, когда боль и страх все время были основными и единственными составляющими меня. Кстати, их последовательность постоянно менялась. Это зависело от того, в какую сторону в данный момент смотрел я. Гляну на руки, на ощупь, темнота же вокруг. Кожа на запястьях содрана до кости, болевые ощущения повышают свой рейтинг. Углублюсь внутрь себя — и нате, принимайте, свеженький, только что с печи, с пылу жару, панический ужас, мощно расталкивая все вокруг, принимается единолично властвовать над всем.
Не знаю, сколько б я еще так валялся, кстати, счет времени я тоже потерял, если б мне в этом не помешали. Лязгнул засов, и металлическая дверца сначала впустила с собой сильный поток света. Я то и к темноте еще толком не привык. А тут опять смена декораций. По глазам ударило, будь здоров. Поэтому дальнейшее, я уже только слушал.
Быстрые шаги, скорее всего двух пар ног. Я весь напрягся, ожидая худшего. Но уже за миг чьи-то руки довольно таки нежно и участливо прошлись по моим.
— Его надо перенести ко мне — спокойный мужской голос прозвучал в моей голове, будто колыбельная. — Здесь ничего не видно, да и места маловато — продолжал убаюкивать мой страх незнакомец.
— Надо, так надо — пробасил кто-то со стороны дверей. Я, прикинувшись, что и дальше в отключке, никак не реагировал на происходящее.
Но, когда меня подняли с пола, я все же не выдержал и застонал. До этого мне казалось, что у меня очень сильно что-то болит. Как я ошибался. То, что я почувствовал в момент отрыва от пола, было значительно, куда сильнее всего, что только можно было себе вообразить.
На мои стоны никто не обратил никакого внимания. Видать тот, участливый, уже ушел, а охранникам проблемы моего самочувствия были до лампочки. Кинули на носилки, будто куль с мукой, и на том спасибо. Я растекся по, прогибающемуся под моим весом, брезенту, и попробовал найти самое удобное положение. Таким образом, я надеялся хоть немного утихомирить то, что творилось внутри.
Ну, вот, только улегся, а меня снова подхватили с обеих сторон.
— Осторожно — послышалось, на сей раз. И увальни послушались. Не бросили меня абы как, а довольно таки бережно уложили на самую настоящую кровать. Понимая, что ломать дальше комедия и прикидываться, что без сознания, не имеет смысла. Надеясь, что свет уже не принесет мне такого вреда, я открыл глаза. Сначала помаленьку, в пол века. А убедившись, что все в порядке, полностью.
Спиной ко мне стоял мужчина, судя по седым, с проплешиной волосам, пожилого возраста. Послышалось характерное бульканье. Не такое как при вскипание чайника. То более приглушенное. А здесь звук был сродни тому, как если бы кастрюлю, до краев наполненную водой, не накрыть крышкой. Незнакомец тут же нагнулся, и что-то тихо звякнуло. А еще через секунду мой нос уловил прекрасно всем знакомый больничный запах. Смесь спирта и йода.
