Алексей Бобл - Последняя битва
Архип скривился от боли в колене. Перевернулся на спину и кое-как сел.
— Ну? — Он икнул, потирая ногу. — Чё ты прячешься? Заходь… ить…
Видя, что глава клана не целит из маузера и не швыряет рюмки, Гуго осмелел, прошел на галерею и предложил:
— Может, рассола?
— Неси, — буркнул Архип, ища взглядом штаны.
Сапожник шагнул на лестницу и тут же вернулся, но уже с банкой, наполовину заполненной мутноватой жидкостью, в которой плавали бурые томаты.
Глава клана поморгал, когда до него дошло, что старикан банку заранее приготовил, — снова зашарил рукой по покрывалу и понял, что сидит на одежде. Икнув, вытащил из-под себя куртку. Глядя, как Гуго суетится возле тумбочки в углу, наливая рассол в кружку, почесал волосатую грудь и накинул куртку на плечи, прикрыв полами чресла.
— Ну, — сказал Архип. — Чего тут без меня было?
— Партию обувки для омеговцев сготовили, — доложил старый сапожник, протягивая ему кружку. — Как ты велел, в мешки запаковали. Сто единиц всего.
Архип взял кружку, шумно выдохнул и выпил двумя большими глотками. Вытер рот, посидел молча. Видя, что Гуго мнется в нерешительности, произнес:
— И?
Сапожник оглянулся на дверь, отступил от кровати.
— Не забрали обувку.
— И? — не понял Архип. В глазах у него перестало двоиться, распрямив ногу, он попытался просунуть ее в лежащий на полу сапог. — Чё молчишь, Гуго?
Погладив бороду, старик решился:
— И не заберут.
Архип нахмурился. Нагнувшись, надел сапог, до сих пор не врубаясь, к чему Гуго клонит. Второй сапог оказался под кроватью, Архип устало махнул рукой и не стал за ним тянуться.
— Что ты мне в голове некроз развел, а? — Он поднял взгляд. — Партию обуви сделали?
— Да, — кивнул Гуго.
— К отправке подготовили?
— Ага. Я думал, ты знаешь, Архип.
— Об чем?
— Можайский тракт… застава, мост… — сбивчивым шепотом, косясь на лестницу, затараторил Гуго. — В общем, хозяин, обувь забирать некому.
Взгляд у сапожника был виноватым, поэтому Архип не мог понять, в чем тут дело. Может, со станками чего случилось, на которых обувь делают? Или…
— Можайский тракт? — медленно произнес он.
— Да-да, — закивал старик, пятясь к лестнице. — В городе ночью такой шум был, особенно в нищих кварталах. Говорят, что Ферзь слинял и клан предал. Теперь там какой-то Крапива за старшего. Беднота из города побёгла, но не вся, часть к Храму подалась защиты просить. А все почему?
Он остановился. Архип мотнул подбородком вверх, мол, почему?
— Мутанты поутру наступать станут. — Гуго снова попятился мелкими шажками. — Они ж переправы на юге Московии и Кислую долину захватили. Теперь вся надежа на люберецких кормильцев, еды-то откель еще взять? Все равно всем не хватит. Рыбари и те до Балашихи собираются, свой кратер бросают, а…
— Стой! — рыкнул Архип и поднялся.
Хмель из головы почти выветрился. Он стоял в куртке и одном сапоге возле кровати, переваривая по крупицам сказанное Гуго, стараясь ухватить суть.
— Омеговцы, — начал Архип, — отряд ихний на Можайском тракте того?
— Ага, — промахнувшись мимо дверного проема, сапожник подпер спиной стену, сместившись бочком, шагнул на лестницу.
— Стой!
Гуго замер.
— Стало быть, артель ломщиков…
У Архипа в голове все сложилось воедино. Мост через Можайский тракт захвачен мутантами, партию обуви, которую клан для солдат Омеги приготовил, теперь некому выкупать, но это ерунда в сравнении с тем, что Москва отрезана с юга от Перепутья. Совсем отрезана. Город ждет голод! И — паника.
— Когда это случилось?
Он сел, нашарив под кроватью второй сапог, начал обуваться.
— Говорят, вчера.
Плюнув, Архип скинул сапоги, схватил штаны.
— Буди Гриву! — подпоясавшись, сбросил куртку, потянулся за рубахой. — Бригаду готовьте, на «тевтонцы» пулеметы ставь.
— Архип…
— Не перебивай. В башне всем оружие раздать, меня дожидаться.
Он надел куртку, сунул ноги в сапоги, не мотая портянки.
— Я в Храм. Говори, что хотел?
— А… — Гуго растерялся. — Остальным как?
— Ждите.
Архип запахнул куртку, поискал глазами маузер. Куда ж он его подевал?
— Пистолет мой найди, во дворе отдашь.
Он пересек комнату, когда Гуго поспешил к ванной, кинул с порога:
— Зарядишь и две обоймы еще… нет, три принесешь. Ясно?
— Да, хозяин, — отозвался старый сапожник, доставая маузер из-под ванны.
Глава седьмая
Легкий омеговский сендер несся по внуковскому полю, подпрыгивая на ухабах. Крум рулил к заброшенному поселку, выжимая из машины все. Рядом сидел Демир, сзади Жив с Тодором, они поддерживали раненого Ферзя. Вцепившись в гнездо для канистры, сваренное из арматуры, Стоян растянулся на багажнике, выставив длинное ружье, готовый выстрелить в преследователей при любой возможности.
Именно Стоян оказался самым расторопным, когда на дороге в Сетуньскую пойму Тодор наткнулся на монашеский патруль. Старший Верзила выхватил динамитную шашку, поджег фитиль и метнул в «тевтонец». Она угодила точно в люк на крыше. Под броней гулко бухнуло, тяжелая машина съехала на обочину и встала, из щелей в кабине повалил густой дым.
Демир сразу освободил водительское сиденье, Крум прыгнул за руль, развернул сендер и помчался на юг, не дожидаясь, пока с вершины холма спустится второй бронированный «тевтонец».
План у Крума был простой — оторваться от преследователей, въехать в заброшенный поселок, спрятаться и попробовать разобраться с монахами.
Вывернув руль, он направил сендер к видневшемуся впереди Ленинскому тракту. Широкий, с покосившимися фонарными столбами на обочине, покрытый наломанным асфальтом тракт темной лентой тянулся вдоль опушки леса, пропадая между холмами, над которыми нависали обломки эстакады. Если выехать на него, то можно значительно опередить преследователей, выиграть время для засады. Монахи на тяжелой машине и без того заметно отставали, но погоню пока не прекращали.
Крум глянул назад. «Тевтонец» остановился. Пулемет выдал длинную очередь, но то ли стрелок был неважный, то ли прицел сбит — пули прошли высоко над головами мутантов. После чего «тевтонец» рыкнул и покатил, раскачиваясь на ухабах, набирая скорость, к Ленинскому тракту.
— Они не отстанут от нас, — сказал Демир, когда Крум подрулил к эстакаде между холмами. — Погонят к одной из своих застав.
Сендер вильнул, взбираясь по отлогой насыпи, выехал на дорогу и встал колесами в накатанную караванами колею.
Проскочив под эстакадой, машина заметно прибавила в скорости. Вдалеке справа виднелись развалины поселка. Демир обернулся.
— Стоян, видишь их?
— Нет!
— Вперед смотрите! — крикнул Крум. — Держись!
Он резко бросил машину влево, объезжая глубокую рытвину. Демир ахнул, вовремя схватившись за борт.
— Нужна остановка! — старик снова оглянулся. — Ферзь совсем плохой. Перевязать на…
Раздался хлопок, сендер подбросило, Крум едва удержал руль. Их вынесло на обочину, машина запрыгала по ухабам, поднимая пыль.
— Колесо! — закричал следопыт. — Колесо пробило!
Машину болтало из стороны в сторону. Крум увернулся от фонарного столба, снова выскочил на дорогу, не снижая скорости, пронесся по ровному участку, навалившись грудью на руль, чтобы не стащило в занос.
Впереди показалась развилка — Ленинский тракт убегал прямо, дорога к поселку резко сворачивала вправо, в низину. На повороте стояло приземистое кирпичное строение с односкатной прогнившей крышей и широкими оконными проемами, глядящими на дорогу. За строением возвышался лес, по обочине рос плотный кустарник.
Когда сендер приблизился к развилке, Демир приказал:
— Прыгай, Стоян.
Крум вывернул руль, ударив по тормозам. Взметнулся песок, в стороны полетело крошево асфальта — машина вписалась в поворот.
Старший Верзила, прижав к груди ружье, упал на бок, вскочил и, прихрамывая, побежал к кирпичной постройке, доставая на ходу динамитную шашку. Вдалеке под эстакадой показался «тевтонец». Крум надавил педаль газа и сгорбился за рулем. И прозевал-таки глубокую яму. Сендер чиркнул бампером по дороге, под днищем хрустнуло, скрежетнуло — машину подкинуло. Следопыт выпустил руль, успел закрыться локтями, когда капот с треском вломился в кустарник. Пробив заросли, сендер со звоном врезался в крепкое толстое дерево.
Грудью Крум ударился о руль и погнул его, перед глазами вспыхнули звездочки. Следопыт потерял сознание лишь на миг и тут же, вынырнув из темноты, тряхнул головой.
Под капотом шипело, из щелей валил дым. Сжав челюсти, Крум откинулся на сиденье и увидел перед собой подошвы демировых сапог. Старик стонал, распластавшись на передке. Крум оглянулся. Сзади была куча мала: Жив придавил Ферзя, под ним, громко мыча, шевелился Тодор.