Александр Митич - Игра в поддавки
— Что это было? — спрашивает Вычет.
— Ты же видел — «Электра».
— «Электры» так себя не ведут.
— Ты им, что ли, правила писал? — фыркаю я. — Как хотят, так и ведут. Ну да, редкость, конечно. Только трупу всё равно, редкость его угробила или не редкость… Будешь ещё говорить, что в Зоне всё подчиняется правилам?
— Я этого и не говорил.
— Будешь ещё говорить, что ты не любимец Зоны?
— Буду.
— Ну и дурак.
Глава 5. Француз
Зона всё время меняется. О «морозилках», например, три года назад никто и слыхом ни слыхивал, а сейчас то и дело попадаются сталкеры, видевшие их, осязавшие и даже терявшие в них напарников. Журналисты об этом пишут, перевирая всё, что можно переврать, и сюжеты снимают — иногда прямо в Зоне, но чаще с вертолёта. Или вот «медвежьи капканы» и «баюкалки» — то же самое. Не было их раньше, а теперь есть. И не только Зона, доложу я вам, меняется — меняются и люди, что в Зону ходят. Кто раньше всех начал? Алкаши из окрестных деревень, бомжи да сопляки-оторвы. Их и мародёрами-то назвать — всё равно что повысить в звании. Так, труха человечья, балласт, никчемушники. Но они-то и вынесли из Зоны первые артефакты. Потом пришли быки с толстыми мордами, бритыми мясистыми затылками, вот такенными шеями и без мозгов. Ну, Зона что первых, что вторых быстро проредила, а за ними пошёл уже нормальный сталкер — рисковый мужик без особых надежд выбиться в люди вне Зоны. Кто-то скоренько отдал концы, кто-то ушёл, а остальные втянулись, наладили контакты, прибарахлились снаряжением и уже успешнее таскали из зоны хабар. Отстреливались патрулями, попадали за решётку, сбивались в стаи и кланы, безуспешно пытались по-честному поделить Зону на «охотничьи участки», обирались торговцами, пьянствовали напропалую в заведениях, что выросли в окрестных посёлках, как сыроежки после дождя. «Шти», «Зуппе», «Харч — во!», «О, крошка!», «Писча» — имя им легион. И я там был, и водку пил, и морды бил, и по своей получал, и хабар сбывал, и вопросы с коллегами решал. Чёрт, ностальгически-то как вспоминается, аж со сладкой истомой!…
Как будто порядок устаканился, времена стали меняться медленнее. Иногда казалось, что всё навечно застыло, хоть и пребывает в непрерывном бестолковом движении. Сталкеры в те времена были людьми грубыми и по большей части без особого царя в голове — сейчас из таких, пожалуй, только Кипяток и остался. А пополнение шло разное — и такие, как я, и показные скромники с тщательно скрываемыми замашками вождей, вроде Штангеля, и сторонящиеся «старой гвардии» умники с кучей аппаратуры и глупой верой в неё, и из-за бугра сюда приезжали любители острых ощущений, и женщины были — пытались даже организовать свой бабский клан, только как раз в это время я решил проститься с Зоной и не знаю, чем там у них это дело кончилось. Надо бы порасспрашивать — если всё когда-нибудь вернётся на круги своя. Не совсем же дураки бывшие мои друзья-приятели — допрут когда-нибудь, что нет в нас с Вычетом никакой угрозы Зоне и их трижды грёбаному образу жизни!
На новеньких в этом смысле у меня нет никакой надежды, чужие они мне. Уже давно замечалось, что кланы стали не те. Раньше — как? Один за всех, все за одного! Ну, табачок, то есть хабар, конечно, врозь, а остальное свято. Кто ж защитит тебя, если не клан? Кто предупредит, спрячет от следаков, отмажет? Те, кто попёр в Зону недавно, этого не понимают и для пользы клана не рискнут даже деньгами, не то что головой. Они все очень умные и полагают, что клан им чем-то обязан, а не наоборот, а ещё им очень не нравится, что их, молокососов, едва-едва выучившихся азам, ветераны не держат за полноценных сталкеров. И правильно делают, по-моему. Ты сначала покажи, что чего-то стоишь, а уж потом тебя начнут уважать. Кому из нынешних ветеранов поначалу сладко жилось? Ась? Все начинали «отмычками», всеми помыкали старики. Нет, нынешние и слушать не хотят. Потому и слабеют кланы, и кончится это, думается, полным дерьмом: развалом и всеобщим озверением, войной всех против всех — то-то блюстителям Зоны будет раздолье! И воякам, и международной полиции, и хохляцкой варте. Кого пристрелят, кого повяжут, кого забьют до смерти — этим крысам только дай! Потом, конечно, всё опять понемногу восстановится, но когда это ещё будет! Как раз «восстановительный период» нам с Вычетом очень подошёл бы. А пока кланы ещё в силе, и свободно ходить по зоне они нам не дадут, если смогут.
Эх, Вычет! Умник близорукий! Сидели мы с ним в скромной с виду харчевне «Плов и кров без лишних слов», заправлялись перед ночным броском в Зону, а тут как назло Чинарик с целой оравой. Сидят, пьют, да не водку «Казаки», а хороший коньяк, — значит, сходили на редкость удачно и вернулись не пустые. Нам что — сидим, делаем вид, что культурно выпиваем под люля-кебаб. Чинарик углядел меня — взревел разбуженным среди зимы медведем. «Чемодан! — кричит. — Чемодан, падла, ты где пропадал?» Ну, слово за слово… Пересели мы за их стол, и тут я понял, что в Зону мы нынче ночью никак не попадаем — напьюсь. Судьба. И не стал судьбе противиться. Знать бы мне заранее, что у Вычета с полубутылки коньяка язык развяжется что твоё помело… эх!
Он им всё выложил. И про байдарку, и про параплан, и про то, как мы едва живы остались после первых двух попыток, и про то, что мы к Монолиту идём. И зачем мы к нему идём. Меня Чинарик разговором отвлёк, а его дружки знай Вычету подливают… На следующее утро проснулся я с во-от такой головой, спустился в харчевню, а там уже Носорог собственной персоной с двумя своими громилами. Так и так, говорит, не ходи в Зону, Чемодан, человечно тебя предупреждаем. И вообще лучше уезжай отсюда подобру-поздорову, а главное, напарника своего увези подальше. «В чём дело?» — интересуюсь, а сам вижу, что разбить о башку Носорога что-нибудь из посуды телохранители мне не дадут, даже если бы я осмелился на такой неумный поступок. Носорог снизошёл — рассказал. Оказывается, в тот день и час, когда мы удирали на байдарке по замерзающей реке, по всему Периметру был нанесён удар. Ударила Зона. Как, чем — никто не знает, а только трупы служивых потом грузовиками вывозили. Всё ясно?
Мне было не ясно, но Носорог ничего не стал объяснять — подышал мне в лицо, повторил совет не задерживаться и отбыл. Когда Носорог советует — это серьёзно. А я только к обеду, когда голова пришла в порядок, понял, на что он намекал. Мол, Зона хочет нас — меня и Вычета. Его, наверное, сильнее, чем меня, а я при нём так, вроде зомби, механизм для доставки в Зону нужного ей человека. Зов Зоны меня поднял и повлёк, видите ли. Ну бред же, бред сивой кобылы! Надо же было случиться такому совпадению, чтобы Зона пощупала Периметр как раз тогда, когда мы пытались просочиться сквозь него! А кто, собственно, посмел утверждать, что до Периметра Зона не достанет? Ну да, его прокладывали на некотором удалении от реальных границы Зоны, с приборами ходили, смотрели на поведение служебных собак… Не знали разве, что Зона как бы пульсирует, пусть всего на несколько метров? Это даже я знаю. Ну случилась раз в десять лет одна особенно сильная пульсация… И что? Мы с Вычетом тому причиной?
Понятно было: в чьей-то тупой башке, как в ржавом арифмометре, со скрежетом сложились два и два. Наверное, кто-то из дружков Чинарика додумался связать факты — и побежал на цырлах к Носорогу, докладывать: мол, Зона помогает двум козлам дойти до Монолита, а что из-за этого может произойти — один чёрт знает. Носорог же, умом не сильный, но свою выгоду тонко понимающий, быстро сообразил, что надо делать: двух козлов к Периметру не подпускать. Вдруг они доберутся до Монолита, а Зона после этого как-нибудь изменится — скажем, станет вообще непроходимой? Или вовсе исчезнет, а? Носорогу-то это совсем ни к чему, ему Зона нужна такая, какая есть, у него здесь всё схвачено.
Поубивал бы дураков, да новые народятся…
Наверное, нам надо было уехать — этак на месяц, на два. Потом бы я вернулся один и не рвался сей момент в Зону — глядишь, в некоторых головах наступило бы просветление. Ну а потом…
Ага. За это время мой горестный родственник сиганул бы с балкона, полоснул по вене или нажрался стрихнина. И вся моя кулачная психотерапия насмарку, и все слова о том, что жить лучше, чем не жить… Спасибо, не хочу.
Возле кладбища техники я командую Вычету, чтобы оттянулся в арьергард, а сам выдвигаюсь вперёд. Вычет трёт глаза, несколько раз с усилием моргает.
— Мошка попала? Терпи. Радуйся, что не пуля.
— Контактные линзы… — кривится Вычет.
— Глаза натёр, что ли? Носил бы очки, ими разве что уши натрёшь. Не взял, что ли, очков?
— А точно! — Вычет смущенно улыбается. — Я и забыл совсем, — хлопает себя по карманам. — Только они разбились, наверное… Не, трещина только! Просто удивительно…
В круглых очках с одним треснувшим стеклом и грязном камуфляже он типичный яйцеголовый экспедиционщик на втором месяце полевого сезона — страдающая, но бодрящаяся белобрысая дохлятина.
