Дмитрий Старицкий - Наперегонки со смертью
— Что вы там бормочете, магистр, — подал я сигнал о том, что я, между прочим, тоже здесь нахожусь.
Роза — что удивительно, стояла, молчала и никак не комментировала то, что происходит. Потом вмешалась, пытаясь вытянуть из Лусеано Купера информацию.
— Люська, давай колись, что происходит? — приступила девушка к допросу.
— Мне это тоже любопытно, глядя на ваш таинственный вид, — поддакнул я ей.
А сам слегка задумался о причине таких амикошонских отношений Шицгал с Купером, который как заявила доктор Балестерос тут «весь госпиталь перетоптал».
Но магистр медицины оказался крепким орешком.
— Будет обход, там все и узнаете, — и подмигнул при этом Розе.
С намеком так подмигнул, дон Жуан местечковый. И я успокоился. Так подмигивают женщине, которою добиваются, а не той, которою уже поимели.
— Кстати ваше дежурство уже кончилось, — добавил врач уже персонально Розе.
Я понял, что при ней Лусеано ничего говорить не намерен, и тоже поддакнул.
— Да, Роза, не мешает тебе отдохнуть после вчерашнего.
Роза собрала свою сумку и примирительно сказала.
— Ладно. Покантуйся тут немного один. Я тебе Антоненкову пришлю сразу, как до дома доберусь.
Наклонившись, поцеловала меня в губы и вышла в коридор, сказав на пороге нам обоим.
— Чао.
— Так, доктор, колись, что на самом деле произошло, — наехал я на Купера, льстиво повысив его в научном звании.
— Немного терпения, доктор Волынски, — невозмутимо ответил врач. — Скоро тут будет доктор Балестерос, посмотрит результаты, тогда она вас и просветит о том, что именно произошло. А пока пошли на рентген, — сказал врач, деловито расстегивая захваты на моих лодыжках.
— Как пошли, — удивился я.
— Ножками.
Новая земля. Европейский союз. Город Виго
22 год, 2 число 6 месяца, воскресенье, 10:30
Доктор Балестерос явилась не одна, а с высокой красивой девушкой лет двадцати пяти — двадцати семи карибской внешности, но без примеси индейской или негритянской крови. Креолка. С темно-каштановыми крупно вьющимися локонами чуть ниже плеч на макушке прихваченными серо-зеленой шапочкой-таблеткой. Туго подпоясанный дежурный халат с чужого плеча не скрывал ни отличной фигуры, ни стройных ног. Большой лоб, высокие скулы, узкий подбородок, чувственные губы, немного длиннее, чем нужно нос и глаза цвета спелой маслины под соболиными бровями. На ее руках не было маникюра, а на лице косметики. Куда еще краситься, имея такие шикарные черные как смоль ресницы и такой прекрасный цвет лица.
— Доброе утро, — сказала Мария Балестерос по-английски, входя в кубрик. — Познакомьтесь: это наш пациент доктор Волынски, а это наш прикомандированный ординатор доктор Вероника де Охеда Лопес из Нью-Рино. Она фармаколог-исследователь. Именно ее новый препарат мы и применили вам, Георги.
— Так я еще до кучи подопытная морская свинка у вас, доктор Мария, — но поднимающееся раздражение разбилось об очаровательную улыбку нового доктора Вероники.
— Вы не правы, — заявила она по-английски. — Период испытаний на животных я закончила еще во время последнего мокрого сезона.
— Что за препарат? — поинтересовался я. — И какие побочные эффекты у него? К чему мне готовиться? Уши мхом не обрастут?
Доктор де Охеда ответила, не отрываясь от рассматривания моих снимков на просвет, которые ей услужливо подал Купер.
— Это вытяжка из местного эндемика. Довольно редкого здесь вьющегося растения, типа земной омелы. Собирать его можно только на северных склонах Сьерра-Гранде и только в мокрый сезон. В остальное время те вещества, которые оно вырабатывает, не так активны, как бы нам хотелось.
— Как хоть называется этот препарат? — полюбопытствовал я.
— Охедин, — скромно ответила Вероника де Охеда.
Доктор Балестерос, водя пальчиком по рентгеновским снимкам, что-то затарахтела по-испански. Видимо для того, чтобы я ничего не понял. Но я догадался, что другие рентгеновские снимки мне делали, когда я был «овощем» и общался с Львом Мехлисом.
— Да, вы правы, — покивала ей доктор де Охеда, переходя на английский. — Это просто феноменально. Я никак не ожидала такого быстрого результата.
— А уж как мы не ожидали, — вставил свои пять копеек магистр Купер, поедая доктора де Охеда масляными глазками. — Кстати сегодня до рентгена доктор Волынски дошел сам, без каких либо трудностей. Можно сказать, что он уже здоров, но я бы подержал его в госпитале еще пару недель до полного выздоровления. Мало ли что?
— Вы меня просто обескуражили своими результатами, — сказала доктор де Охеда. — Придется мне поставить еще серию опытов на животных, уже совмещая с охедином яд амазонского паука, чтобы точно знать что эффект такого быстрого заращивания косной ткани связан именно с ним. Заодно и дозировку точнее просчитать.
— Значит, я все же был морской свинкой, — проговорил я в потолок, но достаточно громко, чтобы меня слышали врачи.
— Что вы сказали, — повернулась ко мне Мария Балестерос.
— Просто я хотел бы узнать: я вам тут не мешаю.
Слава Богу, магистр Купер, прежде чем тащить меня на рентген выдал мне госпитальную пижаму и тапочки фасона «ни шагу назад». Веселенькую такую пижамку: желтенькую всю в коричневых мишках Тедди. Для девочки-подростка самое то. Вот в этой пижаме я и вылез из-под простыни и пошел в коридор.
— Вы куда? — требовательно спросил меня магистр Купер.
— В сортир, — ответил я всему консилиуму. — Раз я практически здоров, то и похезать сам смогу на унитазе, как человек. А не как привязанный к кровати трупик, из которого дерьмецо санитарки выковыривают.
И не обращая больше никакого внимания на докторов, вышел в госпитальный коридор. Как помню по походу в рентгеновский кабинет там по правую сторону от кубрика третья дверь как раз и был докторский индивидуальный гальюн.
Ибо не фиг.
Новая земля. Европейский союз. Город Виго
22 год, 2 число 6 месяца, воскресенье, 10:55
Под громкий шум переглатывания воды в глубинах унитаза выйдя облегченным из кабинки санузла, у раскрытого окна застал парочку небритых хомбре в веселеньких больничных пижамах, которые о чем-то увлеченно друг другу трындели, не забывая при этом вкусно курить.
Вдруг почувствовал, что у меня уши опухли от долгого отсутствия никотина в организме. Странно. То вообще не замечал ничего такого, а тут как плотину прорвало.
Пришлось идти клянчить у мужиков чинарик. Жестами, естественно, потому как мужики местные ранбольные ни английского, ни русского языков не понимали. А я совсем не разбирал их мовы. Но ничего, поняли друг друга. Угостили они меня моей любимой новоземельной «Конкистой». Даже с фильтром. Беленьким таким, бумажным, как на французском «Житане». Не видел еще таких.
От первой затяжки даже закружилась голова…
Нееее… Это я сюда удачно зашел.
Докторский гальюн по закону подлости оказался заперт на ключ. Понятно. Все для того чтобы такие как я в нем не шарились. Не писали мимо унитаза и не писали разную похабень на стенах.
Пришлось искать общественный дабл, тот, что для больных.
Нашел искомый кабинет в конце коридора по запаху застарелого сигаретного дыма, уже на пределе давления в клапанах.
В помещении с крашеными масляной краской стенами и тривиально беленым потолком были в наличии умывальники из нержавейки и закрытые кабинки с унитазами и пластиковыми дверками как в Макдональдсе. Все свободные на мое счастье. И чистые, в смысле — мытые, так как стены ожидаемо оказались в надписях и рисунках сортирного содержания, единого для всего мира стиля. Теперь уже двух миров.
Даже бумага туалетная тут была в наличии. Плохонькая, похожая на серый советский рулон, но все же это признак цивилизации, когда бумагу из сортира не тырят.
Тут меня нашла медсестра, нагло ввалившись в мужской туалет, и погнала в кубрик, даже не дав докурить, стерва такая.
В кубрике медсестра быстро перевела кровать в положение «сидя».
Заставила меня туда взгромоздиться и приказала ждать.
— Чего ждать? — не выдержал я непоняток.
— Просто ждать, — ответили мне сурово.
— Ждать, так ждать, — сдался я.
Кто ее маму знает, возьмут и опять к кровати привяжут, а мне уже до смерти надоело изображать из себя Прометея.
Ждать пришлось недолго. В сопровождении доктора Балестерос в кубрик вошла весьма занимательная троица, напомнившая мне Никулина, Моргунова и Вицина из «Кавказкой пленницы».
Доктор Просто Мария представила мне посетителей по очереди.
Высокий толстяк, которого я олицетворил с Моргуновым, оказался городским алькальдом. Звали его Эдуардо Рамос Месонера. Шестидесятилетний седой представительный старик, одетый в чесучовый костюм терракотового цвета, белую рубашку и полосатый галстук — и это в такую-то жару! На манжетах его рубашки отсверкивали золотом вычурные запонки. На указательном пальце левой руки пускал солнечные зайчики большой красный камень золотого перстня. А запястье правой оттягивали массивные золотые часы. Лицо его было полностью выбрито, из растительности остались лишь густые седые брови над желтыми глазами и короткий седой ежик на черепе. Вопреки жесткому взгляду лицо главы городской власти имело вид добродушный и даже участливый. Просто Санчо Панса — переросток. Хотя если вспомнить классика Санчо Панса всю жизнь мечтал стать губернатором на острове. И еще от него настолько сильно разило дорогим парфюмом, что даже медсестра морщилась украдкой.
