Дмитрий Дашко - Кремль 2222. Царицыно
– У нас договор с вашим кланом, – произнёс Степаныч. – Я что-то пропустил, или вы собираетесь его нарушить?
Здоровяк не собирался вступать в диспут. Он треснул моего наставника по голове, и тот сразу потерял интерес к происходящему.
Э нет, в такие игры мы не играем. Не успевая дотянуться до автомата, я соскочил с повозки, обнажил меч. Мишеней море, выбирай любую.
Рубанул по наглой лапе, которая потянулась отобрать у меня меч. Визга – хоть уши затыкай. Я пырнул раненного в объёмное пузо (где отожрать успел, «красавчик»?). Нео схватился за живот и попытался уцелевшей рукой запихать кишки обратно. Понятно, болевой шок, ничего не чувствует пока. Добивать не требовалось, скоро сам загнётся.
Ещё одному ударил по кудлатой башке, отчекрыжив полчерепа. Но нео было плевать. Недоштат мозгов его ни капельки смущал, он с рыком кинулся на меня, едва не сбив с ног. Я ушёл с траектории его движения и успел наподдать чуть пониже спины, придавая телу дополнительное ускорение. Нео грохнулся о землю. Я подскочил к нему и вонзил меч. Он с треском разрываемой материи вошёл в мохнатую плоть. Одним тупорылым животным на свете меньше.
– Ещё есть желающие? – поинтересовался я, рассчитывая на благоразумие обезьян.
Вдруг их отрезвит потеря нескольких товарищей?
Напрасный труд! Нео только разъярились пуще прежнего. «Качок» повелительно рыкнул, отправляя на меня двух нео. Самому вступать в бой посчитал ниже достоинства.
Забияка доказал, что не зря получил такое прозвище. Дотянулся до ближайшего мохнача и цапнул за грудь, оторвав солидный кусок мяса. Взвился на дыбы и толчком передних лап отправил в нокаут сразу двоих. Я добил их мечом и выставил перед собой окровавленное лезвие.
Прочие нео не стали испытывать судьбу. Позабыв о первоначальном намерении поживиться нашим фенакодусом, ломанулись в кусты и с шумом и треском исчезли, оставив на произвол судьбы убитых. Я не собирался устраивать погоню. Пусть бегут!
Присел возле Степаныча: тот был в отключке, но скоро застонал и открыл глаза.
– Ты как? – участливо спросил я.
– Бывало и лучше, – проскрипел наставник.
Он сел и сразу болезненно скривился.
– Вот же скотина! От всей души приложил! Руки б ему переломать, гаду!
– Поздно, Степаныч. Не успеешь. Смылся он вместе с остальной братией.
– Зараза! Чтоб ему пусто было! – нашёл в себе силы на проклятие в его адрес Степаныч.
– Тошнит? – участливо спросил я.
– Пока нет. Дома будет видно. Может и сотрясение заработал.
Я не стал вспоминать набившую оскомину шутку. Она показалась мне неуместной.
Он оглядел поле битвы, увидел трупы и уважительно качнул головой.
– Круто ты их!
Я польщённо ухмыльнулся:
– Так не я один. На пару с Забиякой орудовали. Спасибо твоему коняке! Выручил.
Тот понял похвалу в свой адрес и издал горделивый звук, лишь отдалённо похожий на конское ржание.
– Забияка – фенакодус геройский. Часто выручал, – сказал Степаныч.
Он обнял фенакодуса за шею, провёл рукой по холке.
– Умница моя! Чтоб я без тебя делал?
Забияка довольно фыркнул. Оказывается, ласка приятна даже такому жутковатому на вид созданию.
Я показал на дохлых нео:
– Этих хоронить будем?
– Вот ещё! Других дел у нас что ли нет? Пусть тут валяются, пока кто-нибудь не сожрёт. Может и свои…
Он посуровел:
– Так, теперь самое важное. Надо нашим передать, что нео договор порушили.
Мы снова забрались на телегу.
Степаныч подхлестнул Забияку для скорости. У того шкура дублёная, вряд ли почувствовал боль, но темп набрал приличный.
– Погоди! – крикнул я через короткое время.
Телега остановилась возле моста над железнодорожными путями. Степаныч проследил мой взгляд, и ему стало ясно без слов.
Истерзанные трупы стрельцов лежали на траве. Их даже не пытались замаскировать. Картина жуткая: всё в спёкшейся кровище, её будто из ведра лили, рваные борозды по телу, головы вывернуты под неестественным углом. Я машинально схватился за рукоятку меча, сожалея, что дал «качку» и его банде уйти. Ничего, бог даст – свидимся. Поговорим на другом языке.
Я всё же проверил тела в шаткой надежде, что кто-то да выжил. Увы, стрельцам не повезло, они были мертвее мёртвого.
– Надо в Царицыно отвезти, – сказал Степаныч.
Он взялся за ноги, я за подмышки, вдвоём перетаскали трупы на телегу. Работёнка нетрудная, но всё равно оставляющая рубцы на душе. Я уже успел отвыкнуть от неё. Было до обидного жаль молодых в сущности мужиков. Им бы жить да жить, детей растить, жёнок лохматить. А тут…
Оружия при убитых не было. Нео утащили с собой всё, включая допотопные пищали, и раздели догола, не оставив даже исподнего. Степаныч прикрыл ребят рогожей.
У таможенного поста нас встретили не на шутку встревоженные мытари.
– Что стряслось, Степаныч? Кто это их? – заговорили они сразу.
– Нео с цепи сорвались. На договор плюнули.
– Вот же ироды какие!
Тела передали родственникам убитых и товарищам из их десятка. Зрелище было тягостным, от которого хотелось спрятаться как можно дальше: женское рыдание, плач ребятишек, скупые слёзы отцов.
Я впервые увидел воеводу, он пришёл проведать погибших: степенный, высокий, с морщинистым лицом, рыжей с проседью шевелюрой и такой же рыжей бородой. Мрачно смотрел и слушал доклад Степаныча, зыркая хмурым взором.
С ним были двое телохранителей, молодых красавцев, коротко стриженных, со вздёрнутыми усами. У парней на боку висели громоздкие конструкции, в которых я не сразу признал знаменитые революционные «маузеры». Понятия не имею, в каких краях эти добры молодцы заполучили столь раритетное оружие, но по тому, как они гордо расправляли плечи, чувствовалось, что службой телохранители гордятся.
Дослушав доклад, воевода сурово посмотрел на меня:
– Кто такой? Я тебя не помню.
– Ученик мой, – тут же ответил Степаныч.
– Ученик… Это хорошо. Нам Мастера Полей позарез нужны, – сказал воевода. – Как звать-то тебя, ученик?
– Игорь, – представился я.
– Игорь, значит. Откуда будешь? Вижу, что не из наших, царицынских…
Ответить я не успел, молодая девушка – жена или невеста одного из убитых, подбежала к воеводе и с рыданиями кинулась ему в ноги, обхватив их руками.
– Ну что ты?! – растерянно произнёс он. – Встань немедленно!
– Не могу! За суженного моего отомсти! Век на тебя молиться буду! – запричитала девушка.
На лице рыжего богатыря появились гневные пятна.
– Поднимись с колен, Меланья!
Его руки задрожали.
– Ну же! Вставай!
Заплаканная девушка распрямилась.
– Русский человек на коленях только перед иконой и своими родителями может стоять! – грозно сказал воевода. – Понимаю беду твою! И сам перед тобой вину чую, что не уберёг твоего жениха. Прости меня, Меланья! – Он склонил седую голову. – Утрата невосполнимая у тебя. Никто не вернёт твоего Ивана. Но его смерть не останется безнаказанной.
Он взмахнул рукой, и как по мановению волшебной палочки стих плач. Десятки глаз с надеждой обратились на рыжебородого здоровяка, а он всё стоял и тянул паузу, как подобает артисту. Невольно вспомнился афоризм: «чем больше артист, тем больше пауза». Но воевода знал, что делает.
Улучив нужный момент, пророкотал голосом, в котором сквозили неподдельная боль и в то же время яростная решительность человека, намеренного совершить возмездие.
– Други мои! Сегодня у нас чёрный день. Враг погубил двух наших лучших людей, нанеся коварный удар в спину. Мы скорбим и пылаем отмщением. Нео ответят за то, что они совершили! Да будет так! – Договорив, он обнажил меч и поднял, направив остриём в серое небо, угрожая кому-то невидимому.
Толпа неистово зарычала.
– Будьте прокляты, нео! – завопил один из стрельцов, размахивая бердышем.
– Изничтожим крапивное семя! – вторил ему другой.
Отовсюду послышалось обещание самых страшных кар, на какие только способны опустошённые горем люди.
– Веди нас, воевода! Прямо сейчас! Все пойдём, до одного! – раздались крики из толпы. – Царицынские мы али нет?!
Но воевода был из мудрецов, которые знают, как нужно готовить блюдо мести.
– Спасибо вам, братья! – ответил он. – Всему миру честному мой поклон за доверие! Но не надо бежать сломя голову. Надо сесть и продумать нашу месть. Возмездие должно быть страшным и неотвратимым.
Жёсткие морщины собрались у его рта:
– Объявляю совет. Десятники, за мной!
Воевода развернулся и пошёл. Вслед за ним побежали стрелецкие начальники.
Народ постепенно разошёлся. Тела отвезли отпевать в импровизированную церквушку. Похороны были запланированы на завтра.
– Всё, – сказал Степаныч, – пошли в кабак. Денёк выдался тяжёлый. Надо бы напряжение снять.
Подумав, я согласился. Пить не стану, но хоть посижу и послушаю. Глядишь, выясню что-то новое полезное для себя. К тому же и впрямь на сегодня нам выпало столько испытаний, что не грех было бы хоть немного расслабиться. Да и волчий аппетит давал о себе знать.
