В тени молнии - Брайан Макклеллан
Монтего с раннего детства наблюдал за такими поединками в родной деревне и особенно дорожил одним воспоминанием: несколько лет назад, когда бабушка была еще здорова, они вместе поехали в город – настоящий, за сотню миль от их деревни – и там смотрели бой между двумя бывшими чемпионами мира. Бабушка ворчала, что бойцы стары и медлительны, но для Монтего то была битва титанов – лучшее, что он видел в жизни.
До этого дня.
Он занял место на каменной скамье огромного амфитеатра и, подавшись вперед, внимательно следил за каждым шагом бойцов, которые спарринговали, перемещаясь по песчаному кругу и нанося друг другу такие стремительные удары, что невооруженному глазу было трудно уследить за ними. Монтего сразу понял, что здешний стиль, в отличие от того, к которому он привык, был более стремительным и жестким, наверное из-за более качественного стекла. Через минуту он забыл обо всем на свете, кроме двух совершенно незнакомых ему бойцов, которым аплодировал так же яростно, как и другие зрители. Сердце Монтего замирало, когда раздавался шлепок толстого конца дубинки по плоти, он сочувственно морщился при самых жестоких ударах, а когда кому-нибудь из бойцов случалось пропустить легкий блок, выкрикивал ругательства.
За несколько часов Монтего стал другим человеком. Этот новый стиль молодых бойцов, подпитываемых форджгласом высокого качества, не просто захватывал – Монтего дрожал всем телом, будто вобрал в себя волнение толпы. Ни кулачные бои с рыбаками, ни шторм в бушующем море не вызывали у него такого возбуждения.
Монтего поймал себя на том, что непроизвольно машет правой рукой, повторяя движения бойцов, а когда один из них наконец упал и его, обмякшего, вынесли с арены, лицо Монтего раскраснелось от прилива крови. Так же было во время второго поединка, третьего, четвертого.
Его особенно заинтересовал боец по имени Бессмертный Келонкоалт, шестнадцатилетний, но уже знаменитый, – по крайней мере, так понял Монтего из разговоров на трибунах. Несмотря на свой возраст, телосложением он напоминал кирпичную стену. Под светлой пурнийской кожей бугрились мышцы. Будучи ростом пять с половиной футов, он был широк в плечах. Келонкоалт провел четыре боя подряд и каждый завершал каким-нибудь ужасающим, жестоким приемом. Одно поражение противника, два нокаута и одна смерть.
Зрители обожали его, приветствуя ревом при каждом ударе.
Когда наступил вечер, опустевшую арену стали готовить для политических дебатов и толпа повлекла Монтего к выходу, он испытал что-то вроде пророческой эйфории. «Делай что хочешь», – сказал Демир. Но ловить рыбу ему нельзя, маяков поблизости не наблюдается. А что, если начать драться? Никто ведь не запрещал этого. Махание дубинкой – опасное занятие, но вполне допустимое для подопечного семьи-гильдии. Даже Монтего знал это.
Он стоял в глухом переулке и ждал, когда из задней двери арены выйдет Бессмертный Келонкоалт. И тот появился – свежевымытый, сильно надушенный, с женщиной вдвое старше его под руку.
– Келонкоалт! – окликнул Монтего бойца и потянул его за рукав, когда тот проходил мимо.
Вблизи он оказался еще больше, руки торчали из рукавов куртки, так что Монтего, глядя на него, впервые в жизни не чувствовал себя уродом. А ведь Келонкоалт был всего на четыре года старше его!
Келонкоалт отмахнулся, не глядя на него.
– Никаких автографов, – сказал он.
– Келонкоалт, я хочу научиться драться, как ты. Я хочу стать палочным бойцом.
– Ха!
– Ты можешь дать мне совет?
Келонкоалт не останавливался, таща свою спутницу за собой.
– Могу. Убирайся-ка с глаз моих долой, если хочешь дожить до завтрашнего дня.
– А я и не торчу у тебя перед глазами, – сказал Монтего, замедляя шаг. – Мне просто нужен совет.
– Тебе нужен совет? Пожалуйста: возвращайся в деревню и руби лес, как хороший крестьянин. Столица переполнена такими, как ты.
Монтего с открытым ртом смотрел, как боец завернул за угол и исчез. Ему точно дали пощечину. Он не знал, как поступить. Мысли разбегались. Наконец он буркнул себе под нос:
– Тебе в вино помочились, что ли?
– Это из-за акцента, – раздался голос у него за спиной.
Монтего обернулся и увидел женщину лет тридцати пяти, которая тоже вышла через черный ход. Сейчас она выглядела совсем иначе, чем на арене, но Монтего помнил, что она тоже участвовала в боях. Ее звали Чармин Чарли, она выиграла два матча и проиграла еще два, один из них – Келонкоалту.
– У тебя тоже акцент, – заметил Монтего.
– Ага. И Келонкоалт всегда бьет меня по коленям. Лучший способ закончить карьеру бойца – приложить курглас к коленям. Стекло его дери, ненавижу с ним драться. Видел маленький кремниевый знак на его правой руке? – (Монтего не заметил этого, но кивнул.) – Это значит, что его усыновили Дорлани – одна из крупнейших семей-гильдий в Оссе. Ему что угодно сойдет с рук… ну, почти что угодно. А ты откуда, малыш?
Монтего засунул руки в карманы и ссутулился.
– С севера.
– Откуда?
– Маленький город, ты его не знаешь. Ластлул.
– А я из Херлсбурга, – сказала Чарли, вздергивая подбородок.
От этого скромного проявления доброты – признания того, что оба они провинциалы с похожим опытом, – Монтего почувствовал себя чуть менее одиноким.
Мальчик оживился. Херлсбург – это же почти по соседству с его родными местами.
– И ты дерешься в столице?
– Конечно, почему нет? Ты ведь тоже хочешь стать палочным бойцом?
– Это у меня в крови. Моя бабушка – Прыгучая Мэгги Рика.
Брови Чарли поползли вверх.
– Я знаю это имя. Мой отец часто смотрел ее бои. Так вы с ней родственники, кроме шуток?
– Кроме шуток. Я хочу быть как она. Палочные бойцы – единственные в этой империи, кто сами себе хозяева, – заявил Монтего. – И единственные, кто похож на меня, не считая простолюдинов.
Чарли оглядела его с ног до головы и усмехнулась:
– В этом ты прав, малыш, а вот что касается первого, не очень. Это Осса. Здесь у каждого есть хозяин, кроме тех, кто сам владеет людьми.
Монтего это не понравилось. «Никто не будет владеть мной», – молча пообещал он себе, а у женщины спросил:
– Как мне стать бойцом?
– Бабушка научила тебя чему-нибудь?
Монтего покачал головой:
– Она не хотела, чтобы я дрался. Но теперь она умерла, и я буду заниматься тем, что у меня в крови.
– Значит, ты не тренирован. Хм… Зато ты уже большой, тут не поспоришь. Сколько тебе лет?
– Шестнадцать, – солгал Монтего.
Так он говорил всем уже больше года, и еще никто не
