Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
– Где мы? – спросил Хизаши, поднявшись с его помощью. – Место кажется знакомым.
– Это же остров Камо, нет? – Кента подвел его к обрыву, с которого открывался вид на бескрайний простор океана, покрытый беспокойными барашками пены.
– Камо?
Здесь они бывали, будучи младшим учеником и воспитанником, здесь столкнулись с ложным умибозу и обнаружили канал контрабанды из Чжунго. И здесь Хизаши впервые увидел слезы Куматани.
– Но почему Камо? – не понимал он.
Кента повернулся к каменному така-торо, поклонился живущему в нем ками и ответил, указывая на поднимающегося по тропе человека.
– Наверное, потому что здесь о нас будет, кому позаботиться.
Тояма Рэн из управления Дзисин острова Камо помахал им рукой. У Хизаши наконец щелкнуло в голове, и он понял: Тояме они доставляли тогда письмо от Ниихары-сэнсэя, где тот предупреждал о появлении потомка Куматани, значит, Тояма доверенное лицо старого учителя и не должен причинить Кенте вреда. Тиски постоянной тревоги расслабились, и Хизаши глубоко вдохнул соленый воздух позабытой свободы.
Воспоминание первое. Луна в отражении на воде
Лето перевалило за середину, приближался день поминовения усопших, а вместе с ним и самое важное и праздничное шествие ёкаев в году. По ночам небо озаряло столько звезд, что того и гляди, они начнут осыпаться раньше срока. По всем землям огромной империи Ямато люди готовились встречать своих мертвых родственников, а хэби, выбравший себе имя Хизаши, свернулся кольцом под лунным светом и медленно моргал, размышляя над полученным приглашением. Парад ста духов потому так и назывался, что в нем всегда участвовала ровно сотня ёкаев, удостоенных подобной чести. Первыми шли, конечно, самые старые и сильные, замыкала всякая мелочь вроде блуждающих огней. Репутация тоже имела значение, ведь Парад должны были бояться и уважать смертные. Подумав обо всем этом в который раз, Хизаши решил, что вполне может сделать Параду одолжение и явиться.
Эту ночь он провел в гнезде, а наутро обратился человеком и отправился в ближайшую крупную деревню, поглазеть, как люди готовятся защищаться от Хякки яко.
– Эй, господин, купите редьки! Хорошая редька, господин!
– Жареный тофу, жареный тофу!
Хизаши погрузился в гомон и суету толпы, неизменно привлекая к себе внимание. Еще бы – все вокруг были невзрачные, обычные, смертные, и он шел с гордо поднятой головой и поигрывал привязанным к поясу кошелем. Это обманщицы-кицунэ превращали листочки в монеты, а он, Хизаши, всегда знал, где искать деньги, такой уж у него был талант. Недавно, специально перед Обоном, он раскопал разбойничий схорон и забрал все. Ему, может, столько и не надо, но и оставлять не хотелось. Должно быть, те разбойники очень удивились потом.
– Господин, не желаете ли получить предсказание? – услышал он вдруг и замер. Перед ним возник невысокий гадатель с плутоватым лицом. Улыбался он настолько старательно, что глаза превратились в щелочки, а кожа натянулась, как на барабане. Хизаши даже засомневался, не повстречал ли он собрата-хэнгэёкая[198], но присмотрелся и ничего подозрительного не обнаружил.
– Поди прочь, – бросил Хизаши и пошел было дальше, но назойливый гадатель вновь возник на его пути.
– Разве нет ничего такого, что бы беспокоило сердце господина? Я на любой вопрос могу дать ответ.
– Я же сказал, прочь! – повторил Хизаши уже более раздраженно и свернул с главной улицы. Деревня была зажиточной, на много дворов, даже рынок свой имелся, куда жители селений поменьше стекались на торговлю. Рынки Хизаши нравились, он частенько оборачивался человеком и бродил среди лотков, но хоть и был при деньгах, никогда ничего не покупал, потому как не имел дома, куда бы мог все это унести. Жил он в корнях огромной старой сосны, было там темно и уютно, но на человеческие жилища совсем не похоже. Смертные окружали себя кучей разнообразных вещей, и у каждой был свой смысл и предназначение. А у иных и смысла особого не имелось, как у свитков с рисунками, что Хизаши однажды видел у бродячего художника. А все равно ж… красиво.
Он прошел деревню насквозь и вышел к реке, где у берега под присмотром старухи купались маленькие человечки. Хизаши не стал приближаться, но зрелище его заворожило: солнце искрилось в туче поднимаемых брызг, детеныши хохотали и визжали, трепыхаясь в воде, а старуха клевала носом, изредка покрикивая на них, когда просыпалась. Хизаши порой ловил себя на пугающей мысли – а каково бы было, окажись он одним из них? Ведь чем-то смертные заслужили столько места в этом мире. Хоть они и жили недолго, все равно умудрялись оставлять память о себе даже после того, как исчезали. Хизаши минуло уже очень много зим и лет, но он так и не понял, чего в людях особенного, что так и тянуло к ним, смотреть, изучать, притворяться ими, пусть и ненадолго.
Когда старуха обернулась, разбуженная окончательно пристальным немигающим взглядом из тени, под деревьями уже никого не было. А хэби по имени Хизаши вернулся в лес и, едва пересек его границу, обратился серебряной змейкой и пополз домой дожидаться ночи.
С заходом солнца жизнь в людских поселениях замирала, тогда как из всех потаенных мест вылезали всевозможные духи и ёкаи. Воздух немного подостыл, и Хизаши выбрался из норы и поднялся на хвосте – не самая распространенная среди его знакомых змей привычка. Юркие итати уже вовсю перебирались с ветки на ветку, пугая древесных духов кодама, блуждающие огоньки играли в догонялки в густых кронах, перекрикивались визгливо лисицы, мерзко шуршали в траве тонкие лапки цутигумо[199]. Лес оживал, раскрашивался призрачными огнями и блеском хищных глаз.
Хизаши пополз знакомыми тропками, пока не оказался на опушке. К тому времени взошла луна, и ее серебряный свет заливал заброшенную дорогу, поросшую травой. Огоньки, сопровождавшие Хизаши на его пути, отпрянули, когда он увеличился в размерах, выпрямился на длинном мощном хвосте, откинул назад белоснежные волосы и зыркнул на них розовоглазым хмурым взглядом.
– А ну кыш, надоели.
Огоньки замерцали, точно слова Хизаши рассмешили их, но стоило щелкнуть когтями, как малышек будто ветром сдуло. Он довольно оскалился, поправил голубое кимоно с рисунком из облаков и выполз на дорогу. В тот же миг воздух замерцал, и рядом с ним возникла призрачная
