Сергей Калашников - Четвёртый

Глава 5. С перепугу

- Ну вот, накаркал вещий Иван, - пробурчал Фимка, разглядывая вырубку по нашу сторону путей. - Метров двести пеньков да угольков, - да, фашисты очистили от леса широкую полосу вокруг железной дорги, по которой прямо на наших глазах протаскивали очередную платформу с бетонными обломками.

- Щебень у них, что-ли, закончился? - фыркнул Миша. - И не пересчитать, сколько они его потеряли со взорванных платформ. Оль! Что там?

- Пассажирский ползёт следом, - ответила подруга с ветки дерева. - Ой, нет, там платформы дальше.

- Какую-то технику тащат к фронту, а экипажи везут с комфортом, как белых людей, - предположил я. - Фим! Ты тоже накаркал. Не нам, правда, а им. Зачем тайком к каждому в ранец по две ленты к своему ЭмГэ под фугас запрятал?

Да, мы несли к этому перегону четыре семикилограммовых фугаса, рассчитывая дождаться темноты и аккуратно поставить их на пристойном расстоянии друг от друга с соответствующими задержками, однако открытое пространство перед железной дорогой нас сильно смутило - тут, если что, быстро в лес не спрячешься.

Ефим хмыкнул и начал стремительно готовить себе окопчик, а мы с Мишей помчались к оставленным неподалеку ранцам за боеприпасами.

- Не так уж медленно этот поезд тащится, - уточнила Ольга и слезла на землю. Она успела разложить приготовленную для вынутого грунта плащ-палатку, на которой мы устроили сцепку из почти всех, что у нас были, пятидесятипатронных лент.

- Целься ниже окон примерно на полштыка, - подсказал я. - Тогда достанется и сидячим, и лежачим.

- Установку прицела проверь, - не удержался от совета Миша.

Фимка, кажется, нас не слышал. Он устраивал локти и ждал прихода цели в выбранную им точку. Очередь.

- Низковато пошла. Так ты им только пятки поотстреливаешь, - я даже не оторвался от бинокля. - А вот эта легла хорошо.

Ствол пулемёта практически не шевелился, а очереди были патронов по пять-семь. Вагоны следовали один за другим - пулемёт, словно взял некий рабочий ритм, деловито проделывая рядочки отверстий в крашеных боках. Мы с Мишкой расстреляли по паре обойм из винтовок по маячившим на тормозных площадках фигурам, но попали или нет, не поняли. А потом пошли платформы с техникой и в пулемёте закончились патроны. Мы отползли, пятясь задом наперёд, скатились в ложок, где нас ждала поклажа - вдали стреляли, изредка свистели пули. Но так, чтобы ветки сыпались на голову - этого не было.

Навьючили ранцы и заторопились прочь - вряд ли фашисты оставят нашу выходку безнаказанной. Так что бежать нужно быстро.

***

- Как вы думаете, кабина у паровоза бронирована? - ни с того, ни с сего спросил Миша, когда мы отдышались после десякилометрового кросса по пересечённой местности.

- Перед станцией с запада дорога идет под уклон, - сообразила Ольга.

- Там того уклона кот наплакал, - возразил Ефим.

- Всё равно, если уничтожить паровозную бригаду, состав будет разгоняться, - рассудил я.

- Кондукторы на тормозных площадках закрутят тормоза и остановят состав, - так и не согласился с нами Фимка.

- Они должны получить команду от своего старшего, который с дудкой, - вспомнила Ольга.

- Как узнать, который из них старше? - озадачился Миша.

- Если по логике, команды на торможение должен подавать машинист гудками, - предположил я.

- Как же трудно без правильного железнодорожного образования! - воскликнул Ефим. - Да ладно, я затем спорю, чтобы вышло у нас не сгоряча, а подумавши. В начале спуска, то есть в верхней его части, когда тормозить ещё преждевременно, мы в три пулемётных ствола нашпигуем паровозную кабину свинцом и посмотрим, что получится.

- Не посмотрим. Сразу надо смываться - до станции всего три с половиной километра. И надо, чтобы паровоз не успел свистнуть, потому что это и может быть команда к торможению, - добавил Миша.

- А, если уже свистнул, а мы ещё не стреляли, то молчать и ждать следующего, - пояснила Оля.

- Вот только ночью это устроить, или днём?

- Попытаемся ночью. В темноте можно ближе подобраться через открытое пространство. А то целиться трудно. У нас ведь нет трассирующих.

- Днем стрелять удобней и не нужно никаких трассирующих.

- На месте посмотрим.

***

Так вышло, что замысел наш с обстрелом паровозной кабины быстро проверить не удалось. Сначала пришлось дойти до ближней базы, чтобы оставить фугасы и забрать второй пулемёт, а потом тащиться в район "аэродрома" за третьим эмгачём и патронами - мы ведь накануне много сожгли. А тут как раз долгожданная ночь с четверга на пятницу, которую наша команда традиционно проводит, вслушиваясь в небо. Фимка со своим тонким слухом легко отличает звуки моторов "Дугласа" и У-2. Он и чужие моторы слышит иногда, если не тащит вместе с нами очередной заряд к железке или ветер не слишком шумит в кронах.

В этот раз приземлился "Дуглас", из которого вышли три тройки в маскхалатах с тяжелым грузом за спинами и, даже не поздоровавшись, разбежались каждая своей дорогой. Кто-то из членов экипажа выдал нам мешки с продуктами и взрывчаткой и сказал, что надо ожидать ещё и У-2. А потом крылатая машина улетела. Мы пробежались вдоль линии огоньков, захлопывая крышки, но собирать светильники не стали.

Звук мотора биплана появился с заметной задержкой - даже подремать успели. Но гостя приняли обычным порядком, закатив в укромное место и, как всегда, замаскировав.

- Самалёта калосо-о, - выбравшийся из пассажирской кабины Лючикин восторженно высказал своё отношение к проделанному путешествию.

- Кажется, я у вас в последний раз, - вздохнул знакомый бородатый капитан. - Фронт отодвигается, мне просто не хватает дальности. Если бы не знал, что смогу у вас заправиться, вернулся бы с полдороги или вообще не полетел.

- Тавалиса сталсына Лючикина стажировка посылай. Смотри, гаварита, как железка рви, - прекрасно владеющий русским ефрейтор коверкал слова неумело. - Тавалиса капитана спласывай: а ты по-лусски-то лазговаливать умеешь? (Одно только правильное спряжение глагола "уметь" выдавало его с головой). А Лючикина гавали - умей.

- Вот ведь чукча нерусский, - вздохнул капитан. - Всю дорогу спрашивал у меня на своём ломаном про падежи, и талдычил, что олени лучше.

Оля прыснула, Фимка захохотал, а я попытался сделать строгое лицо:

- Лючикин. Кончай прикалываться. Доложи-ка с чувством, с толком, с расстановкой.

- Прислан на стажировку, товарищ сержант, - козырнул мне ефрейтор. - А на самолёте я ночью ни разу не летал. Вверху красиво, а садиться страшно.

- Светает уже, - напомнил Миша. - Уходим с открытого места. И, пожалуйста, Лючикин, не делай из нас идиотов. Какая стажировка?