Марргаст - Анна Чайка
– Уже второй раз! Ничему вас жизнь не учит.
Я прислушался.
«Каким же будет наказание?»
Не каждый из них сможет доучиться до настоящего охотника на шишигари. Это стало ясно, когда седовласый наконец разбудил нарушителей порядка и объявил, что за еще один такой проступок их отправят наверх, добывать деньги для братьев. Тогда они могут больше не волноваться о получении духовного оружия… А пока пьяниц послали трезветь за мытьем полов.
Пока ученики пытались прийти в себя, старший наставник подошел ко мне и оглядел почти бесцветными глазами рваную одежду и следы краски на запястьях. Я вдруг понял, что он гораздо моложе, чем показалось сначала: лет тридцати, не больше.
– Отлично. Тебя привели вчера, – он не спрашивал, а утверждал. – Возьми в шкафу чистое одеяние и сходи к священному источнику. Тебе необходимо совершить омовение.
Не уточнив, уместно ли мыться в священной воде, я послушно кивнул. Ему‐то лучше знать.
– Как видишь, наш круг не одобряет праздности и пьянства. Это ведет к ослаблению духа, а слабый дух – к потере сосредоточенности. Советую поступить как многие здесь: начать бороться с изъянами души с помощью веры. Она даст покой.
Я снова кивнул.
– Старовер? Или новопрозревший? У нас теперь есть алтарь для подношений. Недавно получили в дар.
– Ни то ни другое. Мошенник.
Он не удивился.
– Что ж, не мне судить. Мы столетиями обманываем людей, говоря, что мир проще, чем он есть на самом деле. Если повезет, ты обернешь слабости в силу.
И седовласый мужчина вышел, оставив меня под впечатлением от этого разговора.
«Странные они тут. Ну да ничего, я уже определился. Я хочу жить».
Не знаю, стало ли ключевым моментом недоверие к словам Радогоста, но я не смог оставить свои идеи, словно ненужный хлам. То, что я видел, не было иллюзией. Ни один человек, даже обрети он нечеловеческие силы, не способен убить целое поселение. А значит, в наш мир пришло нечто новое. Оно готовится нанести удар, набирается сил. Я же должен выяснить, как с этим бороться.
Получив новую одежду взамен старой, я переоделся. Обновки оказались потертыми, но хотя бы чистыми.
Обитель фальшивых колдунов производила своеобразное впечатление. Давящее. Узкие коридоры, в которых было особо не развернуться, голые стены, мало света. Как вскоре выяснилось, это было сделано специально, чтобы подготовить разум новообращенных к постоянному стрессу. Тех, кто был не способен выжить в таких условиях, отправляли наверх. Все просто. Смагом мог стать только человек с железными нервами.
«И все же, – раздумывал я, прогуливаясь по второму этажу, – они могли бы выбрать место поприятнее. Здесь, под землей, мы как похороненные заживо».
Источник с чистой ледяной водой находился в дальнем помещении, между двумя дверьми с крепкими замками. Вода наполняла небольшой бассейн и через разлом медленно утекала куда‐то вниз.
Ножом, лежавшим в выступе, я кое‐как срезал бороду, поглядев на свое отражение в мутном зеркале во всю стену. Ополоснувшись и продрогнув насквозь, вернулся к себе.
Вскоре пришел Щука.
– О тебе уже знают. Ты должен идти.
– Куда? – хмыкнул я, пропустив вопрос о таинственном «знающем».
– На Лысую гору… Тьфу! Наставление слушать, куда же еще? Если все пройдет хорошо, ты станешь одним из нас. И постарайся задружиться с братьями и сестрами.
– Это еще зачем?
Я всегда с трудом сближался с людьми. Да и они со мной тоже.
– Так заведено. Или ты держишься вместе со всеми, или ты мертв. Одиночки редко преуспевают в нашем ремесле.
Я неохотно поднялся с кровати и поплелся за ним. Как давно я не был в роли подмастерья? Стало вдвойне неловко из-за воспоминаний о прошлом опыте. Но тут вряд ли мучили невинных животных и тайком изучали строение нечеловеческих тел.
Это вселяло определенную надежду.
Щука проводил меня до самой двери. Пока шли вдоль спальных комнат, он объяснял основы жизни Братства. Тут до сих пор чтили древние традиции. Верили, что буква «азес», похожая на изогнутую змею, и золотая серьга в ухе могли уберечь от теней и гибели.
В учебной комнате было теснее, чем в залах Сокольской Школы. Увидев свободное место, я втиснулся между двух верзил лет сорока, так называемых рарогов – учеников, еще не получивших клейма смага и не давших обет молчания на золоте.
Наступило время урока. Худой до изможденности юноша хорошо поставленным голосом начал рассказ и заговорил о зарождении Братства во времена смут.
Слепой бродяга спас жену Первого царя от чудовищной твари, поселившейся в ее горле. В благодарность слепцу были пожалованы земля и дом, где он стал обучать талантливых детей со всех концов света. Великий учитель показал, что можно быть слепым – и видеть, а будучи зрячим, не замечать очевидного. Тогда же, с благословения Рода Горохового, было принято решение хранить Знание в узком кругу посвященных.
Мы услышали о величайших достижениях предков, потом – о главных ошибках. После состоялась беседа о самоотречении и дисциплине. И так продолжалось до самой ночи.
Все следующие дни оказались похожи на этот. Нам рассказали и о том, как было придумано идеальное оружие против шишигари. Лучшие мастера вырезали духовные орудия из упавших ветвей Карколиста и закаляли мертвой водой. Единственный родник находился на севере, в Крепости-Улитке, где его охраняли лучшие воины.
Нас пичкали сладкими наставническими речами.
Смаги служат людям. Они не имеют права использовать знания во вред или для того, чтобы возвыситься над другими. Насилие запрещено. Семейные узы запрещены. Раскрытие тайн Братства… само собой, тоже оказалось под строжайшим запретом.
Сначала я пытался выяснить, сколько же будет длиться обучение. Мне было мало одной теории. Я жаждал действовать, но, видимо, наставники как раз пытались отсеять самых нетерпеливых. Никто не говорил всей правды. А когда я захотел отыскать Радогоста, его отсутствие мне объяснили отъездом на новое задание. Выходило так, что у Братства сильно не хватало опытных охотников.
Свободное время рароги проводили в библиотеке, изучая основы анатомии человека. Не умевшие читать были вынуждены обучаться сразу нескольким вещам одновременно. Меня спасал опыт прошлого обучения, но все равно было тяжко.
Нас обязывали заводить дружбу среди равных.
«Уважай братьев, верь наставникам».
Только я – человек, которого называли Душегубом из Фензино, – в новый круг по понятным причинам не вписывался.
Трапезничать приходилось в одиночестве, что, правда, никак не сказывалось на отвратительном вкусе местной похлебки. Нас не баловали: давали ее, воду да подсушенные
