Закон кровососа - Дмитрий Олегович Силлов
– А ну пусти! – вдруг крикнула дева мне на ухо так, что там аж зазвенело. Да пожалуйста, госпожа лишний вес, не особо то и хотелось держать вас у себя на шее. Разумеется, я этого не сказал – сил не было даже языком ворочать, едва на задних лапах стоял.
Я разжал пальцы. Дева соскользнула с моей спины, подбежала к двери бункера, приблизила лицо к стальному косяку двери, словно обнюхивая его…
– Есть! – взвизгнула она, секунд за десять обследовав косяк, на мой взгляд, абсолютно однородный – стальная полоса есть стальная полоса, что в ней можно вынюхать?
Но дева, похоже, вынюхала.
– Тащи сюда профессора! – пронзительно заорала она.
Понимаю ее. Никому не охота, чтоб снарки сначала сделали из него отбивную, а потом сожрали заживо.
И она открыла. Когда я приблизился, она схватила безвольную руку Захарова и приложила его ладонь к косяку.
Сработало!
Тяжеленная стальная дверь толщиной в полметра открылась быстро и бесшумно. Дева особого приглашения ждать не стала, метнулась в бункер первой. Подбежавший Хащщ – следом, я с академиком на лапах – за ними.
И почти успел.
Внезапно хвост пронзила нешуточная боль – самый скоростной снарк успел догнать меня и впиться зубами в мою пятую конечность. Паскуда такая!
Я со всей дури шмякнул его об дверь раз, другой, третий. Можно было, конечно, и с ним внутрь вбежать, но не хотелось эту тварь тащить с собой в убежище. Известно: где один снарк пролезет, там немедленно еще десять образуются. Похоже, они сородичам какие-то беззвучные сигналы подают, и те пролезают в самые надежные укрытия через системы вентиляции, канализации, секретные подземные ходы. Идут на эти сигналы как по компасу и выжирают по пути все живое. Потому я сейчас, перебросив академика Хащщу на лапы, лупил снарком по стальной бронированной плите и понимал, что толку от этого не много. Тварь, похоже, уже вырубилась, но плотно сомкнутые челюсти по самые десны вгрызлись в мясо, и разжать их теперь можно было лишь гвоздодером.
А между тем дверь стала медленно закрываться. И тут в щель между дверью и косяком влезла еще одна рожа с разинутой пастью под рваным противогазом и всей этой пастью впилась в мой хвост с другой стороны. Причем, судя по ощущениям, и в его кончик вгрызся еще как минимум один снарк.
Кстати, надо сказать, что укус снарка ядовитый. Если сразу не вырезать из себя кусок мяса со следами зубов мутанта, помирать придется очень больно – слюна твари, попавшая в кровь, разносится по всему телу за очень короткое время…
И тело начинает меняться.
Плоть размягчается, становится похожей на плотный кисель, который снаркам очень удобно кушать. У них отчасти внешнее пищеварение, за счет которого укушенная жертва быстро превращается в деликатес для этих мерзких тварей. Видел я как-то валяющегося на земле, непомерно раздувшегося сталкера, которого снарки с удовольствием пожирали, чавкая и постанывая от счастья. При этом парень был еще живой, судя по тому, как он дергался каждый раз, когда от его тела мерзкие твари отрывали очередной кусок плоти. Так что лучше уж сдохнуть сразу, чем так страдать. Интересно, если со всей дури въехать своей башкой в бетонную стену, она расколется? В смысле, башка, а не стена. Хотя с головой ктулху, пожалуй, возможны варианты…
И тут в мою голову, которую я только что собирался утилизировать об стену, пришла мысль. Озарение, можно сказать, на фоне жуткой боли в пятой конечности. А ведь некоторые ящерицы умеют отбрасывать хвосты, когда в них вцепляется какой-нибудь хищник! Так, может, и я… Только как это сделать?
Я мысленно напрягся, представляя, как мой роскошный хвостяра отделяется от тела…
Бесполезно. Только больнее стало – по ходу, снаружи, за почти закрывшейся дверью, снарки уже жрали его вовсю…
Но тут помощь пришла, откуда не ждали. Хащщ бесцеремонно бросил академика на пол, кинулся ко мне, схватил своими ручищами за хвост у основания – и дернул!
Ощущение было примерно как если б у меня ногу оторвать попытались. Аж в глазах потемнело. В основании хвоста что-то хрустнуло, но он остался на месте.
И тут Хащщ дернул снова!
Я не знал до этого, что чувствует живое существо, у которого отрывают конечность…
Теперь знаю.
Жуть, кошмар, словами не передать. Но всю вот эту адскую боль перебивает чувство безысходности. Невозвратной потери. Мысль: «Как же я теперь жить-то без него буду?» Просто к хвосту своему я привык сразу, будто так оно и надо было, словно родился с ним. И сейчас, потеряв его, я стоял, словно громом пораженный, глядя, как Хащщ выбрасывает его за дверь и как оттуда, из-за двери, в коридор доносится хруст разрываемой плоти, утробный вой и омерзительное чавканье. Снарки жрали часть меня – мощную, упитанную, мясистую, чтоб они подавились, твари! Чтоб передохли все! А если не передохнут сами, я им обязательно в этом помогу!
Видимо, захлестнувшая меня ненависть к уродливым мутантам не дала мне вырубиться от болевого шока, хотя организм был совсем не против такого расклада. Меня трясло как в лихорадке – а может, и не «как», может, яд снарка успел проникнуть в меня и сейчас я потихоньку превращаюсь в холодец…
Дверь в бункер закрылась, в стене глухо загудели двигатели невидимых засовов, намертво запечатывающие вход в убежище академика Захарова.
– Ну вот и все, блин, – сказал Хащщ, отдуваясь после пробежки и брезгливо вытирая лапы о бетонную стену. – Без этой гадости сзади ты хоть похож на нормального ктулху. Хотя таковым не являешься. Дури в голове больно много. Но это можно понять. Ты из человека в мутанта превратился, а это стресс, изрядно сдвигающий мозги набекрень, – а ты и так с ними всегда не особо дружил. Потому я тебя за то, что ты меня обманул, прощаю. Как-никак, в прошлом вместе бродили, пили-ели у одного костра, сволочей разных мочили. Корешились, одним словом. И если у кореша вдруг крышняк потек, то на него не бычить нужно, а крышу ему починить, вот и все. То есть в беде не бросить, я так считаю.
– Угу, – мрачно сказал я. – И хвост ему оторвать тоже.
– Это все для спасения твоей же шкуры, – авторитетно заявил Хащщ. – Как оно там, ощущение выше задницы?
– Потрясающе, – буркнул я. – Лучше не бывает.
Кстати, я и не особо соврал. Против ожидания,
