И-2 (СИ) - Михайлов Дем

— Кислород — самый страшный яд — согласился Каппа — Мы проходили это в школе. Я смутно помню детские годы. Уроки экологии. И уроки любви к природе. Для насекомых здесь рай, лид.

— Ага — ответил я, награждая вспучившийся потолочный пласт лишайника выстрелом картечи — Дерьмо!

В брызгах желтой слизи на пол рухнуло огромное насекомое, по размеру и форме похожее на канализационный люк с ножками. Жвала-секаторы судорожно сокращались, длинный плоский хвост колотился по полу, а в центре почти круглого туловища зияла здоровенная дыра пробитая моим выстрелом. Полосни такие жвала по незащищенному горлу…

Шагнув в сторону, Каппа перечеркнул тесаком вздутие на потолке и на пол шлепнулась еще одна такая же тварь — только крупнее. Белесая, с десятком пущенных по кругу глаз, с более короткими жвалами, но при этом с крабьими плоскими зазубренными клешнями, в одной из которых бился почти разрезанный паук со скорпионьим хвостом.

— Для насекомых здесь рай — повторил я слова Каппа и, развернувшись, всадил очередь в грудь белого гиганта, перегородившего собой весь коридор.

Поймавший три пули огромный плукс прыгнул вперед, мигом оказавшись рядом, содрав по пути со стен лишайники и лопающихся тварей. Мясистая грудь с треском лопнула, брызнув кровью и чешуей, из родившейся на наших глазах новой пасти, прежде скрытой кожей, полезли длинные изогнутые клыки. Коридорный пожиратель сделал еще один прыжок, почти достав нас.

— Охренеть — процедил я, оставшись на месте и забросив в пасть зажигательную гранату — Вдохни поглубже, сука.

Уже отступая назад, я вздрогнул и выругался за миг до огненной вспышке — внутри разверстой гигантской пасти я смутно увидел частично облепленную мясом человеческую фигуру. И этот кто-то явно был жив — я увидел изумленное и будто сонное, только что проснувшееся морщинистое женское лицо, разглядел пряди невероятно длинных темных волос тянущихся вглубь живого организма носителя.

Полыхнувший огненный взрыв подбросил рефлекторно прыгнувшего плукса на метр и ударил в потолок. Рухнув, огромная тварь забилась на полу, заживо сжигаемая внутреннем огнем. Из пламени донесся пронзительный и мгновенно оборвавшийся женский визг.

— Дерьмо…

— Это ваши подземные гномы, лид? Старая сука в мясном костюме…

— «Наши»? А кто из в Зомбилэнде мочил? Не ты?

— Ну…

— Это не гномы — покачал я головой, глядя на дохлую мясную баррикаду на нашему пути — Прорубайся, Каппа. Достань эту сонную шлюху из жопы плукса.

— Выполняю.

Сразу достать не получилось — по коридору прокатился огненный вал, по пути наткнувшись на дохлую тушу плукса и, как пробку в горлышке бутылки, толкнул ее. Мы отскочили от мясной пробки, спокойно выстояли несколько секунд в прорвавшемся огненном валу и вернулись к делу. Мачете в умелых и усиленных сервоприводами руках творит чудеса. Обмотанную собственными волосами и мясными волокнами обугленную бабку выплеснуло из проделанной дыры наружу, где она и замерла у моих ног.

Старая.

Очень старая. Я бы сказал иссушенная, но здесь этот термин не подходит — старуха скорее казалась чуток «разжиженной». Не могу и представить, как долго она пробыла внутри туши плукса, но, судя торчащему из ее рта мясному шлангу, по загнутым длинным и частично обломанным ногтям, по местами слезшей, а места сросшейся с чуждым мясом кожей, по невероятной длины волосам… Да. Она пробыла внутри ксарла очень долго.

Присев, я содрал часть покрывающих ее обнаженное тело мясных волокон, осмотрел бледную влажную кожу и убедился, что нет и следа татуировок. Она не из касты гномов. И уж точно она не похожа на элитных гномьих самочек, по которым сохнут рыцари.

Но она…

Она нечто. Идеальный образец исследования для высоколобых научных мужей, желающих знать последствия запредельно долгого симбиоза одного организма с другим.

Груди отсутствуют, вместо них наросла багровая кожа, а сами вторичные придатки будто содраны. Ногти обломаны, в их расщепах застряли обрывки почернелых мясных волокон — и это не последствия недавней огненной прожарки. Старуха кромсала плукса изнутри. Вонзала в него ногти теми пальцами, коими еще могла шевелить. А шевелить она могла очень немногим — она вросла в плукса. Вернее, плукс прирастил ее к себе и скорей всего насильно. Если же это было добровольно, то… не знаю когда она поняла, что больше не может покинуть внутренности своей белой «лошадки». И что больше у нее нет свободы. Нет будущего. Женщина перестала быть независимой гоблиншей, превратившись в разумную опухоль в глотке огромного плукса.

Предысторию уже не узнать. Как и не узнать кем была эта проглоченная и даже частично переваренная, но все еще живая баба. Скользнув взглядом ниже, я глянул на ее тощие бедра, на то, что торчало у нее между ног и пробормотал:

— Вот дерьмо. Тебе повезло, если это был катетер…

— Эта тварь… пыталась размножаться?

— Хрен его знает. Да и знать не хочу — буркнул я, поднимаясь — Вот еще один урок, Каппа. Играя с генетикой — будь готов, что генетика тебя поимеет. И будет иметь на протяжении оставшейся жизни.

— Она могла быть одной из ученых попавшей в ловушку после взрыва.

— Сомнительно — покачал я головой — Прошли десятилетия. Века. Даже если плукс уже жил в момент взрыва и был достаточно большим, чтобы заглотнуть эту дуру… все равно они прожили слишком долго.

— Он мог быть генетически запрограммирован на бессмертие — возразил мечник.

— Мог — согласился я — Но она — нет. Что бы он не пихал в нее с обеих сторон — это не подарило бы ей бессмертия. Нет, Каппа. Вряд ли эта парочка шарахалась тут больше нескольких десятков лет.

— В то время это здание уже было взорвано.

— Верно.

— Она пролезла сюда снаружи?

— Может быть — кивнул я, выдвигая из руки лезвия — Забралась на территорию гига-фабрики, нашла лазейку внутрь. Управляющая ее не заметила — с глазами у ней пока плохо. Она забралась внутрь и… угодила в пасть плукса голодного до секса и размножения. Оставшиеся лет тридцать-сорок, может больше, он таскал ее у себя в брюхе, старательно кормя, регулярно потрахивая и веря, что однажды станет счастливым отцом.

— Плукс и человеческая женщина… получить потомство невозможно.

— Расскажи это какому-нибудь псу, что вздумает поиметь твою ногу.

— Понимаю. Инстинкт размножения. Так она забралась снаружи и попала в мясную ловушку? Нет — мечник равнодушно взглянул, как мое лезвие срезает верхушку опаленного черепа старухи — Вряд ли.

— Почему?

— Здесь все запечатано, лид. Ведь снаружи нет белого лишайника, нет плуксов, нет этих пауков.

— Верно, сержант — удовлетворенно хмыкнул я — Верно. За прошедшие столетия, будь здесь хоть одна щель, что-то да вылезло бы наружу. Нет. Здесь запечатанное пространство со своей извращенной экосистемой.

— Откуда старуха?

— Плукс скажет — ответил я, запуская стальные пальцы в мозг старухи.

— Нейрочип?

— Три — удивленно ответил я — И крупные. Слишком крупные.

Лежащие в мозговой жиже на моей ладони темные «тыквенные семечки» были так крупны, что казались шрапнелью. Они были разных размеров и, судя по всему, располагались в разных частях мозга — это я так черпанул, что они оказались в моей горсти.

— Она не из современных гоблинов — окончательно убедился я — В наших башках чипы куда меньше и в одиночном числе. А эти мозговые осколки… похожи на прототип. Слишком крупные.

— Разве от такого не болит голова?

— Не знаю — я встряхнул ладонью и остатки мозга, вместе с чипами, шлепнулись на грудь пахнущего вареными свиными сосисками трупа — Но если все эти годы у нее болела голова, если все эти годы ее трахал чуть ли не инопланетный монстр, а его желудочный сок в этом время выжигал ее сиськи и заживо варил кожу…

— Ты описал истинный ад, лид.

— Если все так — она была рада сдохнуть.

— Погребение началось — подытожил мечник, смотря, как первая подбежавшая плоская «тарелка» щелком жвал откусила мизинец жертвы и принялась за трапезу.