Сергей Снегов - Люди как боги (Художник Ю.Н. Чигирев)

— Разве ты думал, что мы поселимся здесь?

Я повернулся к Спыхальскому:

— Мартын Юлианович!.. В эту гостиницу вход для землян не запрещен?

Лицо его снова перекосила усмешка. Я вдруг понял, что он добрый человек.

— Эта гостиница — единственное местечко, где для человека нет опасностей, кроме красоты ее обитательниц.

Я схватил руки Фиолы, заглянул в глаза — они были темны.

— Фиола! — сказал я, забыв о дешифраторе. — Я приду. Жди меня, Фиола!

Я повторял «Я приду!», пока черные глаза Фиолы опять не вспыхнули цветом морской воды, освещенной солнцем. Ромеро потянул меня за собою. Я махал Фиоле рукой. За воротами гостиницы Вера сделала мне выговор. Сколько раз я слышал в детстве этот суровый голос!

— Я недовольна, Эли. Чего ты уставился так на бедную девушку?

— Я любовался ею, Вера. Я не озорничал, а любовался!

— Отворачиваться от всех земных девушек, чтоб увлечься первой встречной звездожительницей, — кто тебе поверит, Эли?

— Главное, чтоб я поверил, — пробормотал я. Я верил.

А Ромеро пошутил:

— В древних преданиях змей искусил прародительницу людей, некую Еву. Бедный Эли, кажется, дал обольстить себя коварной и красочной змее.

Я молча глядел на него. Я слышал голос из прежнего моего мира, а сам был в новом.

Ромеро опирался на свою дурацкую трость — надменный, высокомерно подтянутый. Я словно бы впервые заметил, что он красив и его короткая бородка расчесана волосок к волоску. Между нами что-то оборвалось, он больше не был мне другом.

— Теперь ангелы с Гиад, — сказала Вера. — В этих крылатых обществах сохранились враждующие классы.

— Вздорный народец, — подтвердил Спыхальский. — Каждый день у них драки. Перья летят, как пух с тополей.

— И их много. Двадцать три обитаемые звездные системы в Гиадах, сто семь густо населенных планет. Ни одно из разумных племен не размножилось так — почти четыреста миллиардов…

— Разумное племя? — переспросил Спыхальский. — Что, конечно, считать разумом… Одно добавлю — голодное племя. Посмотрели бы вы, что происходит, когда звонят к столу.

Вера задумалась. Я был полон мыслей о Фиоле. Мы долетели до гостиницы «Гиады». В этом здании размером с город масса зелени и света, прямоугольники домов образуют улицы, на пересечении улиц разбиты амфитеатры с экранами — ангелы любят картины. Условия тут подобны земным. Крылатые легко приспосабливаются к любым параметрам гравитации, атмосферы и температур. Вероятно, этим и объясняется, что они широко расселились на планетах.

На нас сразу набросились, осатанело зашумев крыльями, три обрадованных ангела. Через минуту вокруг носилась, сталкиваясь и дерясь в воздухе, целая толпа крылатых. Я хлопал их по крыльям, приветствуя, но их было слишком много, чтоб со всеми здороваться.

В ангелах есть что-то внушающее неприязнь. Внешне они импозантны, даже величественны, — белое тело, золотые волосы, широкие мощные крылья, причудливо окрашенные: розовые, фиолетовые, оранжевые, даже черные, особенно среди четырехкрылых, чаще же всего — разноцветные. Зато лица ангелов грубы. Я не встретил ни в тот день, ни после ангела без морщин, морщинисты даже молодые, — каждый кажется состарившимся ребенком. Впечатление это усиливается еще и оттого. что они галдят и носятся, как расшалившиеся дети. К тому же, ангелы редко моются. В вертепах ангелов вряд ли лучше, чем в конюшнях пегасов.

Когда мы продирались сквозь крылатую толпу, я увидел в стороне Андре с Лусином. Я наклонился к Ромеро.

— Павел, замените меня у дешифратора.

Выбравшись из толпы, я припустил к Андре. Какой-то шальной ангелочек, восторженно завизжав, ринулся на меня с распахнутыми крыльями, но я ускользнул от него.

— Молчи и слушай! — закричал Андре. — Новые данные о галактах. Говорю тебе, молчи! Мы получили великолепные записи у того четырехкрылого. Чего ты размахиваешь руками?

— Я молчу! — закричал я. — Покажи записи.

— Сперва выслушай, потом покажу.

Андре и Лусину повезло. Когда они пришли к изолированному четырехкрылому, тот спал и ему снились кошмары, мозг его усиленно излучал.

Андре, не дожидаясь пробуждения ангела, поспешил материализовать записанные излучения на большом дешифраторе.

Он тут же, на улице, при сиянии дневного солнца, вызвал видеостолб. Я с усилием всматривался, внешний свет был сильнее внутреннего свечения видеостолба. Я увидел те же картины, что уже демонстрировались на Земле, — скалы, яркие звезды, черное озеро, спускающийся сигарообразный корабль. Нового не было и дальше — те же галакты, башня с вращающимся глазом…

— Ну? — спросил Андре. — Понимаешь ли ты, что это такое?

— Понимаю. Бледная копия старых записей Спыхальского.

— Правильно, — проговорил молчавший Лусин. — Копия. Уже видели.

— Вы дураки! — сказал Андре радостно. — Ну и что, если видели? Важно одно: звездные видения посещают нашего четырехкрылого очень часто, раз мы записали их в первом же обследованном сне. Только личные впечатления могут дать такую четкость образов. Короче, он видел галактов сам! — Андре с торжеством смотрел на нас. Я хладнокровно рассмеялся ему в лицо:

— И сейчас ты идешь выспрашивать своего ангела, правильно ли толкуешь его сновидения?

— Совершенно верно.

— Я пойду с тобой, чтобы присутствовать при оглушительном крушении твоей очередной теории.

Четырехкрылый буян был громадный, мужиковатый ангелище со свирепой мордой и могучими крыльями. Он уставился на нас мутными глазами и что-то проворчал. У ангелов тонкие, писклявые голоса. Разговаривая, они захлебываются от торопливости — в любом их сборище трескотня и писк. У этого даже голос был мощный, он не пищал, а грохотал. Он мне понравился.

Андре настроил дешифратор и вежливо проговорил:

— Разрешите задать вам несколько вопросов.

— На колени! — рявкнул ангел. — На колени, не то — к чертовой матери!

Его ярость была так внезапна и буйна, что мы рассмеялись. Смех озлил его. Он грозно вздыбился, распахнув крылья и клокоча.

— У людей не принято становиться на колени, — сказал Андре.

Дешифратор перевел ответ ангела:

— Я — князь!

Я усомнился в правильности перевода. Слова «к чертовой матери», «князь», «на колени» слишком отдавали старинными земными понятиями, чтобы быть правдоподобными.

— Не думаю, чтобы дешифратор врал, — возразил Андре. — Объем его памяти — четыреста тысяч слов и сто миллионов понятий. И если он выбрал князя и чертову мать, то, значит, наш узник имел в виду нечто, что больше всего подходит к понятиям «князь» и «к чертовой матери».

Тогда к ангелу обратился я:

— Почему вы считаете себя князем?

— Налечу и растопчу! — сварливо сказал ангел.

Я вспомнил, что охранное поле людей на Оре зависит от настроения. Я вызвал в себе гнев. Ангела отшвырнуло в сторону, он завопил от испуга. Я то увеличивал, то уменьшал поле. Крылатого «князя» беспощадно мотало в воздухе. Когда его особенно сильно встряхнуло, он заревел бычьим голосом: — Спасите! Спасите!

Я сбросил поле, и ангел рухнул. От страха и бессилия он даже не пытался подняться и ползал, униженно расплескав широкие крылья. Лусин, засопев, отвернулся. Уверен, что в этот миг грубый ангел представлялся ему чем-то вроде его смирных драконов или диковатого бога Гора с головой сокола.

— Высшие силы! — потрясенно бормотал ангел. — Высшие силы!

— Поднимайся и перестань быть князем! — сказал я. — Терпеть не могу дураков. Тебя по-хорошему спрашивают, а ты грубишь!

— Спрашивайте! — поспешно сказал ангел. — Хотя не знаю, что я могу таким могущественным особам…

Андре рассказал ангелу о его сновидениях и спросил, не видал ли он сам галактов и их врагов.

— Это предания, — бормотал ангел. — Никто не видел галактов. Я слышал в детстве сказки о них.

Я выразительно посмотрел на Андре. Он постарался не заметить моего взгляда. Он не очень огорчается, когда его теории терпят крах. Он слишком легко их создает.

— А почему ты хвастался знатностью? — спросил я ангела. — Что означает этот вздор?

Ангел опустил голову и поник крыльями.

— У нас предание, что четырехкрылых привезли небесные скитальцы, двукрылые же — порода местная… Я не люблю двукрылых. Они презренные низшие существа, но вы, люди, не разрешаете бить их…

— И никогда не разрешим, — подтвердил я. — И считать их низшей породой тоже не разрешаем. Как тебя зовут?

— Труб. Я постараюсь… Я хочу, чтоб вы меня полюбили.

Он был так унижен, что я пожалел его. Я ласково потрепал его перья. Перья на крыльях у него отменные — шелковистые, крепкие, густой лиловой окраски. Собственно, настоящих крыльев у него два, вторая пара скорее подкрылки. На изгибе больших крыльев имеются руки, чуть покороче наших, без ладони, но с пятью крепкими черными пальцами с когтями.