Константин Нормаер - Чужая глубина
— Получается, ты просто слепо доверяешь адмиралтейской мурене? — удивился Хоаким.
— Пока да. Но знаешь, у меня существует великое желание избавиться от поводыря и прозреть.
— Ну-ну, посмотрим. Только вот опасаюсь я, а что если ты обретёшь свои зенки слишком поздно, когда твоя самонадеянность заведёт нас в такие дебри, что обратно пути уже не будет…
— Боишься смерти? — прищурился Кимпл.
— Боюсь не достигнуть намеченной цели!.. — рявкнул Хоаким и сплюнул себе под ноги.
Путь тянулся между огромными сталактитами, огибал опасные грани сталагмитов и упирался в висячие мостики, помогающие перебраться через ледяные воды рек Подземья. А мощные поручни, скованные между собой ржавой металлической цепью, наводили на мысль, что ихтианы достаточно трудолюбивы. Иначе никак нельзя было объяснить четкие границы тропки, указатели со странными символами, а также бесчисленное множество гигантских горшков, в которых росли новые элюмины. Рассадники ставили в тех местах, где начинался полумрак. Отжившим свой срок кораллам для перерождения необходимо было, по меньшей мере, три-четыре десятка часов, чтобы на каменных стенах появлялись первые ростки святящихся граней.
Анук не замолкал ни на минуту, демонстрируя гостям особенности своего мира. Правда, его рассказ вскоре потерял содержательность и стал довольно утомительным, чтобы слушать его дальше, но достаточно быстрым, чтобы исхитриться прервать ихтиана хотя бы на минуту. Или перевести разговор в иное русло. Хотя назвать эту трескотню беседой было бы неправильным. Кимпл слышал исключительно голос Анука, и лишь иногда его перебивал осторожный вопрос Крошина. Судя по всему, ренегат мирился с непривычной для него ролью вечного слушателя, но даже у самого уравновешенного человека, в отличие от ихтианов, наступает предел. И тогда…
Крик ренегата оказался таким пронзительным, что Анук быстро ретировался и, совершив три огромных прыжка, очутился рядом с Кимплом.
— Что это с ним? — как ни в чем не бывало поинтересовался ихтиан.
— А как ты думаешь? — без особого энтузиазма, ответил Кимпл.
— Даже предположить не могу. Вы люди такие странные. То просите рассказать о Подземье, то орете, словно пучеглазые руллы.
— Кто? — не понял бригадир.
— Ну, руллы! Помнишь, я тебе рассказывал? Часов двести назад, при нашей последней встрече.
Об исключительной памяти ихтианов у глубинщиков ходили настоящие легенды. Спроси у нечеловека, что было с ним тысячу часов назад, — и он расскажет тебе всё до мельчайших подробностей, даже не запнувшись. Поинтересуйся у ихтианов, как жили их предки, и они припомнят тебе сотни лет бытия предков.
— Прости Анук, но я…
— Я знаю, что у вас, людей, память короче, чем у рыб. Да и неважно, — похоже, ихтиан сегодня был в ударе и не собирался останавливаться на достигнутом. Выставив вперед свою перепончатую лапу, он указал куда-то вдаль и весело выкрикнул: — Тогда посмотри и убедись — наши руллы самые пучеглазые руллы в мире!
* * *Небольшой навес, примитивная деревянная утварь и маленькая горка костей. Таким, как выяснилось, был дом пресловутых руллов. Совершенно не обращая внимания на присутствие чужеземцев, двое абсолютно бесцветных, будто вываленных в крахмале, представителей низшего звена ихтианов занимались нехитрым делом — с жадность пожирали крохотных ракообразных. Выглядели они один в один как Анук, а вот вели себя достаточно примитивно. Издавая какие-то странные, похожие на уханье совы звуки, они больше напоминали приматов, чем действительно разумных существ.
— Насколько они опасны? — после короткого наблюдения, внеся очередную пометку, уточнил Крошин.
— Не опаснее острохвостого гарагула, — отмахнулся Анук.
— Бригадир, поговорите с нашим проводником. Пусть либо молчит, либо научится в нашем обществе выражаться более яснее, — нарочито обратился Крошин к Кимплу, а не к ихтиану.
— Попрошу его при первой же возможности, — откликнулся Кимпл. Ему совсем не хотелось принимать высокомерную игру Крошина. Но в противном случае, он чувствовал, как в любую минуту может разгореться ссора. А нагнетать обстановку в Подземье было подобно смерти.
Кимпл знал на собственном опыте — безобидными руллами незнакомый мир не ограничивается. В шахтах, разломах, залах и полумраках туннелей обитают существа куда опаснее, чем простодушные пожиратели ракообразных. И от них не скроешься за каменной преградой, не остановишь острыми болтами. Для них даже гарпуны вряд ли станут серьезной помехой. А желание добраться до аппетитных чужаков, пахнущих незнакомым надводным миром, может стать отличной мотивацией для начала охоты.
— Но почему они такие беспомощные? — Ольга подошла почти вплотную к ихтианам и, присев, попыталась получше рассмотреть их белесые морды.
— Таково их предназначение, — откликнулся Анук. — При распределении им досталась именно участь руллов и никак иначе.
— Как это досталась? — не понял Крошин. — Им что же, просто не повезло?
— Что такое везение? — Анук смешно выставил вперед губы, и почесал затылок. — Не понимаю этого слова. У нас все одинаково. Родился ихтиан или ихтианка, это хорошо. Воспитываются они одинаково, пока не достигнут первого рождения. А потом приходит Алр, слуга холодных Норн, и говорит, кто кем должен стать в единой цепи развития.
Крошин нахмурился и пару минут переваривал полученную информацию, а затем вновь обратился к бригадиру:
— Ради всего святого, Кимпл, переведи эту белиберду.
Тот в ответ только кивнул:
— Анук хочет сказать, что Алр, по-нашему священник, заранее знает, кто кем должен стать. Ему об это сообщают три сестры Норн — местные божества. Поэтому у них нет понятия везение. Каждый из них занимает определенное место в жизни и не может ничего поменять. Как звенья цепи…Понимаете?
— Великой цепи, — внимательно слушая речь бригадира, поправил того Анук.
— Прости. Великой цепи!
— Получается, в вашем случае выгоднее всего стать этим самым Алром, — усмехнулся Большой Ух.
Анук в ответ надул щеки и деловито заявил:
— Выгоднее всего быть рыбешкой. Ей не приходится думать, и она умеет плавать в большой воде сама по себе, без помощи бульба-бамы.
— Кажется, я сойду с ума от такого бредового объяснения, — не выдержал Жуй Крошин и, отойдя в сторону, ехидно подметил: — И еще бригадир, если я не ошибаюсь, не так давно вы пытались убедить меня, что у нас катастрофически мало времени. Но, между тем, при любом удобном случае вы пытаетесь затормозить рейд. Советую вам быть порасторопней. В противном случае, у вас не будет возможности переложить вину на других. Уж я за этим прослежу.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, сэрг, — пропустил выпущенную в него шпильку Кимпл.
И уже совсем тихо, ренегат шепнул бригадиру на ухо:
— Запомни, со мной лучше дружить, а не враждовать.
* * *Точный механизм часов, которые Большой Ух получил в знак поощрения во времена службы адъютантом у одного старого отставного аншеф-адмирала, виделся ему неким вечным двигателем, способным работать всегда и везде, только не забывай покручивать коронованное колесико заводки. Дорогая вещь. Да что там дорогая, самое настоящее состояние, умещающееся в нагрудном кармане офицерской куртки. Ни вода, ни пыль, ничто на свете не способно уничтожить этот идеальный механизм. Именно с этим тикающим оплотом силы и уверенности ассоциировал самого себя Гилфрид. Когда-нибудь, благодаря изворотливости и природной расчетливости, он станет таким же непробиваемым и совершенным во всех отношениях. Только нужно придерживаться трех основных правил: действуй четко, своевременно и просчитывай все заранее. Прямо как часовой механизм.
Произнеся вслух тайное заклинание, Большой Ух машинально достал часы, откинул крышку, и обомлел. Стрелка не двигалась. Застыла как вкопанная, и лишь слегка подрагивала на месте. Оплот силы и могущества, непроницаемости и твердости сломался. Сложный механизм шестеренок и пружин внезапно остановился.
Гилфрид не верил своим глазам. Поднес часы ближе, пригляделся, потряс возле уха, снова проверил на слух. Покрутил колесико, опять посмотрел на циферблат и окончательно лишился дара речи. Стрелка, немного постояв на месте, начала ход в другом, отличном от логики, направлении. Да еще так резво, что минута пробежала всего за пару мгновений, а секундная стрелка окончательно сошла с ума и принялась вращаться не хуже моторного винта.
— Да что же это такое?! — сквозь зубы процедил раздосадованный Гилфрид. Не то чтобы ему так были необходимы эти самые часы, которые всегда можно отнести в починку, да хотя бы тому же самому Ивансу Бобстеру, что служил в отсеке Жешка. Нет. Дело было в другом. В сознании Большого Уха что-то надломилось, словно он не почувствовал под ногами твердой поверхности. Так бывает с тем, кто долгое время бороздит моря, а после путешествия ступает на грешную землю. Только в случае с Гилфридом эта чисто механическая болезнь носила совсем иной характер. Неустанно беспокоясь о своей безопасности, он внезапно ощутил огромную прореху в обороне. Казалось бы, что такого произошло? Ничего страшного! Обычная внештатная поломка. Да, и черт бы с ними, с этими часами. Но Гилфрид рассудил иначе. Незнакомый ему мир в один миг уничтожил самое дорогое. Взял и невидимой дланью нарушил привычный ход вещей.
