Василий Орехов - Железный доктор
— А вы-то, дебилы хрестоматийные, в тоннели полезли… — пробормотал Бордер. — И Гончар, идиот, повёл вас туда. Как надену портупею, всё тупею и тупею… — Он ещё поворчал и утих.
Володя пожал плечами, пытаясь сообразить, правильно ли он поступил, утаив истории со сталтехом и стимуляторами. В общем-то к делу они не относились.
Бордер молчал. Наконец он встряхнулся, словно огромная птица, поправил плащ и проронил:
— Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что, если мы найдём пропавшую девчонку, её папаша может отвалить неслабые бабки?
— И не только бабки, — торопливо пошёл ва-банк Рождественский. — Я думаю, председатель Совета Федерации может сделать для вас очень многое сверх того. Скажем, закрыть глаза на какие-то ваши… э-э…
— …Преступления, — закончил за военврача лысый сталкер.
— Правонарушения, — мягко поправил тот.
— Выдать нам паспорта, извлечь импланты и поселить в городе Сочи, например, — продолжал энергик, не обратив внимания на поправку.
— Запросто, — согласился Володя, не понимая, куда этот правонарушитель клонит, но уже ощущая, что энтузиазма от предложения он не испытывает.
— Запомни, военный: импланты извлечь нельзя, — жёстко произнёс Бордер. — Невозможно. Это теперь часть нашего организма. Ходят, конечно, разные байки про Красного Доктора и Таблетку Шульца, но я что-то не видел сталкеров, которым они помогли. А значит, не поможет и долбаный председатель долбаного Совета Федерации. Так что остановимся пока на деньгах и некоторых других приятных вещах… Я одного только не понимаю: даже при таком раскладе — зачем нам лично ты? За информацию, конечно, гран мерси, но сам понимаешь, делить награду пополам приятнее, чем на три части…
— А я, кажется, понимаю, — сказал вдруг чернявый толстяк, поднимаясь с колен и покручивая в пальцах отвёртку. — Если мы вдруг найдём девочку или её след, кто пойдёт рассказывать об этом военным? Ты? Или я? Нас сразу прихлопнут, даже слушать не станут. А вот он — запросто.
— А ведь верно, Карапет! — Бордер хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Я сразу и не сообразил. Но тут есть небольшая закавыка. Всё упирается в то, что мы не знаем, где искать девчонку, если она до сих пор жива. Не знаем даже приблизительно. И ты тоже не знаешь, военный. Мораль?
— А? — тупо спросил Рождественский.
— Мораль такова: не ходил бы ты, Ванек, во солдаты…
— Меня Володя зовут.
— Один хрен, — махнул рукой Бордер. — Так что не обессудь, толку с твоей истории никакого. Поди туда, не знаю где, найди то, не знаю кому… Лучше бы ты в адвокаты пошёл, или кто там у вас на воле больше всех сейчас зарабатывает? А так — небось, папаша офицером был?
Нет, офицером отец Володи Рождественского не был, как могло показаться из честолюбивых устремлений Володи служить именно в Зоне.
Папа его был самым обычным поваром. Ну, то есть не совсем обычным, а очень хорошим поваром в очень неплохом ресторане «Династия Романовых» в Великом Новгороде. После Катастрофы Великий Новгород по причине опасно близкого расположения к Серебряному Бору и тамошней Зоне стал расти и процветать — тут тебе и военные, и учёные, и журналисты, и разнообразные мафиозные структуры, о которых в приличном обществе говорить не принято… В общем, на обед юный Володя имел не банальные котлетки с картофельным пюре, а какие-нибудь телячьи медальоны в мятно-миндальном соусе с гарниром из артишоков и авокадо. Неудивительно, что к окончанию школы он быстро набрал лишний вес, что для будущего повара — а отец прочил его именно в повара — было делом чести. Поскольку мама умерла, ещё когда Володе было шесть лет, ни дополнительно поддержать эту идею, ни противостоять ей было некому.
— Худой повар ни у кого не вызывает доверия! — внушал отец, весивший около ста восьмидесяти кило. — Кто в здравом уме пойдёт к беззубому стоматологу или к безграмотному учителю?
При этом он энергично дирижировал шашлычком из морских гребешков, с которого на белоснежную скатерть капал густой коричневый соус терияки.
Однако в результате у Володи имелся целый ряд проблем. Его дразнили одноклассники. Его не замечали девочки. Его не взяли в молодёжную футбольную школу, хотя футбол он очень любил. Впрочем, приучившись вкусно есть, он неизбежно начал неплохо готовить сам.
В повара Володя не собирался, конечно, но постепенно осознал, что ему ничего не остаётся. И осознавал до тех самых пор, пока в соседней однокомнатной квартире не поселился комиссованный из армии старший лейтенант дядя Толя Овсянников.
Дядя Толя служил как раз в Серебряном Бору, где и получил ранение. Познакомился с ним Володя случайно — Овсянников чинил во дворе свою новенькую «ладу-магнолию» и попросил подать ключ на шестнадцать. Володя, помимо «подай-принеси», помог дельным советом, благо у отца была такая же «магнолия», пока он не стал шефом в «Династии Романовых» и не перешёл на элитный «ЗИЛ-камергер». Отцовская лайба постоянно ломалась, как это всегда бывает с продукцией Волжского автозавода, и Володя не раз помогал её ремонтировать.
Слово за слово, и дядя Толя пригласил смышленого соседского парнишку в гости, где за пивом рассказал о страшных буднях военных сталкеров.
Володя слушал, развесив уши по плечам. Дневные и ночные рейды. Перестрелки со злокозненными сталкерами, наполовину людьми, а наполовину — продуктами Зоны, ставшими такими из-за имплантов, оплавленных во время Катастрофы.
— Да какие они люди?! — горько восклицал дядя Толя, наливая себе в стакан с пивом сто граммов водки «Медведефф». — Не люди они, Володька! Помню, у нас в боевой группе был такой Паня, ну, Павел… ты понял, карочь… Так он отбился в ночи, то ли они его отловили… Карочь, на следующий день к Барьеру подкинули — нос отрезан, уши отрезаны, мужицкое тоже всё отрезано, на груди вырезано — «Привет от Ордена»… Мы с ними тоже не церемонились, но мы-то люди. Поймали — к стенке, карочь, и только-то…
Володя вздыхал, глотая тёплое пиво, и сравнивал рассказы отца на тему: «Как мы сегодня попробовали приготовить улиток сплинандеро с орегано по-паросски» с героическими повествованиями дяди Толи Овсянникова:
— …И вот мы такие идём, четверо всего, а он — навстречу! С автобус размером, карочь, и отовсюду пушки торчат, как на линкоре! Ну, думаю, пришла пора помирать, Анатолий. Потом, думаю, чего это? Я — человек, а оно — машина железная! И тут я его, карочь, из подствольника прямо в голову! И ребята ещё помогли… Карочь, завалили мы его, а тут — второй! Они по двое ходят, если что. Ну, я и второго — с этим, правда, повозиться пришлось, шустрый оказался…
Нет ничего удивительного в том, что в результате Володя подал документы в военное училище, устроив предварительно домашний скандал. Отец пошумел-пошумел, призывая на голову непутёвого отпрыска кары всех кулинарных богов, но в конце концов сдался. Не чужой всё-таки, своё чадо, хоть и непутёвое.
Срубили Рождественского тут же, на физподготовке. После чего добрый подполковник из комиссии посоветовал, бросив сокрушённый взгляд на круглый Володин животик:
— Я помню, помню, что вы на собеседовании говорили. Если всё так серьёзно, вам прямая дорога в военные врачи. Захотите — и Зона будет, и всё что угодно… А на физику там не особенно смотрят, там голова нужна. Ну, и ещё руки.
И действительно, в Военно-медицинскую академию Рождественский прошёл без особого труда, хотя и с известными оговорками насчёт желательной физической формы. Отец подарил ему на прощание блокнотик со сборником особо изысканных кулинарных рецептов и попросил, если не заладится, возвращаться — у них как раз некий Константиныч собирался на пенсию.
В Академии у Володи всё складывалось удачно, он здорово сбросил вес, подтянулся, но любовь к хорошей кухне сохранил по сей день. Однако великим разочарованием стало то, что героический дядя Толя Овсянников оказался обычным складским сержантом, которого придавило какими-то ящиками в результате обрушения неправильно собранного стеллажа. Один из офицеров-инструкторов Академии знал его по Серебряному Бору и долго смеялся, когда Володя с придыханием пересказал ему ряд особенно впечатляющих приключений соседа.
Первой мыслью Рождественского было забрать документы и поехать на смену престарелому Константинычу, попутно высказав всё, что накипело, броненосному военсталкеру дяде Толе. Но Володя решил остаться — из гордости, из юношеского упрямства, из нежелания продемонстрировать отцу свою слабость. И сейчас проклинал себя за это решение, представляя, что мог бы не валяться на груде раскисших склизких книжек, ожидая выстрела из армгана, а стоять у котла на кухне и помешивать поварёшкой вкусно пахнущую солянку с каперсами…
Именно в этот момент на сцене появилось очередное действующее лицо.
Это был не бродячий робот-примитив с мозгами набекрень, а вполне дееспособный боевой охранный бот из числа тех, что периодически патрулировали окрестности академовского Тамбура. Обученный и перепрограммированный нанохозяевами, тускло поблескивающий синеватой вороненой сталью корпуса, смертельно опасный. Сталкеры, вероятно, сумели бы засечь его приближение вовремя, но слишком увлеклись разговором с военврачом, почуяв запах хороших денег — нет ничего занимательнее, чем разговор о хороших деньгах, — и бот нанёс удар первым.
