Евгений Шкиль - Метро 2033: Гонка по кругу
– А паспорт у вас имеется?
– Конечно, – рука Феликса нырнула за пазуху, – вот, возьмите: я – Феликс Фольгер, гражданин Четвертого Рейха. Теперь я могу ознакомиться со списком участников?
Чиновник тяжело вздохнул, будто его заставили тягать мешки с цементом, и извлек из папки пожелтевший лист бумаги, испещренный аккуратным мелким почерком. Феликс пробежался взглядом по написанному и быстро нашел нужную колонку:
Команда вольных сталкеров «Дед и компания»:
1) Нилин Андрей Андреевич
2) Рожков Кирилл Николаевич
3) Волкова Ева Владимировна.
«Вот ты, майне гёттин, и нашлась опять», – Фольгер удовлетворенно ухмыльнулся. Однако что-то не давало ему покоя. Он снова прочитал фамилии участников. Затем еще раз… И еще. И тут до него дошло: Андрей Нилин – это тот самый Дед, военврач. Серега ведь говорил, что он собирается участвовать в Играх. И тот факт, что Ева оказалась в одной с ним команде, был Феликсу неприятен. Очень уж не хотелось пересекаться с бывшими собратьями по оружию. Но тут ничего, как говорится, не поделаешь…
– Где ваши напарники? – спросил чиновник. – Они тоже должны зарегистрироваться.
– Они скоро подойдут, – Фольгер понял, как он поступит.
– Учтите, до конца регистрации осталось чуть больше часа.
– Я успею, – Феликс быстрым шагом, протискиваясь сквозь толпу зевак, направился к переходу на Павелецкую радиальную.
Теперь волей-неволей Фольгеру придется участвовать в Играх, чтобы не упустить Еву. И те двое, мужчина и белобрысая девчонка, сидящие возле ганзейского поста, вполне могли стать напарниками в нелегкой борьбе за первое место.
Глава 6
Слепцы
Он был безымянкой в самом прямом смысле. Он не помнил своего имени и отзывался только на кличку Носок. Он был слеп на один глаз, но все остальные органы чувств работали безукоризненно. И еще его иногда посещали видения. И потому он, хоть и казался жалким полудохлым уродцем, таковым себя не считал. Все эти генсеки, председатели, президенты, фюреры – лишь слепые щенки, которым не дано познать истину. А у Носка был целый зрячий глаз – и это великий дар. Он видел им многое, слишком многое.
Часто на границе сна и бодрствования он воспарял над сожженной радиацией Москвой, с любопытством и нескрываемым торжеством осматривал мертвые здания, иногда следил за копошащимися на теле погибшего города мутантами. Они были похожи на насекомых и червей, пожирающих гигантский труп. Когда-нибудь они доедят мертвечину, и что останется? Носка это совсем не интересовало, он быстро забывал о ничтожных зверюшках и взлетал еще выше, пробивал густой серый слой облаков и обращал свой единственный глаз к небесному своду, усеянному тысячами холодных огоньков. Небо было бездонно и безжизненно, ибо оживить его мог лишь человеческий взор, а люди давным-давно попрятались в сырых и душных подземельях.
Надышавшись ледяным светом колючих звезд, Носок нырял обратно сквозь вязкие тучи, сквозь руины города, сквозь суетливый муравейник метро в зловещую тьму, в бездонные недра катакомб, где обитал черный бесформенный спрут, жуткая алчная биомасса. Вот кто настоящий владыка сознаний. Вечно голодный, всемогущий и безжалостный пожиратель людских душ. Он питался страданием, а за это позволял протянуть еще один годик жалким остаткам человечества. Жизнь в обмен на страдания. Без страданий нет жизни. Замкнутый круг. Симбиоз, без которого нет бытия.
И Носок в благоговении представал перед темным Повелителем и дрожащими губами шептал слова благодарности за то, что среди слепцов с двумя глазами тот позволил ему быть зрячим хотя бы на один. Ведь если бы зрачок не заплыл бельмом, Всемогущий давно бы умертвил заморыша, наслал бы на него каких-нибудь отморозков, которые вместо подаяния полоснули бы острым ножом по тонкой шее. И Повелитель был бы абсолютно прав. Он может простить многое, но только не дерзость. Никто не смеет взирать на Владыку, не будучи ослеплен и пожран. Никто, кроме Носка, познавшего Радость созерцания великого Демиурга тьмы.
И вот в мир метро явился некто. Тот, кто был зряч на оба глаза, тот, кто жаждал увидеть нутро Всемогущего. Но и этого бунтарю было мало. Он вдруг решил, что способен разорвать круг между жизнью и страданием. Глупец! Ты поплатишься за свое своеволие!
В подземельях всегда были избранные. Одного такого Носок даже знал: человек, называющий себя Ханом, верящий в то, что стал реинкарнацией Чингисхана. Но даже он, ощущающий потаенное, жил по законам подземного мира и не думал их нарушать. Ведь перевоплощения души – это та же игра по правилам, вечная игра, где человек появляется в муках рождения, живет, терзаясь, и умирает в страхе… чтобы потом родиться вновь.
Многие силы уже обратили внимание на бунтаря, и Носок видел свою задачу в том, чтобы помочь им вовлечь пришлого своевольца в жизнь подземного мира, заставить его служить Владыке хотя бы неосознанно… или умертвить строптивца.
Скорчившись, обняв гитару, Носок сидел в глубине туннеля, где-то посередине между Павелецкой и Новокузнецкой. Он слышал отдаленные шаги и знал, кто к нему приближается. Уродец всегда угадывал людей. Cовсем недавно, не заметив его, мимо прошли три бандита с Треугольника, которые хотели поучаствовать в Играх. Они были насильниками и убийцами. Добрые слепые люди, одним словом. Ведь они, страдая сами и причиняя страдания другим, кормили Владыку, не давали разорваться кругу жизни.
А сейчас по туннелю шел другой человек. Он никогда не представлялся, но повадки незнакомца подсказывали заморышу, что это законспирированный брамин из Полиса. Тот, на которого Носок работал осведомителем. Работал с большим удовольствием. Ведь у обоих была одна цель – служить Всемогущему. Вот только Носок знал об этом, а брамин – нет. Но какая разница, коль Хозяин один? И уродец терпеливо ждал в строго определенном месте.
Спустя две минуты в лицо заморыша ударил нестерпимо яркий свет фонаря. Жалобно заскулив, Носок зажмурил глаз, и, подняв руку, пропищал:
– Не слепи, добрый человек!
– Здравствуй, хариджан, – голос брамина был размерен и леденяще спокоен.
– Здравствуй, добрый человек, не слепи, пожалуйста, не слепи…
– Скажи мне, что слышал ты о тех, кто спустился сегодня в метро через Павелецкий вокзал?
– Носок хорошо ви-и-идит, хоть и одним глазом, Носок все слы-ы-ышал, хоть и далеко-о-о был… не слепи, добрый человек, не слепи…
– Хорошо, – брамин убрал фонарь, – скажи мне, что видел ты и что слышал. Как зовут тех, кто спустился?
– Не знаю, добрый человек, не зна-а-аю…
– Что же тебе известно в таком случае?
– Они без противогазов спустились, – Носок принялся тереть здоровый глаз.
– Хариджан, не испытывай мое терпение, это я знаю и без тебя, – голос брамина был столь же спокоен, как и прежде, но Носок почувствовал угрозу.
– Еще, – проверещал заморыш, – они хотят увидеть звезды. Девчушка хорошая, а хахаль ее плохо-о-ой. Это он звезды хочет увидеть.
– Это уже интересно, – сказал брамин. – И зачем?
– Он не человек, – Носок вдруг перешел на шепот, широко раскрыв глаз, – он призрак. Призрак судьбы. Он плохой, хочет от страдания метро избавить, а если избавит от страдания, то избавит от жизни, весь мир наш разрушит…
– Мне не нужны твои выводы, – небрежно оборвал уродца брамин, – мне нужна информация в чистом виде. Куда они направились?
– На жирную Павелецкую, – обиженно проворчал Носок, – они в Играх собрались участвовать. Носок слы-ы-ышал. Носок все слы-ы-ышал, хоть и далеко-о-о от них был…
– По существу, хариджан, говори по существу, не задерживай меня.
– Они собрались в Полис, а из Полиса хотят выбраться на поверхность и идти смотреть на звезды. Их нужно переманить или убить, они…
– Это не тебе решать, неприкасаемый, – брамин извлек из кармана горсть патронов и швырнул ее к ногам оборванца. – Возьми, ты заслужил.
– Спасибо тебе, Радость моя, спасибо!..
Носок, держа в одной руке гитару, другой принялся собирать патроны, но благодарил он вовсе не брамина, а темного Повелителя, бесформенного спрута из подземных недр, который щедрой рукой агента Полиса наградил покорного раба своего за труды. И пусть надменный брамин называет его хариджаном, неприкасаемым, – это неважно, ибо он такой же слуга Всевышнего, как и Носок, только не подозревает об этом.
* * *– Значит, это у нас Рихард Хайм, гражданин Четвертого Рейха? – чиновник в сером джемпере внимательно посмотрел на Кухулина, затем перевел взгляд на Ленору. – А это Агнесса Айферзухт, прописанная на Чеховской?
– Да, мои старые добрые партайгеноссен, – невозмутимо произнес Фольгер, – члены моей команды.
Кухулин и Ленора выбрали из десятка паспортов, которые Феликс извлек из своего рюкзака, наиболее подходящие под их описания. Тридцать патронов помогли ганзейским пограничникам закрыть глаза на некоторые несоответствия в документах и выдать визу на время Игр. Но с типом, который ведал регистрацией участников, договориться не получалось, слишком уж многолюдно было на платформе Павелецкой кольцевой.
