Максим Хорсун - Темный дом

Очень хотелось курить.

В машине майора оказалось чисто, как в операционной. Ни пылинки на панелях, ни крошки на сиденьях, ничего лишнего под руками. На ковриках – ни пятнышка грязи, словно только что с завода.

Шевцов побарабанил пальцами по рулю, собираясь с мыслями.

– Так, Костыль. Давай по-быстрому.

– Давай… а сигаретой не угостишь?

Майор вынул из кармана початую пачку «Парламента».

– Что угодно мы не курим, товарищ майор? – Садовников жадно защелкал зажигалкой. – Благодарствуйте.

Он внутренне сжался, готовясь к последующим вопросам о Гаечке, но Шевцов его удивил:

– Несколько дней назад ты побывал в загородном доме сенатора Шимченко. Зачем?

И в самом деле – зачем? Садовников растерялся. Прикусил губу, выпустил дым через нос.

Понимая, что «Штирлиц как никогда близок к провалу», он сбивчиво проговорил:

– Командир, я там на собеседовании был… в охрану хотел устроиться.

– Да что ты! – Шевцов хмыкнул, на его лице читалось недоверие: мол, в секьюрити Шимченко не всякого морпеха возьмут, а калеку – и подавно. – Ты хоть служил, Костыль?

– После универа на сборы пару раз ездил, – ответил Садовников, сбивая пепел в ладонь, чтобы не нагадить в безупречном салоне. – Лейтенант я… старшой…

Получилось почти как из «Брильянтовой руки», но Шевцов почему-то даже не улыбнулся:

– И что? Взяли тебя?

Сталкер пожал плечами:

– Сказали, что еще подумают и перезвонят.

– При этом тебя привезли и увезли на машине из сенаторского гаража. Не много ли чести?

Садовников с присвистом затянулся. Плохой был из него артист, ох, плохой.

– Этих денежных мешков не поймешь! То за копейку готовы удавиться, то устраивают фейерверки неожиданной щедрости. Командир, к чему весь этот разговор? Что конкретно ты хочешь?

– Если конкретно, то скажи-ка мне, Костыль, видел ли ты в доме Шимченко что-нибудь подозрительное?

– Вот тебе раз! – неподдельно удивился Садовников. – Как же этот так? Ведь Шимченко – сенатор, государственный человек, день и ночь думает о России! Да как я мог увидеть у него в доме что-то подозрительное?

Шевцов, ни на йоту не изменившись в лице, ткнул щепотью в травмированную ногу Садовникова чуть повыше колена. Сталкер хакнул, выронил сигарету на штаны. Дыхание перехватило, грудь стиснуло железным обручем.

– Очень больно, да? – заметил Шевцов. – Слезы из глаз и тяжело дышать? Но, что характерно, боль – единственное средство, которое мгновенно прочищает мозги. Главное – не переборщить. – Он с брезгливым видом подобрал чадящий окурок и выкинул в окно. – Ты мне не нравишься, Костыль. Неудачник и бездельник. Однако пока это тебя и спасает. Будь ты более деятельным и успешным, ты бы мог представлять угрозу. Если бы ты хоть раз вытащил из Зоны мало-мальски опасную хрень, мы бы тебя сразу и закрыли. А так – бегай пока, только не борзей.

– Чего тебе надо? – проговорил Садовников, борясь с внезапной тошнотой.

– Коню понятно, что Шимченко понадобился сталкер, – сказал тогда Шевцов. – Выбор, конечно, труднообъясним… Зачем? Что Шимченко нужно в Зоне?

Садовникову захотелось взять Шевцова за шею и приложить несколько раз о приборную панель, чтоб разбить в кровь это уверенное и мужественное лицо. Чтоб забрызгало красным купленный в бутике полушубок, чтоб надломился этот холодный и презрительный голос.

Неудачник, да? Бездельник, да?

И тут внезапно его посетила идея.

– Хочешь знать, что я делал у Шимченко? – с ненавистью выпалил Садовников: Шевцов мгновенно подобрался. – А помнишь, может, французский фильм «Игрушка»? Там еще мужика купили, чтоб он развлекал сынка миллионера.

– Да, помню, Пьер Ришар играет. – Шевцов быстро схватывал. – Ты хочешь сказать…

– Сынок Шимченко помешался на Зоне! – Садовников подпрыгнул на сиденье якобы от переизбытка эмоций. – Вот меня и попользовали вместо мазурика: два часа рассказывал быль и небылицы о хабаре, сталкерах, аномалиях и мутантах…

– У нас же нет мутантов, – удивился майор.

– Какая разница! С тем же успехом я мог рассказывать об инопланетянах, Виталик все равно бы слушал, раскрыв рот.

– Ясно-ясно, Костыль. – Садовников понял, что Шевцов ему поверил. – Вот теперь другое дело. Обидно было, понимаю. А что-нибудь видел: наркотики, оружие, прочую противоправную деятельность?

– Ну-у, – протянул сталкер. – Охрана вся при стволах, а больше ничего такого я не заметил.

– Ладно. – Майор сунул Садовникову в карман свой «Парламент». – Заслужил.

– Я могу идти, командир?

– Только один момент: если Шимченко пригласит тебя еще раз, не отказывайся. Внимательно смотри по сторонам, может, увидишь что-нибудь любопытное.

– Товарищ майор. – Садовников невесело усмехнулся. – Если сенатор пронюхает, что я шпионю за ним, он мне яйца отрежет.

Шевцов покачал головой:

– Пусть только попробует. Возникнут сложности – мы протянем руку помощи. Поверь: с нами даже сенаторы не связываются.

Садовников выбрался из машины. Майор завел двигатель, авто тронулось, поползло, царапая днище о плохонькую дорогу искитимской окраины.

В пачке вместо сигарет оказались деньги. Не много, конечно, но лучше, чем просто «спасибо» да ноющая боль в потревоженной ноге.

К тому же дорога ложка к обеду: Татарин уже вернулся, в его ларьке горел свет, словно маяк в морозном мраке февральского вечера.

Часть вторая

Сегодня к нам домой пришли мутанты. Их было много. Они смеялись, разговаривали, ели и пили, еще не понимая, кто они есть. А потом они мутировали и стали мутантами. Я не видел, как именно это произошло, потому что играл на приставке, но я бы хотел увидеть, потому что интересно. Я всегда знал, что Зона до нас дотянется. Сначала она нас отметила, как отмечает цель красная точка лазерного прицела, а потом поглотила. Вместе с домом и со всеми, кто был внутри. С двором и гаражом, с лесом и дорогой. Я оказался в Зоне, как давно мечтал. Теперь мне надо выйти из Зоны, как это делают настоящие сталкеры. Но я не могу это сделать, потому что внизу – много мутантов, они стерегут выход. У меня есть вода и конфеты, я что-нибудь придумаю.

Немножко жалко Гопу, неужели он тоже станет мутантом? Было бы любопытно взглянуть.

Глава пятая

21 августа 2015 г.

Искитим

«Ушел, – подумал Садовников, прижимаясь спиной к бетонному блоку, лежащему поперек дороги. – Надо же – ушел…»

По лицу струилась кровь. Рана на скуле под правым глазом назойливо саднила. Но это была, в общем-то, царапина. Куда больше боли доставляло понимание, кто именно в него стрелял.

Гаечка целила в голову. Гаечка была полна решимости вышибить ему мозги.

И все только потому, что их дорожки пересеклись.

В Зоне, на новых, богатых хабаром и ловушками-аномалиями, землях.

Гаечка выстрелила в него дважды. Он до сих пор слышал свист проносящихся в сантиметре пуль и крики подначивавших девушку-сталкера бандитов. По скуле словно хлестнули раскаленным прутом. Пуля прошла вскользь, наградив Садовникова очередным шрамом. «Ничего особенного, просто работа… ничего…» – говорил он себе, петляя, как заяц, по пустырям, в которые превратились дворы еще недавно жилых многоквартирных домов. «Ничего особенного…» – он то опускался на четвереньки, то несся стремглав, забросив трость за спину.

Впрочем, бандиты отцепились быстро. Все-таки обновленная Зона – не место, где стоит играть в догонялки.

Садовников вытер кровь рукавом. Выглянул из-за блока: никого поблизости не было, только Зона. Зона – живая, дышащая, неравнодушная к происходящему в ее границах. Хотя «настроение» этой бесчеловечной среды было угадать трудно. Но сегодня она отпускала Садовникова, причем – не с пустыми руками.

Сталкер вытащил из рюкзака беспокойный, вибрирующий «рачий глаз», двукорпусную «зуду», пару «браслетов», а потом долго выуживал по одной с дюжину «булавок» и «иголок» разной длины. Разложив хабар на асфальте, он какое-то время просто любовался добычей. Артефакты радовали глаз, наполняли душу предвкушением. Сердце постепенно умерило ход, успокоилось.

Тогда Садовников несколько раз глубоко вздохнул, похрустел костяшками пальцев и приступил к делу. «Зуду», «браслеты» и «рачий глаз» он упаковал в плотные пакеты, которые затем щедро перемотал скотчем. «Булавки» и «иголки» тщательно перебрал, выискивая ломаные. Не найдя брака, уложил остроконечные артефакты в специальные контейнеры.

Затем снова вернул хабар в рюкзак, перемешав для маскировки с походной мелочовкой. Теперь, если кто-то посторонний заглянет в поклажу, то, как минимум, ничего не поймет.

По асфальту заструились оранжевые блики. Садовников обернулся, прижав рюкзак к животу.

Над кромкой Зоны расползалось янтарное свечение. Как будто предзакатный свет загустел, собравшись туманом над крышами брошенных пятиэтажек. Ударила по глазам плазменно-белая вспышка, в воздухе сухо и раскатисто затрещало. В окнах квартир загорались мертвенные бледно-зеленые огни. Загорались и гасли, повинуясь какому-то трудноуловимому ритму.