Владимир Чистяков - М.С.
— А ради чего работать? Даже если повезёт, и мы не подохнем этой зимой. И мы выстоим и создадим что-то новое. То что будет? Да просто закатим новую войну, перед которой померкнут все предыдущие. Только и всего. Ты, как лошадь, тупо, именно на эту цель и собираешься пахать. А знаешь, как эта пахота называется? ПАРАНОЙЯ! Поняла!
Ты сумасшедшая М. С. ещё в большей степени, чем я. В отличии от меня ты не сознаёшь этого, ты искренне веришь в свою гениальность, в свою исключительность, и вдалбливаешь это всем в головы. Небезуспешно, надо признать. Только не про мою голову это. Начало М. С. положила Я.
— Я всё помню. Ты этим гордишься. Даже сейчас.
— Да я знаю. Ты ничего не забываешь. И что-то вроде гордости у меня на самом деле было. Раньше, но не сейчас. А не были ли ошибками наши жизни и наши дела?
— Я не знаю, и никогда не думала об этом. Я знаю, что просто не могло быть по-другому. Мы что-то сделали. Пусть другие сделают лучше. А люди не могут жить без какой-то общей идеи. Убей её — и ты убьёшь страну. Так уже бывало. И не раз.
Кэрдин хохотнула.
— Идеология? Какая идеология. На твою идеологию найдётся своя у соседа. И если он будет силён, то достаточно быстро с ним сцепишься. Кто возьмёт верх — неважно. А большая борьба тебя обескровит. Ведь гибнут всегда лучшие. И какое-нибудь дерьмо, которое всегда хуже обеих дравшихся противников потом возьмёт тебя голыми руками… И так уже было. И тысячи лет назад было сказано: плоды от схватки двух львов всегда достаются шакалу. И не думай, что когда-либо будет по-иному.
Страна! Какая страна? Эта кучка руин с десятком тысяч недобитых головорезов и тремя сотнями недобомбленных танков? Ку-ку, родная! Это что за имперский менталитет при полном отсутствии хоть каких-нибудь признаков империи? Это знаешь ли тоже крепко тянет на какое-то психическое заболевание, жаль не помню диагноза.
— Знаешь Кэрдин. Сначала появляются люди. Империи создаются уже потом. Этими людьми. Бывает, что и с нуля. А у нас всё-таки чуть побольше. Есть ещё люди. Людям свойственно проявлять слабость и ошибаться. А что до всего остального. Я ведь никогда не скажу одной фразы. Хочешь знать какой? Свернём знамёна до лучших времён. Я всегда бьюсь до конца. Только так надо биться за то, что бы лучшее время наступило. Любую великую идею нельзя уничтожить, тем более голыми руками. Её сторонники могут проиграть сражение. Но не войну.
— Ты оптимист. А я уже нет. Я не хочу видеть повторения старых ошибок. Понимаешь, попросту не хочу. Может, ты и создашь что-то новое. Но обязательно вылезет из недр этого твоего нового мира какое-нибудь… Дерьмо. И прикрываясь красивыми фразами, погубит всё. Так уже бывало с великими идеями. Опухоль рождается внутри. В мозге. И сам себе её не вырежешь.
М. С. подумала, что Бестия не так уж не права. Но что там будет через триста лет волновать человека? Ведь ты не знаешь, проживёшь ли три месяца. Вслух же она сказала.
— Даже если это и так, это всё равно дело далёкого будущего. Сейчас же нам нужно одно: попросту выжить. Нам всем. Я повторяю: Сейчас вот так просто взять и уйти не имеет права никто. Ни рядовой, ни генерал. Никто не имеет права на малодушие. Уход одного ударит по другим. А у нас ещё есть и те, кто от нас элементарно зависят. А теперь дай мне пистолет, — она протягивает руку. Видя, что Кэрдин ещё колеблется, добавляет.
— Такие моменты, моменты слабости бывают у всех. Мне тоже иногда хочется всадить себе пулю в висок. И я думаю, ещё захочется. Но я этого никогда не сделаю. Мы должны быть сильны несмотря ни на что. Мы должны быть выше всей той грязи, которая уже практически залила наш мир. Мы должны выстоять.
— Я отстранена? — вдруг спросила Кэрдин, протягивая М. С. пистолет.
— Нет. Отдохни пару дней. Ты просто очень устала. Работаешь дольше всех нас. Меня ещё не было, а ты уже была Бестия.
— Вот уж не думала, что от тебя лести дождусь. Сама же всё знаешь…
— Знаю. Приходи к Марине. Она ведь не по мне, а по тебе скучает. А о сегодняшнем, кроме меня и тебя, никто никогда не узнает.
Затем М. С. направилась к Кэрту. В госпитале генерала не оказалось. Доложили, что в ''тюрьме''. ''Тюрьмой'' у саргоновцев считалось одно из полуразрушенных убежищ. Во время войны верхние этажи разрушены, но нижние и системы жизнеобеспечения уцелели. И из всех выходов, уцелел только один. Так что попасть или выбраться из убежища можно только одним путём. Впрочем, это сооружение было не столько тюрьмой, сколько местом, где содержали в карантине. Так что Кэрт там частенько бывал.
Кэрт, действительно, обнаружился в ''кабинете'' на верхнем ярусе убежища. Сидит за столом в состоянии слабого (для чужака) опьянения. На столе красуются две пустые колбы и огромная бутыль с жидкостью ядовито-зелёного цвета и надписью на стандартной медицинской этикетке ''Опасно для жизни. Яд''.
— Присаживайся, — приветствовал он М. С.,- выпить хочешь?
Он потянулся к бутыли.
— Совсем сдурел от пьянства?
— Ты чё, хозяйка! Я как стекло!
— Вулканическое? — хитро прищурив один глаз спросила М. С…
— Ты про это что ли? — он хлопнул рукой по стеклу, — да это спирт, вода, да наш пищевой краситель. А надпись — чтобы охрана не выжрала.
— Они жрут, да водичку подливают, жрут, да подливают.
— Я градусы чую, в отличии от вас, я как спиртометр, я…
— Заткнись! — резко прервала его М. С., - Пошутили и хватит. Где там вчерашние трофеи, пошли поглядим.
Кэрт с показным трудом вылез из за стола.
— Двое твоих офицеров приходили, тоже на трофеи любовались, видать подстилку себе подбирали.
М. С. с интонацией не предвещавшей ничего хорошего, сказала:
— Фамилии. Я им за этот подбор кузькину мать во всех деталях продемонстрирую.
Кэрт заржал. И зачем спрашивается он русский учил? Пока великолепно только материться выучился. Или так он дурака валяет? По грэдски-то шпарит как не всякий грэд. А у М. С. во время разговора частенько проскакивают солоноватенькие русские выражения.
— Обманул. А ты и поверила.
— Не смешно. — сказала М. С. таким тоном, что Кэрт счёл за лучшее замолчать.
Они спускались по лестнице.
— По сколько человек в камерах маринуешь?
— Помещений много, так что не больше десяти. Вчера запарка тут дикая была, ну сама понимаешь — вши и тому подобное. До шести утра санобработкой занимались.
— С венерическими что сделали?
— Особо запущенные случаи, десятка два, я велел усыпить. Тяжелораненых пока не трогал.
— Правильно. И знаешь, мне не очень понятна твоя шуточка на тему любителей клубнички, на хрена им баба без волос?
— Так обрили не всех. У многих волосы оставили. Везде.
М. С. треснула его по спине.
— Пор-ручик Ржевский…
— Приходит к даме…
— А там полковник…
— Без штанов…
— Отрежу хвост до самой шеи.
По длинному коридору прохаживались охранники — выздоравливающие женщины-солдаты.
— Лысые налево, волосатые направо. Куда пойдёшь?
— Юморист ты, Кэрт. А пойду я прямо.
В сопровождении охранниц, имевших списки заключённых М. С. идет по коридору. За ними- Кэрт. Иногда М. С. останавливалась у камер, и некоторое время рассматривала находившихся там. Заключённые молчат. Они уже знают, что это- ''та самая''. Потом М. С. бросала короткие фразы вроде ''На общие работы'', ''На лёгкие работы'', ''В госпиталь'' и тому подобные. Охранницы делают пометки в списках. У одной из камер М. С. задержалась несколько дольше, пристально разглядывая находившихся в ней, потом бросила несколько необычную фразу.
— Относительно этих дам указания позднее. — и перешла к следующей камере.
— Именной список, находящихся в той камере есть?
— Да.
— Дай сюда.
Пробежав глазами, и словно не найдя нужного, спрашивает у Кэрта.
— Под каким именем у тебя проходит женщина около тридцати пяти лет, рост около 165 см. нормального телосложения, длинные каштановые волосы, полувоенная форма без знаков различая и чёрные очки.
— Слепая что ли. — Кэрт взял у М. С. список, и ткнул пальцем в одну из фамилий.
— Вот она. Хотел ей на досуге заняться. С профессиональной точки зрения, ибо в жизни не видал более странного ранения глаз.
— Сюда её. Быстро и без наручников.
Кэрт распорядился.
— Что с глазами?
— Что-то невиданное в истории медицины. Такого поражения я не встречал. И даже не предполагаю, чем такое можно нанести.
— Глаза на месте?
— Да, только вокруг что-то похожее на ожог. Но не огнём, кипятком или теплом. А чем — не пойму. Как каким-то излучателем с жестко фокусированным потоком по лицу провели.
— Пристрелочным лучом из ваших орудий среднего радиуса, скорее всего, КЗ- 90.- флегматично констатировала М. С…
Лицо Кэрта несколько вытянулось.
— Откуда ты знаешь?
— Испытала на своей шкуре при первом путче. Сейчас её приведут сюда, поговоришь с ней, а я посижу и послушаю.
