Гордон Диксон - Солдат, не спрашивай

— Как вы сюда попали? — спросил я, не оборачиваясь.

— Сказал вашему привратнику, что вы меня искали, — ответил Падма, — Он меня впустил. Мы, экзоты, не настолько часто встречаемся на вашей планете, чтобы он меня не узнал.

Я одним глотком осушил полстакана и сел в противоположное кресло. Освещение в квартире стало ярче, когда за окнами стемнело. Мягкий свет лился с потолка и из маленьких отверстий и ниш в стеках. В своих голубых одеждах Падма выглядел словно изображение Будды, возвышающегося над всем человеческим и житейским.

— Что вы здесь делаете? — поинтересовался я, — Целый день вас ищу.

— В сложившейся ситуации вы вполне могли обратиться ко мне за помощью. Поэтому я хотел встретиться с вами там, где вы не могли бы предположить, что причиной моего отказа является давление извне.

— Отказа? — удивился я. Бренди и вода, которые я проглотил, казалось, уже ударили мне в голову. — Вы даже не собираетесь меня выслушать, прежде чем сказать «нет»?

— Надеюсь, — произнес Падма, — что сначала вы выслушаете меня, Том, прежде чем отвергнуть то, что я собираюсь вам сказать. Вы думаете, что я могу как-то воздействовать на Яна Грэйма, чтобы тот увел своих солдат на расстояние половины окружности планеты от Бловена, или иным образом вывести ситуацию из нынешнего критического состояния. Но правда в том, что я не могу этого сделать, и даже если бы я мог, я бы этого не сделал.

— Не сделал бы, — тупо повторил я.

— Да. Именно так. Но не просто по собственному выбору. В течение четырех веков, Том, мы убеждали всех остальных, что предназначение человечества связано с настоящим и прошлым. У нас, экзотов, есть сейчас достаточно точная наука, называемая онтогенетикой, которая помогает предвидеть исторические последствия того или иного события в настоящем или будущем. Мы не делаем секрета из существования подобной науки. Но это не означает, что мы можем управлять событиями, особенно когда другие все еще стремятся отвергнуть самое существо того, с чем мы имеем дело, — концепцию большой, перемещающейся картины событий, которые включают в себя всех нас и наши жизни.

— Я католик, — сказал я. — Я не верю в предназначение.

— И мы, жители Мары и Культиса, тоже, — продолжал Падма. — Но мы верим в физику человеческих действий и взаимодействий, которые, как мы считаем, работают в определенном направлении, стремясь к определенной цели, которая, как мы сейчас считаем, отстоит менее чем на сто лет — если, собственно, мы уже ее не достигли. Движение к этой цели нарастало, по крайней мере в течение последнего тысячелетия. Ни один индивидуум или группа в настоящее время не в состоянии противостоять этому движению или изменить его направление. Лишь некто более могущественный, чем человек, каким мы его знаем, мог бы это сделать.

— Наверняка, — согласился я. Стакан в моей руке был пуст. Я не помнил, как выпил остаток его содержимого, но алкоголь в некоторой степени снял усталость и напряжение. Я встал, снова подошел к бару и вернулся с полным стаканом, в то время как Падма молча ждал. — Конечно, я понимаю. Вы думаете, что заметили здесь историческую тенденцию, и не хотите вмешиваться, боясь ее нарушить. Изящное оправдание тому, чтобы ничего не делать.

— Это не оправдание, Том, — И на этот раз в его голосе прозвучала некая глубокая нота, которая на мгновение очистила мой разум от паров бренди и заставила меня взглянуть на него. — Я не говорил, что не собираюсь ничего предпринимать в данной ситуации. Я говорю, что ничего не могу сделать. Даже если бы я попытался — это было бы бесполезно. Не только для вас эта ситуация чересчур тяжела: для всех остальных тоже.

— Как вы это узнаете, если не попытаетесь? — спросил я. — Хотелось бы увидеть вашу попытку и ее результат. Тогда, вероятно, я бы вам поверил.

— Том, вы можете поднять меня с этого кресла?

Я посмотрел на него. Я не дорсаец, но достаточно велик для моей планеты. В данном случае это означало, что я был на голову выше Падмы и, вероятно, на четверть тяжелее. Кроме того, я моложе его и всю жизнь старался поддерживать себя в хорошей физической форме. Я вполне мог бы поднять кого-либо, равного мне по весу, с этого кресла без особого труда, а Падма был еще легче.

— Если только вы не привязаны, — заявил я.

— Я не привязан, — Он на мгновение встал, потом снова сел. — Попробуйте меня поднять, Том.

Я поставил стакан, подошел к креслу. Обхватив Падму под мышками, я попытался его поднять.

Но мне не удалось даже сдвинуть экзота с места. Даже если бы он был каменной статуей в натуральную величину, я и то мог бы рассчитывать на большее.

Наконец я сдался.

— Сколько вы весите? — поинтересовался я, отдышавшись.

— Не больше, чем вы думаете. Сядьте, Том, — (Я сел.) — Пусть это вас не беспокоит. Это, конечно, трюк. Нет, не механический, а физиологический.

— Встаньте, — потребовал я. — Дайте мне еще раз попробовать.

Он встал. Я попытался. Он был все так же неподвижен.

— А теперь, — предложил он, когда я во второй раз сдался, — попробуйте снова, и вы обнаружите, что можете меня поднять.

Я вытер лоб, обхватил его руками и изо всех сил потянул вверх, в результате чего чуть не подбросил его к потолку.

— Видите? — сказал он, снова садясь, — Так же, как я знал, что вы не сможете меня поднять, пока я вам не позволю, я знаю, что не в состоянии изменить ход событий на Сент-Мари. Но это можете сделать вы.

— Я? — Я уставился на него, затем взорвался: — Тогда, ради всего святого, скажите как?

Он медленно покачал головой.

— Мне очень жаль, Том, — сказал он. — Но я лишь знаю, что, выраженная в терминах онтогенетики, здешняя ситуация показывает, что вы являетесь центральной фигурой. С вашей помощью сосредоточенные здесь силы, подталкиваемые к разрушительным действиям другой столь же центральной фигурой, могут быть возвращены на основной путь исторического развития с минимумом потерь. Я говорю вам это для того, чтобы, зная это, вы могли воспользоваться имеющимися у вас возможностями.

С этими словами он встал и направился к двери.

— Подсадите! — крикнул я, и он остановился, на мгновение обернувшись, — Та, другая центральная фигура — кто это?

Падма снова покачал головой.

— Знание этого не принесет вам пользы, — сказал он. — Я даю вам слово, что сейчас он далеко и сюда не вернется. Его даже нет на планете.

— Один из убийц Кенси! — воскликнул я. — И они улетели с планеты!

— Нет. Люди, которые убили Кенси, — лишь орудия. Если бы никто из них не существовал, на их месте оказались бы трое других. Забудьте о второй центральной фигуре, Том. Он не в большей степени ответствен за ситуацию, которую создал, чем вы — за то, что происходит здесь и сейчас. Он просто, как и вы, оказался в положении, которое давало ему свободу выбора. Спокойной ночи.

С этими словами он внезапно оказался за дверью и исчез. Я до сих пор не могу понять, то ли он двигался настолько быстро, или же по какой-то иной причине я позволил ему уйти. Просто я неожиданно остался один.

Усталость навалилась на меня, словно тяжелые волны океана ртути! Я проковылял в спальню, рухнул на кровать, и это было все, что я помнил, пока — как мне показалось, в следующую секунду — я не проснулся от настойчиво звеневшего в ушах телефонного звонка.

Я протянул руку, нащупал телефон и нажал на кнопку.

— Вельт слушает, — прохрипел я.

— Том, это Моро. Том? Это вы, Том?

Я облизал губы, сглотнул и заговорил более внятно:

— Это я. В чем дело?

— Где вы были?

— Спал, — ответил я, — В чем дело?

— Мне нужно с вами поговорить. Не могли бы вы приехать…

— Приезжайте сюда сами. Мне нужно встать, одеться и выпить кофе, прежде чем я буду в состоянии куда-либо ехать. Вы можете со мной поговорить, пока я буду этим заниматься.

Я отключился. Он все еще что-то говорил на другом конце линии, но меня это уже не интересовало.

С трудом выбравшись из постели, я начал приводить себя в порядок. Когда он приехал, я уже был одет и пил кофе.

— Пейте, — Я пододвинул ему чашку, когда он сел рядом со мной за стол на террасе. Он машинально взял ее.

— Том… — начал он. Чашка дрожала в его руке, когда он поднял ее и поспешно отхлебнул, прежде чем снова поставить. — Том, вы когда-то были членом Голубого фронта, верно?

— Как и все, — сказал я, — Тогда, в годы нашей молодости, это была идеальная компания, мечтавшая о том, чтобы в управлении нашей планетой стало больше порядка и системы!

— Да, да, конечно, — пробормотал Моро, — Но я имел в виду, вероятно, вы знаете, с кем сейчас можно связаться…

Я рассмеялся. Я смеялся столь сильно, что мне пришлось поставить чашку, чтобы не расплескать кофе.

— Моро, о чем вы говорите? Если бы я знал, кто является лидерами Голубого фронта, то они уже сидели бы в тюрьме. Комиссар полиции Бловена — главный представитель закона в нашей столице — последний, с кем Голубой фронт вступил бы сейчас в контакт. Сначала они пришли бы к вам. Вы ведь тоже когда-то были его членом, когда учились в колледже, помните?