Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
Самыми уязвимыми были маленькие бедные деревеньки, защищать которые никто не спешил. Однако большинство из них превратилось в головешки ещё в годы харратского разгула. Те же, что покрупнее, придумали нанимать йота́ров[3] для защиты от находников, в обмен на регулярное подношение дани.
— Вернее, придумал-то новый церос, — усмехнулась Тшера, бросив косой взгляд на Бира, семенящего возле её кавьяла на своём авабисе, затаив дыхание: Тшера разговорилась, а это случалось нечасто, и он не хотел спугнуть её хорошее настроение. — Астервейг умеет договариваться. И уговаривать тоже умеет, и чаще — неласково. Нашёл дорогу в йотарское логово, посулил за послушание — блага, за непокорность — скверны. Второе всегда убедительней. И вот уже глава йотаров является в одну из приграничных деревень и обещает жителям защиту от харратов за ежемесячную дань. А деревня у границы не одна, и крупная йотарская шайка — тоже. Вот и выходит, что все всем довольны: у деревень какая-никакая боевая защита, у йотаров — гарантированный легальный доход из двух кормушек разом и жильё отдельным двором близ деревни, а у Астервейга — прикормленные йотары, относительное спокойствие на границе и все Вассалы под рукой на случай, если кто его задницу с церосова престола подвинуть вздумает.
— Ай, значит, заработок в Талуни тебе вряд ли найдётся, раз там йотары за всем смотрят, а за йотарами — Вассальство приглядывает?
— Отчего же? Йотары тоже пошаливать могут, Вассальству из Хисарета так далеко не видать, и в гости нагрянуть в такую глушь они вряд ли соберутся. А если работы и не найдётся, то и зла ни йотары, ни деревенские нам не сделают: первые знают, чью руку кусать нельзя, а вторые в таких захолустьях всё ещё Вассалов уважают — по привычке.
— У нас тоже захолустье было, — пробубнил себе под нос Бир, но Тшера услышала.
— У вас была канава отхожая с мамкиными головорезами, — фыркнула она. — А Талунь — вполне благообразная деревенька с чистеньким постоялым двором. Я же обещала тебе ночёвку с постелью и завтрак у очага. Не жалуйся.
— Не жалуюсь, — вздохнул Бир. — Только обещаешь ты уж не первую седмицу, и что-то мне не слишком в такие посулы верится…
— Ты всегда волен уйти, — пожала плечами Тшера.
— Ай, только если сама меня прогонишь. Но с первого раза не дамся, я хваткий, меня так просто не отвадишь! — Бир налился такой гордостью, что даже авабис под ним зашагал бодрее; Тшера чуть изогнула уголок губ в незаметной улыбке.
В Талунь они приехали к обеду. Деревенские ворота стояли открытыми, а поля, сады и дороги пустовали.
«Не к добру».
— Эй, хозяева! — позвала Тшера, въехав на постоялый двор.
Из дверей выглянула кругленькая невысокая женщина в белом переднике, с полотенчиком на плече.
— Ох, Первовечный, ох, гости-то какие пожаловали, ох, кириа! — всплеснула она руками и выбежала на крыльцо — семеня и подпрыгивая, словно горошина.
— Куда все попрятались, хозяйка? Не Вассала же испугались? — спросила Тшера, спешиваясь с кавьяла и забирая его зубастую пасть в намордник.
— Ох, кириа, не серчай, не серчай, родная, не в тебе дело! Знамо бы, что Чёрное Братство наведается, так мы бы встречали, да пирогов побольше напекли, — затараторила хозяйка. — Хойнар, ну-ка, подь сюда! Сведи скотину в стойло! — гаркнула она через плечо, и из дверей появился тощий взъерошенный подросток, удивительно похожий на неё лицом, молча отвесил Тшере не слишком-то почтительный поклон и увёл Ржавь и Орешка на задний двор. — Да кто ж так кланяется, растопыря! — заворчала ему вслед мать. — Ты уж прости, кириа, не обучен он у меня, столичных-то гостей в глаза не видывал! Ты одна, иль ещё кого ждать?
— Пока одна.
— Проходи, милостивая, проходи, сейчас обед подам. — Хозяйка повела их в дом. — Ты с ночёвьем останешься, комнату справить?
— Справь.
— Служника твоего в сарай определить?
— Ему отдельную комнату, не хуже моей.
Хозяйка бросила через плечо удивлённый взгляд и предупредила:
— За полную стоимость будет.
— Пусть так.
Хозяйка глянула на Бира с нескрываемым любопытством.
— Всё сделаю, кириа, всё устрою по лучшему канону!
— Ай, я в сарае, — зашипел на ухо Тшере Бир, — у нас кошель совсем тощой!
«Чутьё мне подсказывает, что здесь растолстеет».
— Только попрекни меня, что слово не держу, — полушутя ответила ему Тшера.
Хозяйка провела гостей в трапезную, усадила за стол, принесла две здоровенных миски аппетитного жаркого, кувшин лёгкого яблочного вина и пышный румяный пирог, тоже яблочный.
— Так куда, говоришь, все ваши попрятались? Время обеда, а трапезная пуста, — спросила Тшера, похвалив жаркое.
— Так ить на завтра Дракона ждём, вот все заранее и сныкались, — оживилась хозяйка и с молчаливого позволения Тшеры присела за краешек стола, подперев румяную щёку кулачком. — За данью приедет, а нынче срок ему невесту отдавать.
«Дракон, хм… Имя? Прозвище?»
Тшера заинтересованно дёрнула бровью, про себя отметив хозяйкину охоту поделиться новостями.
— Свадьба, значит, намечается?
— Да какая ж то свадьба! — махнула рукой хозяйка. — Девка — обреченница, на откуп главе наших йотаров выбрана.
— Это он, что ли, Дракон?
— Он, он. Имени своего не открывает, Драконом себя величает, и на спине егойной тварища какая-то срамная нарисована с когтями да крыльями. Дело, правда, знает — харратов вокруг Талуни не одну дюжину порезал, таперя эти трупожоры нас и не трогают.
— И чем же тогда не угодил? Неужели одной девки для такого воина пожалели?
— Да кабы одной! А то он же кажные полгода по красавице забирает! Как сам с нею нарезвится, своей шайке её пускает. Кто понесёт от него или йотаров его — той травят плод, чтоб лишней заботы не добавляла, но домой ни одну не пустил, всех на своём двору держит, шайке на забаву. Самых красивых невест наших перепортил, изувер!
— И вы что же, не вступитесь за девок своих?
— Да куда ж нашим парням против их! — махнула рукой хозяйка. — Да шурви опять наедут, коль с йотарами рассоримся. Две девки в год не дороже выжженой деревни, так что мы и не спорим. Но в день очередной драконьей свадьбы из домов носа не кажем: однажды Дракон углядел другую девку, не ту, что ему уготовили. И увёл — прям из отцовых рук вырвал, того хлыстом огрел! — Хозяйка понизила голос и склонилась ближе к Тшере: — А то дочь старосты нашего бывшего! Уж он её берёг-берёг, да не сберёг. Теперь вот ходит ко мне руйю пить,
