Ведьмина поляна - Василий Головачёв
– Сидаемо! – нетерпеливо бросила она.
Максим и Александр запрыгнули в колесницу, схватились за поручень перед ними, и необычный экипаж помчался вслед за отрядом под командованием Гонты.
Выехали из деревни, по неплохо утрамбованной дороге углубились в лес.
Максиму показалось, что за деревьями вырастает в небо призрачная фиолетово-синяя стена, однако деревья здесь росли густо, накрывая дорогу подобием полога, и разглядеть стену как следует не удалось. Впрочем, через пару минут лес расступился, и пассажиры – мужчины колесницы крепче сжали поручень, расширившимися глазами рассматривая неожиданно возникший впереди почти отвесный горный склон.
– Малика видимость грани, – сказала блондинка, управляющая колесницей, – на обрыве.
Гонта, в этот момент скакавший впереди отряда, не сбавляя скорости, вонзился в стену – Максим едва сдержал крик – и пропал, а за ним, также не останавливаясь, устремились дружинники.
Обменяться впечатлениями пассажиры колесницы не успели. Её «птицеконь» воткнулся головой в каменную с виду кладку, а за ней нырнула и коляска со всеми людьми.
Потемнело в глазах, но буквально на секунду. Тьму смахнуло крыло света, и отряд вырвался на край каменистого обрыва, с которого в бездне под ним раскрывалась до горизонта безмерная гладь океана зеленовато-сизого цвета. Впрочем, это был не океан. Позже Максим разглядел ландшафт внимательнее и понял, что это колоссальное, уходящее за горизонт болото. А пока что отряд повернул направо и поскакал к туче пыли в сотне метров, где то и дело сверкали молнии.
Когда до места сражения пограничников Роси с неведомым противником осталось не больше двадцати шагов, Максим разглядел, с кем бьются люди.
Дружинников было семеро (если не считать трёх упавших), и среди них Любава. Она сидела на рослой «птицелошади», метавшейся в окружении не менее трёх десятков каких-то лохматых тварей ростом с человека и текучих псевдомедведей, сформированных из муравьёв. Бой, похоже, длился уже не одну минуту, и спутники Любавы потеряли своих «коней», хотя и продолжали яростно отбивать атаки противника.
– Прыгза! – крикнула девушка, управляющая колесницей.
Максим, не мешкая, прыгнул налево, кубарем перекатился по каменным буграм. За ним сиганул Александр, по-волейбольному сконцентрировавшись при падении.
Колесница вихрем налетела на лохматую тварь, отбросив её на несколько метров. Возница взмахнула мечом, снимая «голову» соседнего псевдомедведя, начавшего разваливаться на струи насекомых.
Через мгновение грянул выстрел из карабина, пробивший шум потасовки, как крик петуха – утреннюю тишину.
Сан Саныч стрелял дробью, и заряд буквально разнёс лохматую тварь на части, каждая из которых больше всего походила на многоногого краба. Эти «крабы» вдруг обрели подвижность и поспешили прыгнуть в воду. Остальные прянули назад, в отличие от «медведей», продолжавших бросаться на дружинников. Делали они это своеобразно: выбрав момент, обрушивались на человека лавиной муравьёв, накрывая его шевелящимся слоем, и через несколько секунд от бойца оставался лишь голый скелет.
Максим заметил, что дружинники работают в основном мечами и ножами. «Мосол» глушара имела только Любава, успевающая отражать и атаки «крабоносцев», и навал псевдомедведей. И всё-таки силы были не равны, пограничный отряд таял на глазах, и если бы не своевременная помощь отряда Гонты, от дружинников Любавы не осталось бы ни одного воина. Прискакавшие росичи резко изменили ситуацию, с ходу налетев на жуткое воинство.
Максим оглядел поле боя, намереваясь вступить в схватку, но заметил, что на круп «птицеконя» Любавы вскочила «куча крабов», и метнул нож, попадая существу в затылок. Однако это не остановило монстра. Голова твари представляла собой такого же псевдокраба, и хотя она отлетела в сторону, он продолжал тянуться к девушке скрюченными лапами, то есть «крабами» поменьше, и Максим вытащил пистолет.
«Гюрза» выдала серию выстрелов, не таких громких, как это продемонстрировал карабин, но всё же подействовавших на «крабью кучу» в форме обезьяны.
Тварь, вскочившая на «коня» Любавы, получила шесть пуль: ни одна не прошла мимо, – сражённые «крабы» с тонким визгом свалились на камни, остальные начали рассыпаться.
Любава оглянулась, подняла вверх меч, приветствуя спасителя.
Максим вспомнил о своём «пестике», дострелял обойму до конца, останавливая порыв десятка «крабоносцев», и вытащил глушар. Дело пошло быстрее. От каждого разряда «психотронного генератора» – в этом мире луч был виден как струя плывущего «от жары» (на самом деле – холодная) воздуха – псевдомедведи мгновенно разваливались потоками муравьёв, а «крабоносцы» с визгом начинали метаться по узкой площадке между стеной леса и обрывом, нередко срываясь в бездну.
Через несколько минут бой закончился.
Сан Саныч успел ликвидировать из карабина двух монстров и «медведя». Максим не отстал от него, развалив последнюю тварь выстрелом из «мосла», превратившегося в кусок льда. Остальное доделали дружинники Гонты и сам воевода, а также воительница на колеснице, не хуже мужчин владевшая мечом. Когда пыль схватки осела, на каменном щите обрыва лежали, изредка подёргиваясь, восемнадцать куч расползавшихся «крабов», а на стену обрыва ползли ручьи огромных муравьёв, прятавшихся в выбоинах скал.
К Максиму подскакала раскрасневшаяся Любава.
Он опасливо покосился на её «коня», повернувшего к нему птичью голову с немигающими прозрачно-красными глазами. Девушка заметила его нерешительность, улыбнулась.
– Клювар сваих не чапае. Вялико дзякую за допомогу. Будьмо у долги.
– Рад был помочь, – пробормотал Максим.
Она перевела взгляд на подходившего Александра, на ходу перезаряжавшего карабин.
– Добры агнестрел. Ты вой?
– Больше по должности, – смущённо ответил Сан Саныч, поняв вопрос. – Я военный комиссар Брянска, готовлю молодых парней служить в армии.
Любава вопросительно приподняла брови, но продолжать расспросы не стала.
– Топи зовсим нахабилися, бацька, – обратилась она к Гонте. – Надобишь павяличивац колькасу постоу.
– Решимо, – сказал седобородый (Максим с интересом посмотрел на отца Любавы, отмечая их сходство). – Кудёма, остаток похоронь и чакай до вечеру, тябе змениц Мерцан.
– Слухаюся, войвода, – прогудел басом могучий бородач с огромным топором в руках.
– До застаувы!
Отряд потянулся в лес.
– Что это? – спросил Максим у предводителя. – Внизу? Океан?
– Великотопь, – коротко ответил Гонта.
К Максиму подъехала колесница.
– Сядайце, – предложила девушка-возница.
Через полчаса, проехав горную стену – со стороны обрыва она была не видна, объявившись вдруг сзади, когда отряд проехал сквозь невидимую границу мира, – дружинники въехали в Хлумань.
Глава 12
Максим рассчитывал к вечеру встретиться с Любавой, но не повезло. Девушка получила какое-то задание от воеводы и убыла в неизвестном направлении вместе с тремя дружинниками. На вопрос расстроившегося молодого человека: где Любава? – немногословный Гонта ответил:
– Налади топигрань.
По-видимому, это означало, что дочь воеводы занимается коррекцией охраны границы Роси, командуя чем-то вроде группы особого назначения. Пришлось объясняться с теми, кто был в данный момент доступен.
Так Максим и Сан Саныч выяснили, что мать Зоана является наместницей губернатора, или князя, на местном наречии, и управляет приграничной зоной государства от её западной границы с Хлуманью в центре до границы с микоростенским княжеством со столицей Микоростень. Об этом она рассказала сама, хотя разговор получился трудным из-за многих и многих терминов, незнакомых гостям.
Их разместили в отдельных спальнях дома воеводы, и оба с интересом принялись знакомиться с бытом росичей, оказавшихся волей судьбы в своеобразной резервации.
К удивлению Сан Саныча, кот освоился в новом жилище быстрее, чем люди. Он по-хозяйски обошёл помещения первого этажа усадьбы, не пытаясь освободиться от поводка, обнюхал углы и потратил пять минут на обследование хозблока, где располагались раковины умывальников, с виду сделанные из отполированного дерева, душевая кабина и туалет, представляющий собой удобный стульчак с откидной крышкой. Несмотря на это, запахи в помещении стояли приятные, словно рядом находился деревообрабатывающий комбинат, и было видно, что за этим хозяйством ухаживают.
Максим сводил кота и на улицу.
Реакция Рыжего рассмешила хозяек, живо перекинувшихся своими впечатлениями.
Кот постоял на крыльце, нюхая воздух, раскрыв почерневшие глаза на полморды, спустился на улицу, однако недалеко послышался клёкот-рёв «птицеконя», и зверь метнулся назад, спрятавшись в ногах хозяина. В светлице он успокоился окончательно, нагло улёгся на лавку в углу и вздохнул так, будто вернулся с тяжёлой работы.
Разговора с Гонтой не получилось. Он куда-то спешил, отвечал лаконично и не всегда понятно, пообещав ещё раз скорого прибытия некоего «правидца». Слово показалось знакомым, близким к русскому
