Лучший друг - Ян Жнівень
Принявший их усатый дядька с грустными глазами и болезненного вида лицом без интереса взял рукопись и отправил братьев домой, не дав никаких указаний. Так просидели они пять дней в ожидании ответа, окрыленные надеждой на светлое будущее дуэта писателя и художника, но редактор не спешил их обнадеживать. Рукопись вернулась к ним с запиской: «Нам очень жаль, но вы не подходите нам».
Сердце у обоих упало, но все было бы не так страшно, если бы не одна маленькая деталь, которая навсегда убила желание браться за работу у братьев – рукопись была прочитана всего на одну пятую всей истории, что показывали пометки каждые десять-двадцать страниц, заканчивающиеся на восьмидесятой.
Следующий месяц братья оббегали семь издательств, в которых никто не доходил и до половины рукописи, отказывая в печати и заливая обильным количеством кофе величайший труд их жизни, который нельзя было даже перепечатать. Братья ушли в себя, надолго забыв о работе художником и писателем, которых в них убил простой человеческий эгоизм и государственная цензура.
Рукопись отправилась в секретер на замок и вот уже два года томилась там. Никому не хотелось доставать ее и браться за доработку, оставляя за собой желание сохранить ее как память о веселых временах концентрированной рутины, разбавленной работой. На стене над секретером висел тот самый постер, который Егор выводил неделю акварелью и который должен был стать обложкой книги. На нем Ламар, главный герой, сидел на платформе посреди космической бескрайности, созерцающий сине-оранжевую планету, которая и стала его домом в конце истории. Эта работа, как он по сей день считает, стала жирной точкой в его карьере художника.
Младший брат часто возвращался к этому плакату и смотрел в невероятно печальные глаза Ламара, которые он сделал в соответствии со своим состоянием в те годы. Ламар держал в одной руке пистолет, а другой, грязной и худой, словно обтянутая кожей косточка, сжимал капсулу с последним дыханием дяди, которое направляло его все время по пути до планеты Бета К.О.
III
Сам того не заметив, Егор медленным шагом доковылял до дома Маши, адрес которой ему дал как-то Яша. Заходя в ее двор, он сразу почувствовал чертовски знакомую обстановку, запах сырости и перегнившей травы, общий, родной антураж грязи и мусора.
Он поднялся на второй этаж полукруглого дома по бетонной лестнице и позвонил в омерзительный звонок, треск которого был слышен даже на улице. Дверь открыла пожилая женщина в очках, укутанная в два шарфа. Сквозь морщины и борозды на ее круглом милом лице показались два тонких и чутких глаза. Даже в ее преклонном возрасте был виден тот самый овал лица, который так запомнился Егору в Маше. Увидев гостя на пороге, она сделала удивленное лицо и спросила:
– Какими судьбами, парнишка? – голос ее пищал и напоминал злую шутку, а глаза, на манер внучки, сверлили его своей пронзительной наблюдательностью.
– Я к Маше Кузнецовой. Она здесь живет? – спросил Егор.
– Да, Маруся тут живет. А вы кем ей приходитесь, молодой человек? – спросила бабуля с несползающим удивлением на лице. – Уже одиннадцать вечера, а вы так к нам без предупреждения. Чая нет, печенья не наблюдаю. Хоть музыку включи, что такое?
– Чего? Нет… Мне надо поговорить с ней. Я ее однокурсник… точнее, с параллели, – растерявшись и не до конца поняв упрека бабули, ответил Егор.
– Ой, мальчик, мне это совсем ничего не говорит. Поточнее, пожалуйста, – прищурилась полуслепая бабушка.
– Мы учимся с вашей внучкой в одном университете, – объяснил Егор, утомившийся объяснять ей цель своего визита. – Можно мне пройти, пожалуйста?
– А, так вы учитесь с ней? Это же великолепно! К нам так давно никто не заходил, не проведывал, – ее голосом это радостное приветствие звучало как насмешка, а Егор подумал, что сейчас она со смехом закроет дверь и не пустит его внутрь. – У меня уже два дня лежат коржи, которые я пекла для внучки, но она никак не ест! Представляете? У девочки совсем аппетит пропал, – продолжала томить бабушка. – Как вот сходила на могилу к отцу, так и не ест. Между прочим, он был хорошим папой. Вы знали его? Ну, откуда ж вам… Ох, так о чем это я? Маруся совсем забыла о еде. Не спит ночами, что-то пишет и постоянно в этих наушниках. Я, конечно, в ее возрасте такой же была, а местами и хуже, но это означало, что у меня сложный период в жизни. Наверное, и с ней что-то не так. Может, ты знаешь, что к чему?
– Конечно, бабуль, – процедил Егор и опустил брови, стараясь как-то протиснуться между дверью и пожилой женщиной, старательно щурившейся, чтобы разглядеть вечернего гостя.
– Ах, не хочет показывать своего горя. Уж не знаю я, что делать. Может, вы поможете? Не дай бог она, как молодежь в мое время, станет принимать наркотики или, не дай бог, пойдет пить. Я-то все эти секреты знаю.
– Конечно, помогу, если вы дадите мне пройти, – натянув улыбку ликовал Егор.
Бабуля, дрожа сухими руками, чуть пододвинулась и дала Егору пройти в узкий коридор, деливший квартиру на два отсека – зал, в котором спала бабушка, и комнату Маши. Девушка сидела за закрытой дверью в своей каморке, так забывшись в музыке из плеера и своем листке бумаги, что даже не заметила Егора, который вошел в ее комнату и закрыл за собой дверь. Он подкурил сигарету и открыл окно около ее стола, после чего она наконец заметила некоторое волнение в воздухе.
Егор стоял у окна и смотрел полузакрытыми глазами куда-то вдаль, глубоко затягивая сизый дым. Маша вытащила один наушник.
– Некрасиво заходить без спроса в комнату.
– Ты едешь с нами? – спросил Егор, даже не повернувшись к ней. – Мы собираемся в магазин, и нам надо купить все нужное на троих, поэтому твое присутствие обязательно. Также возьми все сбережения, которые у тебя есть, одежду и, если надо, комплект гигиенических принадлежностей. Еще…
– Ты куришь в моей комнате. Я не люблю запах сигаретного дыма.
Чувствуя некоторую романтику в своей наглости, Егор
