Запертый (СИ) - Михайлов Дем

С огромным трудом разлепив веки — казалось, что каждое весит под тонну — я поморгал и снова прикрыл глаза, чтобы дать им привыкнуть к не столь уж и яркому свету. Поведя плечами, двинул затем ногами, прислушался к происходящему вокруг и ме-е-е-дленно уселся, помогая себя обеими руками. Бережно спустив ноги с лежака, я замер на его краю, вцепившись пальцами в края, наклонив голову и внимательно вслушиваясь в слова набившихся сюда сурверов, заодно пытаясь разглядеть свое отражение в большом зеркале на противоположной стене.

Я не сразу понял, что тот доходяга в зеркале — это я.

Голова забинтована, лицо в пластырях, на губах медицинские скобы, под глазами огромные кровоподтеки, а в самих глазах сплошная краснота. Нехило же он меня обработал…

Тело скрыто под явно дежурной зеленой футболкой с цифрой шесть на груди. Футболка мне велика размеров на пять, ниспадая на мои голые исцарапанные ноги. Судя по ощущениям под футболкой тоже бинты или что-то вроде — нечто тугое стягивает ребра. На пальцах рук пластыри… все тело онемелое, вздутое и какое-то деревянное.

А что и кто вокруг?

Тут всего одно помещение — не считая служебного кабинета, что в то же время служил и хранилищем лекарства. Но от основной части медпункта меня частично отгораживала надежная ширма в сурверском стиле и характере — стальной вечный каркаса, однотонная выцветшая клеенка со следами аккуратного ремонта. Благодаря ширме моего пробуждения не заметили, что позволило мне незаметно прислушаться к оживленной, если не сказать ожесточенной беседе.

— Он первый ударил!

Сколько уж раз Серж повторил эту мантру? Я попытался скривить губы в усмешке, но не преуспел — они тоже онемели. Казалось, что ко рту пришили раздутые подушки.

— Серж! Хватит уже! — усталый мужской голос обладал немалой властностью — Хватит повторять! Это тебе не поможет! Свидетелей достаточно — начал первым ты! Ты оскорбил другого сурвера — беспричинно! Ты громко и ясно назвал его так, как назвал! После чего вторгся без разрешения в его личное пространство, схватив за плечо и силой развернув к себе!

— Но я…

— Тихо, сурвер! Слушай молча! Также ты назвал его плесенью! Второе оскорбление! А затем ты усугубил, оскорбив его в третий раз. Троекратное оскорбление без какой-либо причины и повода! Да, мы живем по законам. Да, мы не приемлем самосуда, но… будем честны друг с другом, да?

— К-конечно…

— Назови ты меня жопной дыркой — я бы тоже не сдержал руки.

— Но… в школе мы все время…

— Школа кончилась, придурок! Ты взрослый двадцатипятилетний мужик! — властный голос начал звучать громче и злее — То, что прощалось в школе — не прощается во взрослой жизни! Ты же сурвер! Ты должен знать один из наших главных принципов! Ну! Принцип номер девять! Озвучь!

— Сурвер в ответе за себя!

— Поясни!

— Сурвер в полном ответе за свои слова и дела!

— Но он первым ударил!

— И был в свое праве! Ты оскорбил его!

— Но в школе мы всегда…

— Ты не дебил часом, сурвер?

— Мы всегда так шутили!

— Над ним?

— С ним! Он тоже смеялся!

— Прямо смеялся? Когда вы называли его дыркой в жопе — он прямо взахлеб смеялся?

— Ну не взахлеб… но улыбался точно! Послушайте, мистер Маланин… мы же с вами почти из одного рода…

— То, что мы оба являемся потомками выходцев из Россогора не дает тебе никаких преимуществ, сурвер — вздохнул голос — Наоборот! С тебя больше спрос!

— Ну не хотел я! Я же на работу торопился просто! И тут увидел его — Амоса! Подошел поздороваться! Да я клянусь! — в дрожащем голосе Сержа зазвучали чуть ли не истерические нотки — Я поздороваться подошел! А мне кулак в зубы прилетел! Я и не сдержался! Ну да… переборщил… но и он мне врезал! Да еще и по яйцам добавил!

— Он тебе дал по зубам и по яйцам. В ответ на оскорбление. А ты чуть не забил его до смерти… Ладно… вижу ты не понимаешь всей глубины проблемы, сурвер. Сурверский суд рассудит вас.

— Холисурв… ну зачем доводить до суда? Дайте мне поговорить с ним! С Амосом! И я все улажу. Мы договоримся — как сурвер с сурвером. Мы договоримся!

— Нет. Ты переступил черту.

— Прошу…

— Тихо! Серж Бугров! Своей властью я, Гренар Маланин, отправляю тебя под домашний арест!

— Да у меня просто как перемкнуло в голове! Не знаю почему! Я же добрый! Я реально добрый человек! Я правильный сурвер! Все имеют право на ошибку! Дайте мне поговорить с Амосом — ведь мы с ним были друзьями в школе!

— Выведите его. Дайте возможность купить все необходимое — и под домашний арест — распорядился Маланин.

Больше Серж Бугров не произнес ни слова, а вскоре мягко закрылась тяжелая дверь. Я хорошо помню эту дверь — с прозрачным небьющимся стеклом с красным крестом, покрашенную в белый цвет и с толстой пружиной, что неспешно и надежно закрывала ее. Я часто бывал здесь в школьные годы — медсестры клеили мне пластыри на ушибы от побоев, дезинфицировали царапины… Но в этот раз меня явно в паре мест зашили…

— Ты ведь все слышал, Амос Амадей?

— Я все слышал — подтвердил я, медленно вставая и не выпуская пока кровати — Где мои вещи?

— Тут в сумке. Сурвер Амадей… ты не хочешь мне ничего рассказать?

— Он оскорбил меня — пробубнил я как можно громче, поняв, что мою первую фразу поняли с трудом из моей невнятности — Я ударил первым. Да… я виноват и готов ответить. Бегать не буду…

— Прямой ответ честного сурвера — хмыкнул вставший мне навстречу Маланин.

Ему чуть больше пятидесяти, хотя выглядит гораздо младше. Подтянутый, подстриженный под машинку, хорошо выбритый, с тяжелым взглядом серо-синих глаз. Отутюженный серый комбинезон с черными вставками, цифра шесть на правом рукаве и красная нашивка там же чуть ниже. На воротнике пара значков — внутренняя охрана, офицер службы. Достаточно серьезный человек на достаточно серьезном посту. И у него на самом деле было достаточно прав на отправку Сержа Бугрова под домашний арест.

Ничего не ответив на его похвалу, я, чуть покачиваясь, двинулся к лежащей на широкой скамье сумке с моими наверняка заблеванными окровавленными пожитками.

— Тебе бы отлежаться…

— Я вправе уйти. Если я не под арестом.

— Ты не под арестом, сурвер. Максимум что на тебя наложат так это административное взыскание и как минимум десять часов общественных работ за несдержанность. Даже оскорбление не дает никому морального права опускаться до животного уровня и устраивать самосуд. Везде должны быть порядок и взаимоуважение.

— Где вы были с этими словами в мои школьные годы? — вырвалось у меня.

Дошаркав до сумки, я откинул клапан и глянул внутрь. В нос ударил запах рвоты и крови. Требуется срочная стирка.

— Да… — задумчиво произнес Маланин, заложив руки за спину и наблюдая за мной — После происшествия я порасспрашивал и понял причину твоей агрессии. Я доведу эту информацию до судьи и уверен, что тебя могут избавить от негативной записи в личном деле. Но от общественных работ это не спасет.

— Учту — пообещал я — Можно сумку заберу? С возвратом.

— Можно — кивнул Маланин, жестом останавливая поднявшуюся было тетеньку медсестру — Когда вернешь?

— Сегодня или завтра.

— А поточнее?

— Сегодня или завтра. Или никогда, если сдохну.

— Тебя надо в больницу, сурвер Амос — первый раз нарушила молчание медсестра — Электрокар уже в пути.

Я тут же среагировал:

— Отказываюсь!

— Нужно провести тщательный осмотр, сделать рентген и…

— Отказываюсь! У меня есть на это право! Если только никто не считает, что у меня инфекция…

— Ты вправе отказаться, сурвер — кивнул Маланин и, похоже, потеряв ко мне интерес, шагнул к двери — Также как и вправе пожинать плоды собственной глупости.

— Сдохну так сдохну… — буркнул я, стаскивая сумку со скамьи и делая шаг к двери. Глянув на медсестру, что сидела, устало уронив руки на колени, я уже совсем другим тоном добавил — Спасибо вам, госпожа Сензар. Извините, что вам пришлось возиться с моей… грязной одеждой.