Алекс и Алекс (СИ) - Афанасьев Семен
Алекс при виде этой картинки тут же зашипел, чтоб я глядел на неё и дальше, не переставая, и не смел отводить взгляда, пока он не разрешит (он там что-то лихорадочно анализировал, попутно сравнивая скан изображения со своими представлениями о правильном).
Видимо, я настолько откровенно таращился на тот плакат и так неприкрыто удивлялся, что врач, похихикав, спросил, нет ли у меня в планах медицинского университета, судя по неподдельному интересу к его профильной тематике.
Я, естественно, ответил, что может уже и есть; и воспользовался оказией, чтоб задать некоторые вопросы (вопросы, понятно, задавал Алекс, потому что я и половины таких слов не знаю).
Итогом беседы Алекса с врачом стало часовое молчание моего соседа, из которого он вынырнул, снедаемый срочной жаждой действий. Он тогда так и сказал: «Объясню всё потом, сейчас делаем, как я говорю. Всё к лучшему, верь мне».
Я и не стал с ним спорить и дисциплинировано до поры выполнял все его упражнения, хотя в половине их не видел смысла, а второй половины просто не понимал.
Впрочем, изменения на уровне личных возможностей и ощущений, скачком прорвавшиеся после первого месяца, примирили меня с его временным диктатом и добавили личной мотивации.
В первый же день, прикинув охранную сетку, я после приёма пищи выждал час, чуть настроился и, по команде Алекса, «побежал», выполняя его указания.
В первый раз добежать удалось только до второй трети первого охранного кольца, внутри которого дроиды палят исключительно инъекторами: по неопытности, большую часть силы я влил в скорость (а Алекс, поставив задачу, вообще наблюдал со стороны и не вмешивался). Оказалось, что в восприятие надо было вкладываться больше.
Итогом короткого забега стали сутки местного карцера (кстати, помещение было на одного человека, что нас вполне устраивает. А температура и влажность вполне компенсируются внутренними настройками организма на алексовом интерфейсе, пусть и доступными в весьма ограниченном виде. По мне, этот карцер комфортнее, чем иные спальни. А климат — так он и на свободе бывает очень разный; главное — помнить, что человек ко всему достаточно быстро адаптируется).
Как ни смешно (Алекс долго удивлялся), но в местном карцере оказались не ограничены возможности работы с информационными источниками. По крайней мере, на мой наводящий вопрос, мне тут же предоставили побитый жизнью казённый коммуникатор и дежурный офицер, тщательно сверяясь с запрашиваемым мной списком (озвученным под диктовку Алекса, естественно), разблокировал директории, ведущие к образовательным и информационным курсам.
— Решил за сутки программу колледжа освоить? — с тщательно скрываемым любопытством спросил тогда он.
— А я у вас надолго, — пообещал в ответ я, поскольку тактический план на ближайшие два месяца был готов. — Вернее, я буду очень быстро к вам возвращаться.
Он, кажется, намёк понял, но не до конца мне поверил. После чего с ещё большим любопытством разблокировал директории общей биологии и прикладной медицинский курс по обмену веществ.
— Точно, — вырывает меня из мыслей голос Алекса. — Ну а теперь ты мне скажи. Есть ли смысл упираться часов по пятнадцать в сутки, если твой шанс перейти на уровень выше составляет менее десяти процентов по статистике? И это ещё если ваша статистика не врёт, в чём лично я сомневаюсь…
— Да понятно, что нет такого смысла, — и не думаю спорить с очевидным. — Именно потому трущобы с каждым годом всё прирастают новыми кварталами, а до Центра из этих новых районов всё дальше и дальше.
— Ну вот тебе и ответ. Зачем ломиться в закрытые двери, куда толпятся тысячи таких же? Если рядом есть открытое окно либо не прикрытая стена? Часть которой можно просто разобрать вручную, — туманно отвечает Алекс. — Я вначале не хотел тебе всего говорить, по трём причинам. Во-первых, я не был уверен, насколько ты способен усваивать нагрузку. Во-вторых, мне нужно было убедиться на практике, что я прав. В-третьих, меня могло в любую секунду выдернуть отсюда. И я не хотел тебя обнадёживать понапрасну.
С его возвращением домой, кстати, что-то не заладилось. Он, правда, сразу обозначил, что скорость каких-то там временных потоков может не совпадать тут и там. Но одно дело — знать теорию, а совсем другое — отбывать два месяца вместе со мной за то, что он сам считает жесточайшим произволом. Хотя, как по мне, именно нам с ним грех жаловаться: ну где бы мы ещё так устроились?
— А здесь всё сложилось, как нельзя лучше, — он будто ловит мою мысль дословно. — Крыша над головой есть, отвлекаться на быт было не надо. Питание — в итоге всё решилось вполне терпимо, о нём тоже особо заботиться не пришлось. Тренировочная база вообще идеальна. Ну, с моей позиции, — смущённо уточняет он. — И так далее. Понятно, что этот ваш Квадрат — по определению не лучшее место для времяпровождения. Но именно мы с тобой более эффективно на эту пару месяцев бы точно не устроились. Особенно в свете того, что я тут вызнал о вашем обществе.
— Ты хотел объяснить, почему именно такая программа моего обучения, — возвращаю его к теме разговора, потому что знаю: очень умные люди порой способны долго говорить о чём угодно, забывая при этом о главном.
— Что в вашем обществе считается самым главным залогом успеха в жизни? — вопросом на вопрос отвечает он.
Я уже усвоил много нового за эти пару месяцев (поначалу, правда, думал: нафига нужны эти обучающие курсы по сети?). Потому сейчас моя точка зрения отличается от той, что была раньше.
— Я пока вижу два вектора в этом направлении, — очень осторожно подбираю формулировки, потому что он цепляется к каждому слову и с ним даже думать надо аккуратно (он говорит — как ты говоришь, так ты и думаешь). — В основном, широким массам прививается точка зрения, что если будешь хорошо учиться, то твой успех неизбежен.
— Но…? — будто поощряет меня он.
— Но тогда массу вопросов вызывает уже самый первый доктор; тот, что был в суде. Он в итоге учился около восьми лет только после поступления в универ. До этого была наверняка не самая простая старшая школа, из простой бы его просто не приняли на медика… И до той школы наверняка были и район получше моего, и всё остальное. А сейчас он получает едва ли как старший смены охраны в молле. При том, что работа у него каторжная, ответственная и на износ. Он ещё, если помнишь, работает и на кафедре, и в муниципальной терапевтической клинике.
Перевожу дух. Раньше я на вещи с такой позиции не смотрел.
— Я не особо много знаю взрослых лично, — продолжаю. — Но уже этот пример говорит: пропаганда (новое слово от Алекса, я раньше не знал) — это одно. Знания — другое. Реал — третье. Потому, официальную точку зрения я тебе озвучил, но лично я ей сегодня не особо верю. Вкалывать в учёбе, как тот врач; быть одним из лучших до универа, чтоб в него поступить — и всё это за оклад старшего охранника? До пенсии?! Причём, если у старшего охранника ещё есть перспектива в жизни, — спохватываюсь, припомнив детали, — то у того врача её уже точно нет! Только потолок и, в лучшем случае, муниципальные надбавки за стаж.
— Как у тебя интересно сменилась точка зрения за это время, — хихикает Алекс. — Иные версии будут? И да, с моей точки зрения, это общая социальная тенденция, а не случай с конкретным врачом.
Пользуясь особенностями местных программ перевоспитания в тюрьме, Алекс из своего чипа в карцере напрямую связывается с беспроводной сетью Квадрата, затем уже из неё выходит «в большой мир». Пока я делаю указанные им задания, он «повышает собственный уровень владения окружающей обстановкой» (его слова), не вылезая из онлайн университетов, из разных правительственных учреждений и прочей подобной мутоты.
Итогом его изысканий часто становятся дополнительные задачи мне. Типа чтения в свободное время учебника по одному из южных языков (как по мне, тупая трата времени, они и так говорят на всеобщем. Но с Алексом я не спорю, ибо договор).
