Владимир Владимирович - Не дай мне упасть
- Инори-тян, я пришел.
- Привет-привет, - мягко улыбнулась Кимико, подбирая ноги и скромно одергивая юбку.
- Долго ждала? - во рту стремительно пересыхало, слова шли с трудом, но Учики изо всех сил старался сохранять уверенный вид и не звучать зажато.
- Да нет, что ты, - она отрицательно помахала рукой. Взгляд молодого человека болезненно уцепился за тонкие пальчики и узкую ладошку. Почему-то в моменты сильнейшего волнения в нем начала просыпаться тяга к мелким деталям тела. Раньше такого не было. - Скажи, Чики-кун, а тебе разве не надо ехать за город на тренировку?
- Э... Да нет, - Учики помотал головой, скорее стараясь стряхнуть наползающее оцепенение, чем ответить. - Винсент-сан дал мне выходной.
- Ах, вот оно что... Здорово.
Разговор грозил провиснуть одной из привычных Учики неловких пауз. Этого юноша допустить не мог, а потому, чувствуя, как холодеет от макушки до пят, ринулся в атаку.
- Инори-тян, я хотел с тобой поговорить о чем-то очень важном...
- Я так и поняла, - понимающе покивала Кимико. - А о чем?
- Кхм... - с трудом шевеля деревенеющим языком, молодой человек понял, что, если не сойдет с места, то упадет. Он принялся прохаживаться напротив скамьи, стараясь не слишком часто уводить взгляд от девушки. - Понимаешь, э, меня сегодня с утра кое-что мучает...
- Я заметила, - Инори едва не прыснула. - Тебя это так мучает, что Эрика-тян чуть не решила, будто у тебя горе.
- Н-нет, никакого горя, что ты! - он протестующее замахал руками. - Эта Эрика слишком, э... слишком мнительная.
- Ага, за ней такое водится, - Кимико смотрела ласково, настолько ласково, что воля утекала сквозь пальцы. Отоко понимал, что медлить нельзя, иначе он вновь начнет тушеваться. Тушеваться сильнее, чем сейчас. И тогда - провал.
- Но не в этом дело... - юноша остановился. - Инори-тян, мы ведь с тобой давно знакомы, правда?
- Ага, - кивнула она. - С самого детства.
- Это, конечно, из-за того, что Наследники всегда обитают рядом, и все такое...
- Ага, точно.
- Вот мы и жили с тобой рядом. Все время, - озноб прекратился, сменившись страшной жарой. - И, знаешь, я не помню, чтобы мы толком общались до того, как...
- До прошлого сентября? - понимающе подхватила Кимико. - Хм...
Девушка задумалась, смешно поджав губы и морща лоб.
- А ведь правда. Хотя мы и учились в одном классе...
- Вот, - закивал Учики. - Вот именно. Но, понимаешь... Дело в том, что я, как бы это сказать...
- Что?
Похоже, Инори поняла, что волнуется ее собеседник необычайно сильно. Сильнее, чем обычно. Кимико подалась вперед, глядя с таким участием, что внутри у Отоко что-то хрустнуло.
Как же глупо все выходило. Он внезапно набрался смелости, которой так не хватало много лет. Но вся эта смелость ушла в гудок. В попытку позвать ее сюда. И вот он стоит, мнется, но не может повести разговор туда, куда хотел.
А зачем медлить? Почему?
Потому что она не ответит взаимностью? Потому что засмеется?
Потому что ни одна женщина и не подумает обратить внимание на столь жалкое существо, как ты?
Потому что ты должен сидеть в своем уголке и не высовываться? Иначе попадет.
Потому что не хочется, чтобы было больно?
А разве ты не учился терпеть боль все это время?
И разве не об этом ты задумался утром, увидев смущенную медсестру Крейн, над которой тихо хихикает вся академия? Разве не сравнил ты ее с самим собой? Ведь ты молчишь, хотя мог сказать то, что хотел, сотню раз.
Так зачем?
Соображай.
От хруста заложило уши. Учики понимал, что это хрустит его душа. Вернее, что-то в ней, что так долго сдерживало чувства. Чувства, которые так давно распирали бедного юношу. Плотина, наконец, прорвалась. Совершенно неожиданно, ни с того ни с сего. Просто в голову пришла мысль: а почему бы не сказать?..
- Инори-тян... - он сам не слышал собственный голос. - Понимаешь, дело в том, что...
Ноги сами шагнули вперед. Руки никак не находили себе места, а потому он отчаянно опустил их по швам и прижал к телу.
- ... Я тебя люблю.
С этими словами из легких выскочили остатки воздуха. Стараясь не вдыхать шумно, Учики оторвал взгляд от травы под ногами Кимико. Она по-прежнему сидела на скамье, подавшись вперед. Слова, сказанные юношей, только-только стихли, и понимание, казалось, очень медленно проступало на красивом японском лице.
- Ой... - только и произнесла Кимико. - Ой...
- Инори-тян, ты только не подумай чего... - язык. Наконец, сорвался с поводка. - Я не хочу сказать, что тебя к чему-то обязываю, или что-то такое. Просто...
- Я знала.
Учики словно хлопнули по макушке пыльным мешком.
- А? - стало одновременно и жарко, и холодно.
- Ну, Чики-кун, - едва заметно улыбнулась девушка. - Нет такой женщины, которая не знала бы, что мужчина ее любит, заранее.
- С-серьезно?
- Да нет, конечно, - улыбка обозначилась сильнее. - Просто ты же не умеешь скрывать своих чувств.
Она легко поднялась со скамьи. Инори двигалась так, будто была соткана из воздуха - Учики и моргнуть не успел, как девушка оказалась рядом. У молодого человека перехватило дыхание. Кимико стояла совсем близко, глядя снизу вверх на Отоко, хотя разницы в росте у них почти не было.
- Я, правда, совсем не ожидала, что ты мне когда-нибудь это скажешь.
- Я... я и сам не ожидал, - выдавил он, чувствуя, как прыгает под воротником рубашки кадык. - Но почему-то сегодня вдруг решил... Захотел.
- Вот, значит, что тебя так беспокоило, - протянула Инори.
Кровь панически отхлынула от лица юноши, когда Кимико протянула руку и погладила его по щеке. Прикосновение оказалось до ужаса приятным, но вместе с тем каким-то невнятным. Неловким.
- Какой же ты забавный, Чики-кун, - сказала Инори. - Забавный и хороший.
И вдруг любимая отвернулась от Отоко, так же быстро, как приблизилась. Учики даже немного испугался, когда перед ним возникла прямая изящная спина. Кимико шагнула обратно к скамье. Присаживаясь, он смотрела себе под ноги. Впервые на памяти юноши солнечная девушка отводила взгляд.
- Да, Чики-кун, ты очень хороший, - сказала она, подняв глаза. И Учики понял, что что-то идет совсем не так, как должно. С Инори случилось нечто страшное. Как тогда, в ноябре. Солнце закрыли тучи. Из облика девочки-солнца исчез весь мягкий радостный свет. Но почему?
- И... Инори-тян... - попытался что-то сказать юноша, но Кимико остановила его.
- Подожди, пожалуйста, - сказала девушка, опуская руки на вытертые доски скамьи. - Чики-кун... Выслушай меня, пожалуйста. Ты ведь мне нравишься. Очень.
Сердце застучало со скоростью автоматной очереди. Но улыбаться не получалось. Инори выглядела печальной. Впервые в жизни.
- Но, понимаешь, есть кое-что, что стоит прояснить. Сегодня, - Кимико сидела неподвижно и смотрела в одну точку, куда-то мимо него. - Я ведь давно чувствовала, что нам придется поговорить.
- О... о чем? - спросил Учики. Подавленность любимой, столь неожиданная и столь резко контрастирующая с ее обычным обликом, пугала его.
- Скажи, что ты обо мне думаешь?
- Э... Я...
- Ты ведь думаешь, что я самая добрая? Правда ведь?
- Э... Да.
- А знаешь, почему?
- Э...
- Потому что мне страшно.
Солнце, начинавшее понемногу вечерний моцион, закрыли темные, неприятно набухающие облака. Как по заказу. Золотистые лучи перестали окутывать Инори оранжевым ореолом, делающим девушку слегка похожей на пирожное. Сам воздух по-вечернему посерел, и вместе с ним потускнела тонкая фигурка на скамье.
- Я все время очень боюсь, Чики-кун. Боюсь, что кому-то станет плохо, что я кого-нибудь обижу. Что вообще случится что-нибудь плохое. Ты знаешь, что было тогда, в ноябре, когда в тебя стреляли? Эрика не рассказывала, что со мной сделалось? Я впала в настоящую истерику и чуть не сошла с ума. Это ведь не просто так, Чики-кун. Это уже много лет. Доктора называли это как-то... Редкий случай психоза, кажется, панического. Я испытываю ужас. Постоянный ужас перед тем, что что-то станет хуже, что кто-то расстроится.
Инори посмотрела на Отоко исподлобья. Она улыбалась, но не как обычно, приветливо, радостно, солнечно, а испуганно и забито. Как собака, смотрящая на человека с палкой.
- Одна только мысль о... чем угодно плохом, пугает меня. Поэтому я стараюсь их как бы заблокировать. За годы я научилась. Я ведь наблюдалась у врача, хотя никто в школе не знал. И в результате я научилась выстраивать барьер между собой и потенциальной опасностью. Ходя в школу, я смогла бить на опережение. Я была добра со всеми, и все были добры со мной. Все проблемы решались легко и быстро. Или же их вообще избегали. Никаких трудностей. И только когда случалось что-нибудь ужасное, оно снова возвращалось. Большое и черное внутри меня.
