Евгений Якубович - Санитарный инспектор
Я увидел, что сопротивление бесполезно. Однако название планеты меня еще больше насторожило.
– Эй, при чем тут Селеста? Я лечу на Деметру.
– По правилам компании, арестованных нарушителей закона высаживают с корабля на ближайшей населенной планете и передают для дальнейшего расследования местной полиции. До Деметры лететь еще пять дней, и компания не намерена возить на своем борту преступников. Завтра утром у нас остановка на Селесте, там твое дело будет разбирать суд. Уведите его, – закончил он, обращаясь к охранникам.
Меня, как был, в пижаме и тапочках, подхватили под руки и повели под конвоем по коридору в направлении служебного лифта. За моей спиной в голос рыдала потерявшая веру в людей баронесса.
На служебном лифте мы спустились до шлюпочной палубы. Выйдя из лифта, мы прошли по широкому пустому проходу и подошли к небольшой неприметной двери. Первый офицер отомкнул ее своим персональным универсальным ключом. Он повернулся ко мне и снял с меня наручники.
– Остаток пути проведешь здесь, под замком. Еду будут приносить из ресторана первого класса. Я бы держал таких, как ты, на хлебе и воде, но правила компании требуют обращаться с преступниками согласно стоимости приобретенных ими билетов, – проинформировал он меня. – Так что прошу ваше аристократическое высочество занять положенное вам место в камере-люкс.
Меня втолкнули в каюту, и дверь за мной с грохотом захлопнулась. Я огляделся вокруг и, несмотря на всю серьезность ситуации, не удержался от смеха. Компания «Интерселлар» постаралась вовсю. В такой комфортабельной тюрьме мне еще не приходилось сидеть. Карцеры для нарушителей порядка предусмотрены на всех пассажирских кораблях, это я знал. Но то, что тюремные камеры делятся на категории в зависимости от класса, которым летит преступник, оказалось для меня приятным сюрпризом. Вспомнив напутственные слова помощника капитана, я понял, что компания предпочитает не рисковать. Адвокаты высокопоставленного арестанта всегда готовы вкатать иск за содержание их избалованного подзащитного в неподходящих условиях.
Каюта, в которой я оказался, была несомненно тюремной камерой. В ней не было ни окон, ни экрана коммуникатора. Дверь закрывалась и открывалась только снаружи: изнутри она была обшита сплошным куском листовой стали. Отколупав кусок пластиковой обшивки, я обнаружил, что стены в карцере также стальные.
В остальном же каюта была обставлена вполне комфортабельно. На полу во всю ширину каюты раскинулся толстый мягкий ковер. В углу стояли две безупречно застеленные широкие кровати, совсем не похожие на арестантские. Я сразу обратил внимание на их количество. Вряд ли мне разрешат вызвать на ночь какую-нибудь девицу. А после печального опыта секса с баронессой, я, пожалуй, и сам воздержусь от случайных связей до конца полета. К тому же, кровати стояли у противоположных стен. Значит, либо поставили про запас, либо мне следует ждать в гости попутчика до Селесты.
Кроме кроватей, в камере был небольшой стол с двумя креслами возле него. В углу стояла приставка для видеоигр. Был даже небольшой холодильник с баночным пивом, крабовыми палочками и сырными крекерами. Я вынул банку пива, вскрыл крекеры и устроился в кресле, положив ноги на стол. Сигареты нашлись тут же, на столе. Марка была для меня слишком слабая, но в положении арестанта выбирать не приходилось. Я отхлебнул пива и закурил, пуская кольца дыма и лениво провожая их глазами. В каюте наверняка есть скрытая камера наблюдения: пусть видят скучающего аристократа. А я пока подумаю.
Чего добивается баронесса, устроив этот спектакль? Выжить меня с корабля? Возможно, возможно… Есть такая категория истеричных, сексуально озабоченных особ. Сначала они прикладывают все усилия, чтобы затащить мужика в койку, а наутро они и видеть его не могут. То ли их терзает совесть, и поэтому они стараются избавиться от живого свидетеля их грехопадения. То ли у них появляется к нему чисто физическое отвращение, такое иногда случается. В результате, истерички с той же энергией, с какой накануне пытались обратить на себя внимание, наутро пытаются сделать все, чтобы оказаться подальше от своего сексуального партнера и не видеть его больше никогда в жизни.
Припомнив баронессу, я пришел к выводу, что эта версия отпадает. Более хладнокровной стервы я еще не встречал. А вот актриса из нее никудышная. Ее истерика в моей каюте была откровенно дилетантской. И рассчитана была не на меня, а на помощника капитана. При его отношении к корабельным ворам более благодарную аудиторию она не могла и найти. Да, для простой истерички все слишком хорошо продумано…
Итак, ищем другую версию. Колье баронесса мне подбросила. Причем не случайно именно мне. Я вспомнил, что говорил главный стюард, когда я только взошел на корабль. Первый обед полета в синем зале ресторана происходил без меня, я в это время лихорадочно заканчивал подготовку к заданию и догонял лайнер на шаттле Организации. Тем не менее, уже в тот вечер баронесса искала меня и даже справлялась у главного стюарда. О случайно вспыхнувшей сексуальной страсти и речи быть не может. Она целенаправленно искала меня с момента, когда взошла на корабль.
Хорошо… То, что я сижу здесь взаперти, – это ее инициатива. Чего она или тот, кто ее уполномочил это сделать, добились моим арестом? Если они собираются покопаться в моих вещах, то это им не удастся. Обыск в моей каюте провели официальные представители компании с единственной целью: найти украденные драгоценности, – и их нашли. Теперь, по правилам, каюта будет опечатана, и мои вещи будут охранять даже тщательнее меня самого. Здесь работает тот же принцип страхования: несмотря на мое антиобщественное поведение, мои вещи в каюте остаются моей собственностью, и компания несет за них ответственность. Так что пошарить в моей каюте, пока я сижу в карцере, никому не удастся. По этому поводу можно быть спокойным.
Но чего-то ведь они добивались, посадив меня сюда? Что изменилось, кроме того, что я буду сидеть взаперти до самой Деметры?
Подожди, какая Деметра, оборвал я свои размышления. Завтра утром меня высадят на Селесте. Причем снова наденут наручники и отправят в местную тюрьму. Там со мной будет разбираться местный суд и…
И вот тут я все понял. Баронесса сделала так, чтобы я не смог добраться до Деметры. Причем это будет не просто опоздание на несколько дней. Если мне не повезет в суде на Селесте, то я могу застрять в тамошней тюрьме на несколько лет. Но даже в случае оправдательного приговора мое пребывание на Селесте может затянуться на несколько месяцев. А уж какой вой поднимут журналисты вокруг этой истории! Как же, инспектор ООП, можно сказать, доверенное лицо всего межзвездного содружества, нахально тырит драгоценности у одиноких провинциальных барышень. Даже если меня оправдают, то, как говорится в старом анекдоте, осадок останется. Да такой, что хоть ложкой ешь.
Что же все это означает? А прежде всего, это означает то, что на Деметру мне уже не попасть ни при каких условиях. Других причин для ареста, кроме как не допустить моего появления там, я не видел. Конечную цель моего путешествия баронесса, видимо, знала заранее; но, в принципе, любой летящий на корабле может узнать это из висящего возле входа списка пассажиров. Значит, меня не пускают именно на Деметру. Баронесса или, скорее, ее наниматель очень не хотят, чтобы я долетел туда.
Неужели все это делается ради того, чтобы скрыть убийц двух детишек-ящеров? Не верю. К тому же, о моем задании знают только внутри Организации. Есть, конечно, шанс, что и оттуда протекает информация. Однако проще предположить, что следят за всеми, кто направляется на Деметру. Приезд инспектора ООП на Деметру в такое время никому не нужен. Вот и была дана команда нейтрализовать противного работника ООП, невовремя решившего провести инспекцию на свободной Деметре.
Простите, ребята, но придется нарушить ваши планы. Как я это сделаю, я еще не знал, но впереди был целый день, а это не так мало. Выкручусь.
Дверь каюты распахнулась. В камеру втолкнули истошно вопившего и сопротивляющегося толстяка. Дверь захлопнулась, и вновь прибывший с криком кинулся на нее. Он молотил по гулкому металлу минут пять, отбил себе кулаки и успокоился. Он обернулся и только тут заметил, что он в камере не один.
– Господи, Эндри! Да что же это такое? – закричал он и внезапно умолк. Толстяк как будто потерял дар речи, и только его рот то открывался, то закрывался, как будто он хотел что-то сказать, но никак не мог выбрать, что именно. Можно было предположить, что он сейчас бросится мне на грудь и зарыдает.
Я уже давно узнал во взлохмаченном небритом человеке своего приятеля Джейсона и теперь с интересом за ним наблюдал. Судя по внешнему виду, его тоже подняли прямо с кровати. На нем была ярко-красная шелковая пижама и шлепанцы. Лицо после вчерашнего было отечное. Да и весь он выглядел основательно помятым, видимо, охранники успели втихую дать ему пару зуботычин и пинков.
