Михаил Тырин - Синдикат «Громовержец»
— Из военкомата есть чего? — спросил отец.
— Нет, — помотал головой Кирилл.
— И нечего туда спешить, — донесся голос матери.
— Ничего, ничего… — проворчал отец, звеня вилкой о тарелку. — Отслужит, вернется… Надо, надо…
Собственно, больше говорить им было не о чем. Не станет же Кирилл описывать бате, как ходил с приятелями к девчонкам в общежитие аграрного техникума и как комендант выгонял их резиновой палкой. Да и батя вряд ли будет делиться тем, как подкручивает спидометр и сливает бензин.
Сегодня Кирилл был рад, что разговор не затянулся. Любые разговоры с родителями были сейчас невыносимы. Деньги так и лежали в джинсах. Впрочем, на ночь он перекладывал пакет под подушку — вдруг матери придет в голову с утра постирать одежду или чего еще.
Он так и не нашел Машку. Хотя и приложил кое-какие усилия — например, навел справки у ее одноклассниц. Те только плечами пожимали. А может, она так и не появится? Тогда можно отдать Промзаводу их долю, а свою вернуть на место…
— Кирилл! — позвала вдруг мать. — К тебе пришли.
— Кто?
— Не знаю, какой-то мальчик.
С крыльца Кирилл с удивлением убедился, что «мальчиком» был Поршень. Он стоял у калитки, боясь заходить — во дворе заливался лаем маленький, но бесстрашный Черныш. Почему-то Поршень был один, и чувствовалось, что ему неуютно здесь находиться в одиночку.
— Тебе чего? — подозрительно спросил Кирилл.
— Привет, — Поршень изучающе оглядел Кирилла. Темные глазки забегали туда-сюда, прилежно выполняя свою работу. Поршень имел довольно гладкий, прилизанный вид, но глаза словно выпирали. Они, как красный фонарь, предупреждали собеседника, что с их обладателем надо быть настороже.
— Чего надо? — снова спросил Кирилл.
— Ничего. Проверка на вшивость. Ты деньги отдал?
Кирилл сразу понял, что Поршень все знает. Видимо, «болты» все же проследили, как он ходил к Машке и как ушел ни с чем.
— Нет пока. Я ее найти не могу.
— Найти не можешь? — злорадно усмехнулся Поршень. — Все так и знали, что ты не сможешь.
— Чего надо? — напряженно проговорил Кирилл.
— Если ты не нашел — мы найдем.
—Ну ищите, — Кирилл пожал плечами.
— Найдем, найдем, — Поршень неожиданно протянул руку. — Деньги гони.
— Какие?! — Кирилл от неожиданности чуть не подался назад. — Зачем?
— Затем! Тебе дело доверили — ты не смог. Значит, сами сделаем.
— Я просто Мащку еще не нашел! — возмущенно воскликнул Кирилл.
— А мы найдем, — усмехнулся Поршень. — Сразу найдем. А то взял баблы — и гуляешь с ними. Может, пропил уже, а?
Душа Кирилла протестовала изо всех сил. Но не отдать деньги он не мог. Потому что они ему уже не принадлежали. Злобный нахальный Поршень имел такое же право взять, их в свои лапы.
— На, бери, только не плачь, — презрительно сказал Кирилл и сунул пакет в растопыренную пятерню Поршня. — Смотри, сам не пропей.
Кириллу не понравилось, как тот поглядел по сторонам, принимая деньги. И вообще, ситуация ему не нравилась. Почему все-таки Поршень пришел один?
— Вот так, — буркнул тот, запихивая пакет под рубашку. — Теперь — все. Доставим лично в руки…
И он быстро скрылся за углом. Деньги скрылись вместе с ним — родительские деньги. Кирилл вдруг подумал, что не следовало отдавать свою половину. Впрочем, разводить какие-то дележки и перерасчеты тоже было бы неправильно.
Вечерело, воздух темнел и словно бы сгущался. И на сердце тоже воцарялись сумерки. Кирилл, совершенно опустошенный, спрятался за дом и закурил.
Все, черта проведена. Теперь деньги нужно добыть и вернуть на антресоль. Любым способом, любой ценой. Ради этого Кирилл был готов на какой угодно подвиг.
Впрочем, в Зарыбинске редко находилось место для подвига. А если и находилось, рядом никогда не оказывалось подходящего героя.
* * *Пакля сидел на скрипучем верстаке в сарае и уже в который раз то надевал, то снимал серебристый шлем, поворачивая его к себе разными боками.
Это действительно была замечательная штука. И по всей видимости, очень дорогая. Жаль, нельзя выяснить, для чего она предназначена.
Всякий раз, когда Пакля надевал шлем, ему казалось, что в его голове рождается какая-то чудесная теплая волна, которая затем бесследно исчезает. Шлем был как будто живой. Надеваешь — и чувствуешь, как он оживает. Что-то в нем включалось, наверно, встроенная рация или, может, какой-нибудь компьютер.
Настоящий восторг испытал Пакля, когда впервые опустил зеркальное забрало. Перед глазами сразу вспыхнули огоньки и светящиеся линии. Через мгновение они сложились в крошечные символы, циферки, фигурки, разноцветные сеточки координат.
Пакля, конечно, понял, что шлем остался после того сенсационного налета на универмаг. На всех десантниках были такие же или похожие. И, скорее всего, лучше отделаться от этой штуки, отдать ее Дутову — пусть разбирается со всеми этими военными тайнами.
Но прежде хотелось сполна насладиться. Померить, погладить, полюбоваться мерцанием огоньков. Хорошо бы еще в нем сфотографироваться.
В полуоткрытую дверь Пакля вдруг увидел Пельменя, который плелся куда-то с пустым ведром. Пакля усмехнулся. Он нацепил шлем, спрятал лицо под забралом и шагнул из сарая.
— Немедленно остановиться! — скомандовал он, стараясь придать голосу железную твердость. — Вы окружены.
У Пельменя в первую секунду перекосилась физиономия, он отшатнулся и панически посмотрел по сторонам. Но потом узнал нескладную фигуру Пакли и его вечно мятую рубашку. Пакля снял шлем и расхохотался.
— Понял? Я теперь Робокоп: «Вы имеете право на молчание».
Пельмень этим правом с охотой воспользовался. Он растерянно хлопал глазами и крутил ухо. Этот внушительный шлем как-то странно смотрелся в руках нечесаного придурковатого Пакли. Что-то было в этом неестественное.
— Где взял?
— Где взял, где взял… — буркнул Пакля. — Из ведра согнул.
— Дай гляну, — Пельмень мелкими шажками приблизился.
Пакля зыркнул по сторонам и приложил палец к губам.
— Идем в сарай. Там глянешь…
Пельмень изумленно крутил шлем в руках, цокал и покачивал головой.
— Вроде и не самолетный… и не водолазный… и не мотоциклетный…
— Велосипедный, — ухмыльнулся Пакля. — Да ты померь!
— Нет! — неожиданно испугался Пельмень. — Я так посмотрю. Ну правда, где взял?
— Нашел, — вздохнул Пакля. — Учусь у дядьки помаленьку помойки окучивать.
— Нашел… — хмыкнул Пельмень. — Ничего себе. Ой, а тут какие-то капельки присохли. Слушай, а это не кровь?
— Кровь! — обрадовался Пакля. — Конечно, кровь! Я его вместе с головой нашел. Представляешь, сплющенная такая голова, глазья навыкате, из горла кости торчат…
Пельмень брезгливо бросил шлем на верстак и отодвинул кончиками пальцев. Потом сказал:
— Брешешь ты все. Он небось в краске какой-нибудь.
— Точно. В краске. Это вообще-то малярный шлем, разве ты не знал? Чтоб краска на голову не капала.
Пельмень покрутил ухо, хмыкая и что-то бормоча. Потом взялся за свое ведро.
— Спер ты его, вот что я скажу. Вот узнают хозяева — таких тебе навешают… Ладно, я пошел.
Он и в самом деле попытался уйти, но вдруг льющийся в сарай свет что-то закрыло. Пельмень ойкнул и отскочил назад, врезавшись спиной в поленницу. Пакля выглянул и тоже издал какой-то мелкий испуганный звук.
У входа возвышались две зловещие фигуры. Против света были видны только их очертания, но и этого было достаточно, чтобы испугаться. Незваные гости оказались устрашающе большими, широкими и угловатыми.
По мере того как Пакля замечал подробности, лицо его становилось все более бледным и беспомощным. Это были десантники — те, которых не так давно весь город видел возле универмага. Все было при них: и жилеты с карманами, и шлемы, и даже оружие.
Пакля трясся и вжимался в стену. Слова Пельменя о хозяевах шлема оказались злым пророчеством. Хозяева пришли…
Ему вдруг захотелось отпихнуть подальше этот шлем, крикнуть: «Забирайте! Оно мне не надо!» Он даже попытался подвинуть эту штуку к десантникам, но руки так плохо слушались, что шлем упал на пол, глухо стукнув, и откатился к двери.
Гости все так же неподвижно и молчаливо стояли у порога, будто забыли, зачем пришли. Наконец Пакля справился с голосом.
— Берите, — прохрипел он. — Возьмите его. Я не хотел. Я не нарочно…
Один десантник вдруг нагнулся и поднял шлем с пола. После чего шагнул обратно и опять застыл. Это было совсем непонятно, а потому — вдвойне страшно. Лица десантников, обрамленные краями шлемов, были совершенно неподвижны. Никак не узнать, что у них на уме.
Со стороны Пельменя раздался стук падающих поленьев. Он, как оказалось, вжался в угол и надел на голову ведро, словно надеялся сойти за предмет интерьера. В другой раз Пакля запозорил бы его с ног до головы, но сейчас он лишь позавидовал, что у него нет своего ведра. Он был и сам не против чем-нибудь прикрыться, хоть банкой из-под кильки.
