Михаил Тырин - Синдикат «Громовержец»
Машка Дерезуева жила в большом деревянном доме над самой рекой. Он был виден из многих точек города, и его знали почти все.
Подходя к дому, Кирилл вдруг начал испытывать неловкое чувство. Он представил, как входит в это тронутое бедой жилище, где завешаны зеркала, как встречает на себе взгляды заплаканных глаз. А он, как назло, в пыльных джинсах и несерьезной зеленой майке с надписью «Не стой за спиной». И вдруг вся акция с передачей денег показалась ему несусветной нелепостью, которая вызовет только нездоровое удивление.,
Дверь открыла незнакомая пожилая женщина в черном платке. Судя по хозяйскому взгляду, какая-нибудь близкая родственница из деревни или соседнего района. Видимо, взяла девчонку под крыло, когда та осталась без родителей.
— Ну чего? — последовал вопрос, в котором было меньше приветливости, чем в шипении змеи.
— А Маша дома? — нерешительно спросил Кирилл, нервно поглаживая карман, где лежали деньги.
— Нет ее, — буркнула женщина.
— А где она? — удивился и растерялся Кирилл.
— Не знаю. Сама ищу.
Кирилл молчал, но не уходил. Он никак не мог решить, что делать. Ему и в голову не приходило, что все может так обернуться: он придет с деньгами, а Машки нет. Неужели отдавать этой тетке?
— Постыдился бы, — сказала вдруг она. — У людей такое горе, а уже лезете жениховаться. То один, то другой… Глаза бесстыжие.
«Да я!..» — хотел было воскликнуть Кирилл, но сдержался. Бесполезно говорить. Эта тетка — она не из тех, кто верит молодым ребятам в пыльных джинсах. Отдать ей деньги — спрячет в чулок и все равно будет ворчать и думать по-своему.
Дверь со стуком закрылась. Кирилл остался один на пустой улице. Подошла курица, пристально оглядела его кроссовки и, не найдя их достойными внимания, удалилась.
Кирилл похлопал по карманам, нашел зажигалку. Он ловил себя на мысли, что дышать стало все-таки легче. Как-никак сбережения матери пока в кармане. Потом, конечно, придется отдать, но это потом, а в данный момент все как бы в порядке. Теоретически можно даже вернуть деньги в жестяную коробку.
А может, так и сделать? А Машке отдать только промзаводскую долю. Впрочем, эту подлую мысль Кирилл тут же с негодованием прогнал. Все равно «болты» найдут способ все проверить.
Он затянулся сигаретой и побрел прочь. Ему вдруг показалось, что в проулке мелькнули чьи-то вьетнамские джинсы, но он не придал этому значения.
* * *Пакля любил бывать у своего старого дядьки, хотя эти посещения были связаны с одним неприятным обстоятельством. Денис Романович всякий раз начинал ворчать и укорять племянника за то, что тот не работает и не учится, а только шляется и тянет у матери деньги на танцы и сигареты.
Но Пакля дядькины укоры терпел и все равно часто приходил в его дом. А все потому, что у Дениса Романовича имелся замечательный чердак. Высокий, просторный, с большим светлым окном и скрипучим креслом-качалкой. И главное, здесь были тысячи разных интересных вещей, взятых Денисом Романовичем «от природы».
Пакля мог часами копаться в этих залежах, ощущая себя открывателем вековечных тайн. Самые разные диковинки попадались ему: коробка от немецкого противогаза, половинка портсигара с гравировкой «Поручику Брюхову от родных», хирургические щипцы из почерневшего железа, затрепанное удостоверение к медали «Мать-героиня», ржавый винтовочный затвор, темный штоф с остатками этикетки «Бобруйская винодельня им. Буре вестника».
И еще была у Пакли одна нестерпимая страсть: он любил читать чужие письма, которые дядька с непонятной целью привозил порой из своих «экспедиций». На чердаке имелось несколько картонных коробок с письмами, открытками и пустыми конвертами. Возможно, здесь был бы рад покопаться какой-нибудь филателист. Но Пакля не был филателистом.
Он обычно устраивался в качалке, закуривал и начинал подглядывать за прихотливыми изгибами чужих судеб. Он читал, близоруко щуря глаза и шевеля губами:
«…Сало в этом году не будем солить — Борьку придавил самошвал». Или: «А в пидогогический институт мне наступать несоветовали». Или так: «Меня тут каждый день бьют, но старшина говорит, что скоро перестанут».
Много захватывающих часов провел Пакля на чердаке у Дениса Романовича. Сегодня же он шел к нему с определенной целью: тихонько вернуть на место бинокль, позаимствованный для слежки за Халабудой.
Дядька встретил его во дворе, где снаряжал в дорогу, мотоцикл. Он почему-то не завел вечную унылую песню о полезном образе жизни, сказав вместо этого следующее:
— Наконец-то от тебя польза будет. Поедем сейчас грузить удобрения. Возьми в сарае халат.
— Э… — простонал Пакля, но возражать не посмел. Ссориться с дядькой нельзя. Иначе он рисковал потерять доступ к чердаку с сокровищами.
Мотоцикл домчал обоих до базы «Сельхозхимия». Денис Романович имел договоренность со сторожем и разрешение отсыпать пару мешков желтых слежавшихся гранул, которые уже несколько лет томились во дворе под снегом и дождем.
Пока Пакля орудовал лопатой, сторож наставлял дядьку:
— Много не сыпь. Землю уморишь. Берешь жменю — и под кустик. Под каждый кустик одну жменю. И только по осени…
Пакля, хотя и не являлся математическим гением, но быстро прикинул: если «жменю под кустик», то двух мешков дядьке хватит до тех времен, когда люди будут жить на Марсе, а сажать и копать картошку научат роботов.
Денис Романович, конечно, возможности не упустил. Мешки пришлось набить так, что еле сошлись завязки. С надрывным стоном Пакля перевалил добычу в люльку мотоцикла. Однако дядька его усилия вряд ли заметил и оценил. Он спрашивал у сторожа, что за досочки лежат у сарая и нельзя ли их тоже как-нибудь того…
На обратной дороге он поделился с Паклей переживаниями:
— Вот думаю, как мешки на огороде прятать? Видимо, лучше будет закопать…
Пакля чуть не взвыл. Он догадался, кому именно придется копать.
— Может, не на огород? — кисло предложил он. — Может, пока дома бросить, в сарай?
— Дома оно не особенно нужно, — пожал плечами дядька.
«И на огороде не нужно, — со злостью подумал Пакля. — И вообще никому эти мешки не нужны, хоть брось их посреди дороги…»
Денис Романович между тем с тоской вспоминал таинственно исчезнувший контейнер. Жаль, конечно, что все так получилось. Был бы сарайчик — бросить туда мешки, да под замок. И горя не знать.
Вид картофельных участков окончательно потопил Паклю в унынии. Это раньше он мог, пока взрослые работали, бегать по кустам и оврагам, стреляя из суковатой палки в гипотетических фашистов. Или запускать далеко-далеко картофелины с помощью гибкого прутика. Теперь не побегаешь и картошкой не покидаешься. Теперь только одно осталось: ишачить, обратив задницу к молчаливым небесам.
Вздохнув, Пакля зашагал к бурьяну.
— Куда? — встревожился дядька. — А копать?
— Да сейчас, сейчас… Только шлаки скину.
Он уже расстегнул пуговицы на своих вьетнамских джинсах, как вдруг заметил странный блеск в зарослях.
Отодвинув ногой стебель, он нагнулся.
— О-о-о! — вырвался у него восхищенный клич. У ног Пакли лежал серебристый шлем с полупрозрачным забралом. Он не походил ни на мотоциклетный, ни даже на летный, потому что был какой-то не в меру угловатый и заковыристый. Но вещь была потрясающая.
И тут раздался истошный крик дядьки:
— Брось! Сейчас же выкинь! Не трогай, не прикасайся!
Пакля перевел на дядьку глаза — тот просто побелел от ужаса.
— Как это «брось»? — удивленно произнес Пакля. — Зачем же его бросать?
С Дениса Романовича наконец сошла маска испуга, он в какой-то мере взял себя в руки.
— Не трогай, говорю. Не твое. Выбрось.
— Выбросить? — Пакля прямо-таки не узнавал своего родственника. Дядька, который тащил домой любую драную стельку, вдруг требовал избавиться от такой изумительной штуки.
— Выброси, и подальше! — строго сказал дядька.
— Никуда не выброшу, — наотрез отказался Пакля.
Он нашел в люльке пустой мешок, завернул в него свое сокровище и бережно уложил на дно.
Дениса Романовича все еще передергивало от каких-то неведомых Пакле чувств, но требовать он перестал. Потому что понял: уговорить племянника избавиться от шлема можно лишь одним способом — поведать ему историю странной находки. А эту тайну он собирался держать в себе так крепко, как только мог.
Поэтому, сколько ни приставал Пакля к дядьке, сколько ни выпытывал причину его неожиданного испуга, Денис Романович лишь плотно сжимал губы и отворачивался. Удивленному племяннику осталось лишь одно — разобраться с находкой самостоятельно.
* * *И снова пришло событие, погрузившее Зарыбинск в привычное недоумение. Какие-то идиоты обокрали ветлечебницу.
С самого утра майор Дутов ходил по ее коридорам и кабинетам, пропахшим чем-то нехорошим, тупо наблюдая, как его сотрудники суетятся со своими кисточками и фотоаппаратами вокруг лабораторных столов, холодильников, похожих на аквариумы вытяжных шкафов и стеллажей с посудой и реактивами.
