Василий Сахаров - Дальний поход

— Да, как ты смеешь, сопляк! — вспылил Семерня и чуть было из-за стола не выскочил.

— Спокойно, Яков, — удержала его Мартынова, которая из них двоих имела наиболее веское слово. — Капитан наслушался всяких поганых слухов и просто не знает, на что нам приходилось идти, чтобы создать наше государство и сберечь человеческие жизни. Он сомневается, и имеет на это полное право, ведь за ним его товарищи и семья, за которых он отвечает. Мы делаем предложение, которое выгодно ему и его воинам с материальной точки зрения, но чтобы его принять, им придется многое менять в своем устоявшемся жизненном укладе.

Семерня успокоился, закурил новую папиросу, и все началось сначала. Министры Степанова давят меня вдвоем, сулят золотые горы, обещают чины, земли и льготы, а я сомневаюсь и делаю упор на то, что пока семьи воинов отряда находятся вдалеке от нас, и пока не истек старый контракт, на новый я подписаться не могу. Так продолжалось три часа. Дело было уже к вечеру, когда в итоге, мы все же пришли к некоему общему знаменателю. Я должен подписать предварительный контракт на пять лет. Согласно договоренности по истечении старого контракта с ОДР при ГБ (в реальности такого документа не существовало) наш отряд перебазировался в район города Выборг, устраивался на новом месте и начинал выполнять задачи по разведке. За это мы получали очень крупные суммы в золоте, полное обеспечение всех своих потребностей и «крышу», именно так выразился Семерня, в лице московских властей.

Вроде бы, все складывалось неплохо, но москвичи верить мне на слово не собирались, люди они продуманные и на обещания не велись. Они потребовали, чтобы не менее взвода бойцов из отряда, а главное, моя любовница Лида Белая, остались на их территории. Местные дознаватели работали у нас не зря, и про мои отношения с боевой подругой, конечно же, знали, а министры посчитали, что если она и часть воинов останутся под их опекой, то я вернусь в любом случае. Это можно определить как шантаж, а можно определить как гарантию и жест доброй воли. Думай, как хочешь, но если не примешь условия, то территорию Всероссийского диктата не покинешь, а попробуешь сбежать, за тобой в погоню кинутся все самые лучшие местные войска. Такая мысль была основной в речах представителей Степанова, и пропустить эту скрытую угрозу, которая в любой момент могла стать явной, я не мог.

Деваться было некуда, для вида поколебавшись и посомневавшись, я согласился с условиями Семерни и Мартыновой, а когда они покинули наш лагерь, и отбыли готовить договор, незамедлительно собрал всех своих офицеров и разведчиков Старика на совет. Расположились все в той же палатке. Чужих ушей рядом нет, охрана свое дело знает хорошо и, глядя в заинтересованные лица командиров, которые тоже понимали, кто был у нас в гостях, ничего не скрывая, я дал полный расклад о предложениях Москвы в лице ее министров.

Новости огорошили боевых товарищей, а Виролайнен и Снегирев насторожились и просто не знали, как на это реагировать. От всего, что сегодня произошло, я испытывал некоторую усталость, скорее психологическую, чем физическую, облокотился на стол, и стал наблюдать за тем, как офицеры заспорили между собой.

— Да, зачем мы им!? — горячо спрашивал Серый. — У москвичей, вон какая сила в руках, есть танки, вертолеты и еще черт знает что, а нас всего-то одна рота, пусть и профессионалов, но это не так уж и много.

— Как ты не понимаешь, — ему ответил Крепыш. — Воины это так, пришли и ушли, а есть еще фрегат, который мы им так не показали, а также опыт и связи Мечника, которого удача не оставляет. Вот это уже серьезно и дорогого стоит.

— Но зачем тогда они так грубо действуют?

— Считаю, что они иначе не умеют, вот и прут буром. Хочешь, прими предложение, а нет, окружат нас со всех сторон и танками задавят. Они на своей территории, а мы у них в гостях. Эти министры ничего не теряют, получилось договориться, хорошо, а нет, так нет. У нас же на кону жизнь и собственное благополучие. Знали бы эти делегаты Степанова изначально, сколько за нами дел, чем мы с госбезопасностью повязаны и насколько нас ценят, по-другому бы разговор шел, а скорей всего, его и вовсе не было. Нас прикопали бы где-нибудь в дебрях, и нет проблем.

— Как же так, прикопали, мы ведь не враги? С миром в эти края пришли, как к братьям, — не унимался Серый. — Да и наши, могут при следующем контакте с москвичами спросить, куда это мы подевались.

— Наши спросили бы, это само собой, да вот только ответ был бы простой: не знаем, не видели, не в курсе, ваши бравые парни плыли через озеро, попали в ненастье, да и утопли. А насчет понятий «друг» или «враг», это как посмотреть. С одной стороны, мы возможные союзники, а с другой-то, самые настоящие конкуренты, ведь не зря местный диктат называется Всероссийским.

— Так, когда это еще мы с ними границами сомкнемся… До конкуренции далеко…

— Это да, — согласился Крепыш, — наши земли разделены тысячью километров диких земель, варварами и вольными анклавами, а они на этот счет уже сейчас думают и планы на перспективу составляют.

— Получается, что нам придется принять их предложение? — голос свежеиспеченного лейтенанта ГБ был совсем не весел.

— Не думаю, — Крепыш посмотрел на меня и спросил: — Мечник, что решил?

Размяв затекшую шею, я посмотрел на своих друзей, которые и без моих подсказок все понимали правильно, подмигнул Виролайнену со Снегиревым, мол, все в порядке, и по-доброму улыбнулся посмурневшей подруге:

— Сделаем так, камрады. Ведем себя естественно, и дознавателей, которые завтра с утра снова к нам пожалуют, принимаем как самых лучших друзей. Рядовые бойцы и сержанты по-прежнему молчат или ссылаются на языковой барьер, а вы начинайте сливать всю информацию, которую они только захотят узнать. Говорите, что знаете, все равно за то время, что мы на родине не были, все кардинально переменилось, а иначе после войны с Альянсом и быть не может. Наши сведения устарели, и толку с них не очень много, но промышленность и личности конкретных людей старайтесь обходить стороной. Через пару дней вернутся министры, они привезут договор, и я его подпишу. На месте остается Лида и с ней тридцать самых лучших воинов, а остальной отряд движется к линии фронта, если таковой здесь имеется, переходит на территорию дикарей, и уходит к Туле.

— Значит, бросаешь нас? — тихо спросила боевая подруга.

— Дослушай сначала, а потом говори. Как только мы идем на прорыв, твой отряд получает сигнал по радио. Думаю, наших радиостанций на это хватит, и ты, обходя Москву, двигаешься за нами вслед. Вряд ли к тому времени вас будут охранять, сил у москвичей не так уж и много, как кажется на первый взгляд, так что прорветесь. О месте встречи договоримся, соединим силы и продолжим путешествие к дому. Пока, я думаю так, а как это лучше сделать, мы с вами еще подумаем.

— А как же договор? — спросил Игнач.

— Плевать на него, а если вас интересует, не нарушу ли я тем самым свое слово, то нет. Все продумано. Как один из пунктов предварительного контракта с Москвой, будет записано, что местные чиновники и командование не станут посягать на жизнь, честь и достоинство воинов отряда, а так же разрешат им свободный выход в город Дмитров. Неужели наши парни и красивая беззащитная женщина, — я посмотрел на Лиду, — выбравшиеся в город на отдых, не спровоцируют несколько драк и пару конфликтов с солдатами городского гарнизона? Вот вам не соблюдение пунктов договора по факту, и как следствие, контракт будет считаться недействительным. Разрыв всяческих отношений в одностороннем порядке и прощайте господа министры.

— Степанов и его товарищи после этого на нас зуб заточат, и в будущем возможны проблемы.

— Пусть в очередь за Внуками Зари и Игнасио Каннингемом встанут. Кто «за»?

Голосовали все, включая разведчиков из Гатчины. Воздержавшихся не было, и меня поддержали полностью. Дело оставалось за сущей чепухой, претворить задуманную схему в жизнь и без потерь покинуть владения Всероссийского диктатора Степанова.

У местных граждан своя жизнь, а у нас своя. Посмотрели, как в этих краях люди живут, теперь пойдем в другие места, а то некрасиво получается, мы к ним с самыми благими намерениями, а в ответ скрытые угрозы и давление. Мне это не нравится, я всегда за то, что проще договориться по хорошему, а давить можно только на того, кто тебе враждебен. Здесь же, люди, получившие практически безграничную власть, и не опирающиеся ни на какую идеологию, слишком привыкли полагаться на грубую силу, и идут по самому легкому пути. Скорее всего, со своей точки зрения, подминая всех под себя ради укрепления и расширения государства, они правы, но когда-нибудь, московскому диктатору и его сторонникам это может выйти боком. Впрочем, это не мои проблемы, наша работа разведка в интересах своей родины, и то, что мы увидели и узнали, уже само по себе немало.