Артём Мичурин - Умри стоя! (Доблесть и честь)
— Это правда, — равнодушно пожал плечами Глеб.
— Правда-то, правда, — не унимался Преклов, — только вот заслуги летунов в том я не вижу. За них же всё автоматика делает. Какая может быть заслуга, если ему под жопу сунули машину, где от системы наведения зависит больше чем от человека? Он — второстепенная деталь, а не солдат.
— Ну, ты загнул. И какое же отношение имеет сказанное тобою к пилоту транспортника?
Преклов задумался, но, не найдя вразумительно ответа, махнул рукой:
— Да один хрен.
— А танкист, по-твоему, тоже не солдат? — заинтересовался темой Ульрих.
— Почему? Танкист — другое дело. Он, по крайней мере, видит врага. И вообще, танкисты сродни нам, всегда на передовой, в самом горниле, мать его, боя! — Преклов выпятил грудь, воодушевлённый собственной речью. — Вот артиллеристы, те да. За них тоже всё машина делает. Получили целеуказания, пальнули с двадцати километров, и трава не расти. А туда же. Боги войны, бля. Если уж так рассуждать, то самый, сука, что ни на есть, боец — это ракетчик, который первым повернул ключ на старт в две тысячи двенадцатом.
— Будь здесь Крайчек, он бы тебе язык вырвал, — недобро покосилась Волкова.
— Да, — без тени обиды согласился Преклов. — Я буду по нему скучать.
— И я тоже, — вздохнул Димидов.
— И я, — поддержал Ульрих.
— Подберите сопли, — скривился Глеб. — Слушая вас, Крайек проблевался бы.
— А сам, можно подумать, и не переживаешь, — надул щёки Толян.
— О чём? — лениво поинтересовалась Волкова. — Боишься, что на тебя командиров не хватит?
Преклов насупился ещё сильнее, но разродиться гневной тирадой помешал голос из динамика:
— Если кто успел отстегнуть жопу от кресла, салажня, пристегните обратно, да покрепче. Мы идём на посадку.
— Три часа сорок шесть минут, — Глеб остановил таймер и кивком головы выразил Волковой своё почтение за точность расчётов.
Вибрация фюзеляжа снова усилилась. Холодная синева в крохотных иллюминаторах сменилась белой пеленой превратившейся скоро в удаляющиеся кучевые облака. Совет относительно пристёгивания задницы к креслу оказался отнюдь не лишним. Тряска началась такая, что Глебу пришлось напрячься, дабы унять выстукиваемую зубами дробь.
Мощный толчок снизу возвестил, наконец, о приземлении. Хотя поначалу его вполне можно было принять за падение. Рвущаяся обшивка и вихрь пламени в тот момент точно никого бы не удивили.
— Ну козлина! — прошипел Толян, нащупывая пряжку страховочного ремня подрагивающими пальцами.
— Всё, дармоеды, отдых кончился! Живо шмотьё в зубы и строиться! — демонстрируя завидную слаженность, орали два сержанта, перекрикивая шум открывающегося десантного люка.
Высыпающие из «Тифона» новобранцы тут же попадали в оборот дюжины горлопанов, весьма ловко разводящих людской поток на отдельные ручейки.
— Пятьдесят человек на машину! Не толпиться! Пошёл-пошёл-пошёл!
Всё происходило в таком темпе, что Глеб, стараясь поспеть за своим отделением, не сразу обратил внимание на окружающий пейзаж. Вместо привычных елей и сосен вокруг аэродрома, как две капли воды похожего на предыдущий, стояли невысокие горы с каменистыми вершинами, а по бетонным плитам взлётно-посадочных полос ветер гонял песчаные вихри.
— Где мы? Куда перебрасывают? — остановился Глеб возле регулирующего движение сержанта.
— В Актау, — ответил тот, не сразу разглядев лычки рядового. — Чего встал?! Живо на погрузку! Бараны, бля!
В кузов тяжёлого трёхосного грузовика, к которому послали их отделение, набилось уже порядочно народу. Пришлось занимать места в конце, над двумя задними осями, что обещало массу «удовольствия» пассажирам на пятую точку. Две широких деревянных скамьи шли вдоль высоких бортов, но тента не было.
— Тента нет, — поделился наблюдением Ульрих, будто прочитав мысли Глеба.
— Свобода! — расплылся Преклов в улыбке, жадно засасывая пропитанный дизельными выхлопами воздух.
Загнав, наконец, всех подопечных в транспорт, сержанты расселись по кабинам, и колонна из двенадцати машин двинулась в путь, освободив место для выгрузки бронетехники.
— Странное дело, — заметил Димидов, глядя на неспешно сходящий по мосткам БМП, — я думал, что броня с нами вместе пойдёт.
— И то правда, — согласился Ульрих. — Без прикрытия едем, и головной дозор не выставлен.
— Что сержант сказал? — повернулась к Глебу Волкова.
— Сказал — в Актау, — ответил тот.
— Это где?
— На Китай не похоже, — блеснул эрудицией Толян.
— Может Африка? — предположил Ульрих.
— Если только северная, — покрутив головой, сделал вывод Димидов. — Но, судя по сводкам, там сейчас жарковато, халифат наступает широким фронтом. А мы тут как на прогулку собрались.
— Не нравится мне всё это, — Преклов поправил РПЗ и насупился.
Пейзаж за бортом был хоть и непривычным, но характерными чертами, по которым можно было определить местонахождение, как то: сгоревшая вражеская техника, разрушенные традиционные жилища, или трупы со знаками различия на форме — не обладал. Поросшая выгоревшей на солнце травой степь переходила в изрезанные ущельями пологие горы. Единственная на обозримом пространстве дорога пролегала через совершенно пустынные земли, лишённые всяких строений. Изредка попадающиеся чахлые кустарники были одними из немногих объектов, за которые на этом монотонно-буром фоне цеплялся глаз.
— Ну охренеть просто, — вздыхал Преклов, тщетно пытаясь разглядеть следы войны. — Жопа какая-то. И с кем здесь сражаться?
— Со скукой, — поддержал его Демидов.
Примерно через час к витающим в воздухе ароматам сухой травы и сгоревшего дизтоплива добавился ещё один — странный, солоноватый. Глебу этот запах сразу показался знакомым, но вспомнить он его не сумел.
— Глядите, — по прошествии ещё минут сорока Ульрих вытянул указательный палец, тыча им между досками борта. — Похоже, здесь всё-таки есть жизнь.
— Надеюсь враждебная, — Толя провёл ладонью по стволу пулемёта.
По направлению движения, в синее, чуть подёрнутое перистыми облаками небо поднимались четыре дымных ленты. Жиденькие и низкие они, вопреки здравому смыслу, отчего-то не ширились вверх, а наоборот — сужались, будто языки белого огня. Только когда автоколонна приблизилась на достаточное расстояние, стало понятно, что это за дымы.
— Едрёна мааать! — уважительно протянул Преклов, вставший на ноги и держащийся обеими руками за край левого борта, чтобы лучше разглядеть открывающуюся панораму.
Заинтригованные столь лестными рекомендациями сослуживцы поспешили оторвать пятые точки от скамеек, дабы не отстать от первооткрывателя.
Разочарованных, судя по возгласам, не осталось.
Впереди, словно пни исполинских деревьев, стояли четыре дымящихся градирни. Поначалу можно было решить, что до них не больше километра. И только крошечные машины, ползающие рядом, да немногочисленные здания-коробки у подножий позволяли оценить истинные габариты бетонных чудовищ. Пар, поднимающийся из жерла, в которое запросто поместился бы средних размеров самолёт, облизывал внутренние стенки циклопического сооружения, закручивался по спирали, и уходил в небо, истончаясь там до туманной дымки.
Взгляд за правый борт открывал созерцательно настроенной публике картину чуть менее впечатляющую, но не менее любопытную. Там, посреди голой степи лежал… город. Настоящий, не смоделированный, и огромный, как десять «Зарниц», а то и больше. Существенная его часть, та, что располагалась с противоположной от труб стороны, была разрушена. Острые силуэты обвалившихся высотных зданий сливались в частокол на фоне…
— Море, — выдохнул Глеб, вспомнив, наконец, этот терпкий солоноватый запах.
— Смотрите-смотрите! — прокричал кто-то впереди. — Там вода! Чёртова уйма воды!
Колонна свернула влево и, проследовав через основательно укреплённый КПП на стыке обнесённых «колючкой» минных полей, продолжила движение вглубь города.
По мере того как вереница машин удалялась от первого кольца укреплений, картина за бортом продолжала меняться. Разрушенные многоэтажки, самых причудливых форм и размеров, постепенно вытеснялись типовыми коробками не выше четырёх этажей, хорошо знакомых по «Зарнице». Казавшийся поначалу странным и чужеродным город приобретал всё более привычный вид. Ангары, казармы, жилые и административные корпуса, вертолётные площадки с развесившими лопасти штурмовыми «Барракудами» и десантными «Зубрами», точки ПВО, ощетинившиеся ракетно-пушечным арсеналом «Сторожей», печатающие шаг роты и шныряющие туда-сюда командирские «Лисы» — всё то же самое, только больше.
Постепенно автоколонна, огромным червём проползшая через второе кольцо укреплений, начала распадаться. Замыкающие машины одна за другой сворачивали в сторону и пропадали на перпендикулярных улицах. Скоро очередь дошла и до грузовика с отделением Глеба. Железный тяжеловоз сердито рыкнул и, отравив воздух облаком чёрной копоти, свернул влево. Остановился он возле длинного двухэтажного строения, скромно приютившегося между тремя высотками. Те, хоть и рухнули в незапамятные времена, всё равно возвышались над приземистой бетонной коробкой добрым десятком этажей. Фасады их частично или полностью обвалились, открывая ажурную сеть перекрытий, но строительного мусора вокруг не наблюдалось. Чистый, совсем недавно уложенный асфальт со свежей разметкой и выбеленные бордюры у подножия этих мёртвых, но всё ещё величественных сооружений выглядели смехотворно, будто маникюр на мозолистой, обожжённой и лишившейся половины пальцев руке. Возле казармы — ошибиться в предназначении бетонной коробки было почти невозможно — суетились трое вооружённых мётлами индивидов крайне субтильной наружности, но почему-то в форме Евразийского Союза и без кандалов. Заметив подъехавшую машину, они прекратили мести и с любопытством уставились в её сторону, но, как только личный состав начал выгружаться, поспешили сменить место дислокации, и скрылись за казармой.
