Сергей Зверев - Другие. Солдаты вечности
Поразмыслив, майор прошел меж рядами сидений и сел на стул рядом с фриком.
– Ты кто? – спросил.
– А ты кто?
– Я ищу машиниста поезда, отправляющегося в НИИ.
– Ну я машинист. А что?
– Ничего. Вставай, поехали.
– С чего это?
– Приказ Стольникова.
– А кто такой Стольников?
– Я.
Фрик повел плечами:
– Велено сидеть здесь, ждать.
Саша скользнул по его лицу внимательным взглядом. Чего ему сейчас не хотелось, это применять силу. Неизвестно, что в дороге сделает такой вот, косматый. Понятно, что о службе он представления не имеет, вольнонаемный. А эти борзые в речах, спасу нет. Пока в нос не ткнешь. И мстительные. Взгляд – тоскливый, такой бывает у лишенных секса.
– Не переживай, приятель, бабы – дело наживное, – прислушавшись к звукам на первом этаже, Стольников посмотрел на часы. – Сегодня – они нас, завтра – мы их… Да оставь ты эту бормотуху, приятель! Пошли к поезду.
– Ты чего клеишься?
– Что это ты имеешь в виду, приятель?..
– Да ладно, чего луну крутить, приятель! – окрысился фрик. – Я что, на дурака похож?!
– Откровенно говоря, да.
Фрик махнул рукой и заправил пряди за уши.
– Красивый мужчина садится за мой столик и начинает с утешений. А потом заводит разговор о женщинах, называя их бабами, и где уж мне тут, дураку, не догадаться, что он пробивает меня на отношение к женщинам. Да, я уважаю их. Ты получил то, что хотел?
Сначала Стольникову пришло в голову, что фрик пьян. А в бутылке – не чай, а дагестанский коньяк. Он заколебался.
– У меня подозрение, что мы не понимаем друг друга.
– Прости, я не готов к отношениям.
Майор перестал улыбаться.
– Сегодня много чего случилось, я не могу быть прежним, – объяснил машинист.
Стольников окончательно растерялся.
– Мы о чем сейчас говорим?
Фрик посмотрел на собеседника и с невероятным сарказмом на лице покачал головой.
– Посмотри на этот мир. Разве он не ужасен? Оглянись вокруг, красавчик. Вокруг одни оскалы, и я слышу чавканье и треск разгрызаемых костей. Нежность, любовь, откровения заблудились в этом лесу звериных инстинктов, красота ушла, остались черепа и кости. Где чувственность, друг? Когда и в какие края убежали ощущения первого весеннего солнечного луча и талого снега?
– Послушай, – окончательно приняв для себя решение, Стольников решил не затягивать алгоритм этого разговора. – Меня сюда привела проблема. Мне нужно срочно в НИИ. Ты готов мне помочь?
Тот покачал головой:
– Нет.
Саша притянул фрика за отворот пиджака и поморщился.
– Пойдем к перрону? Пожалуйста…
Фрик вздохнул и рассказал короткую, но невероятно встревожившую Стольникова историю…
– …а потом тот хам, что держал руку на моем плече, сказал: «Ты помечен, принт. Если ты еще раз вякнешь без команды, твои дни сочтены, принт». И что мне теперь делать?
– Нужно выполнять команды, принт! – вскипел майор и положил руку на плечо собеседнику. – Бегом на перрон!
– Ты не понял, – налегая на гласные, похлопал Стольникова по руке фрик. – Я уважаю женщин, но не более того. Они для меня – понимающие собеседники, – он положил ладонь майора окончательно, – они – мои подруги.
Стольникова осенило. Он резко вырвал руку и посмотрел по сторонам.
– Всего лишняя тысяча высоты, а как значимо… – пробормотали его губы. – Так ты, приятель, хочешь сказать, что… Дай-ка я догадаюсь. Когда Борису Моисееву присвоили звание заслуженного артиста, ты радовался больше, чем Борис Моисеев?
– Я направил ему две телеграммы. Он не ответил.
– На поздравительные телеграммы не отвечают, принт, – подумав, Стольников хлебнул из его бутылки. Горло обожгло, и он закашлялся. – Сукин сын!.. Как ты поведешь поезд?!
– Я сейчас совсем не хочу…
– Я тоже сейчас совсем не хочу, а потому шевели копытами.
На удивление фрик легко держался на ногах. Возможно, ему просто хотелось выглядеть пьяным. Стольников на всякий случай прихватил его за шиворот и повел к двери.
Стараясь не слушать длинноволосого, бормочущего что-то о человеческом достоинстве и о том, как мало платят, Стольников вел его вниз.
На середине пути им встретился «грузин». Держа винтовку наперевес, он мчался в зал.
Майор поднял руку и нажал на спуск.
Из головы человека Ждана вылетели кровавые сгустки и поползли по стене.
Фрик окаменел и открыл рот. Глаза длинноволосого протрезвели в одно мгновение.
– Что это сейчас… было?
– Я ему сказал – поднимаешься на этаж через минуту. А он опоздал на тридцать секунд. У меня с этим строго.
– Я сам пойду! – фрик вырвался из захвата Стольникова. – Через минуту отправимся!
– Не сомневаюсь…
По дороге встретились еще двое.
– Опаздываем! – голосом учителя начальных классов крикнул Стольников и всадил в каждого по пуле.
Перепрыгивая через агонизирующие тела, длинноволосый скакал как кенгуру.
– Мы молнией! – обещал он. – Там аккумуляторы новые – включил и можно ехать!
– Это хорошо, потому что я уже начинаю нервничать.
Фрик принялся за свое: он заговорил.
– Закрой рот. Навсегда. Иначе убью, – пообещал Стольников.
– Хорошо. Но только если вы будете называть меня пидором, педиком, гомосеком или тому подобным, это будет несправедливо.
– А я разве тебя хоть раз так назвал?
– Нет, но я на всякий случай, чтобы между нами все было предельно ясно.
– Между нами, принт, и так все предельно ясно. Прыгай в кабину!
Глава 8
Шума моторов никто не слышал, потому что боевики передвигались в ложбине, глубиной всего-то по пояс человеку. Ветер был встречный, и звук моторов уносился в сторону «Миража». Казалось, что четверо боевиков, двумя парами, стремительно бежали по дну канавы. Но как только квадроциклы выскочили на бугор, резкий треск вывел Жулина из оцепенения. Каждый из квадроциклов был оборудован двумя посадочными местами – для водителя и бойца, находящегося за его спиной. Не самое удобное расположение для стрельбы из «М60», но все-таки это была мобильная огневая точка. Как бы то ни было, сидящий за спиной водителя стрелок мог встать и открыть огонь над головой напарника. Сошка, установленная за спиной первого, позволяла стрелять из «борова», и главным неудобством было то, что гильзы сыпались на голову водителю. Не такой уж, впрочем, непереносимый факт, если речь идет о боевых действиях…
Боевики объезжали последние кусты «зеленки», это и заставило их свернуть почти под прямым углом к дороге. Не сделай они этого, быть может, две одинокие, торчащие по пояс из земли фигуры и остались бы ими незамеченными. Айдаров и Ключников, держа оба квадроцикла в прицеле, произвели на чехов яркое впечатление.
Бандиты загалдели, что-то закричали – кажется, снайпера и Ключникова увидели все.
И две тугие пулеметные очереди тотчас вспороли относительную тишину.
Выстрелив по разу и окончательно зафиксировав на себе внимание, Айдаров и Ключников рухнули в окоп.
Восприняв это как просьбу добить, водители машин вывернули рули, чтобы поскорее добраться до места падения разведчиков.
– Огонь! – прокричал Жулин и первым нажал на спуск своего «вала».
Залп из автоматических винтовок оглушил опушку «зеленки». И последовавший вслед за этим беспрестанный грохот оружия разведчиков разорвал тишину окончательно.
Этого хватило, чтобы двое из четверых боевиков повисли в сиденьях, а один на скорости вылетел из седла. Неуправляемый квадроцикл, перевернувшись, сломал позвоночник находящемуся в сиденье, уже мертвому, стрелку. По неуверенному движению второго квадроцикла Жулин понял, что ранен и четвертый.
Между разведчиками и чехами едва ли было пятьдесят метров. Бойцы поднялись во весь рост и выпустили еще по очереди.
– Стреляйте из «Шмелей по стенам»! – прокричал прапорщик. – Отстреливайте все шесть! Пусть они думают, что у нас их немерено!..
Это была хорошая мысль.
Когда Акимов стрелял, слышал, как над головой его, прошивая воздух, свистят пули. Повисший на сиденье пулеметчик вдруг ожил и поднялся. И сейчас не жалел патронов, направив «борова» в сторону появившейся засады. Неожиданный поворот событий и ранение вывели его из равновесия, и он уже добрых пять секунд стрелял, не снимая пальца со спускового крючка.
Глухие шелестящие хлопки и последовавшие вслед за ними вспышки оранжевых шаров на стенах убедили Жулина в том, что его приказ выполнен. Пламя охватило стену тюрьмы, и теперь придется потратить немало сил, чтобы его потушить. «Наверняка к стенам сейчас тащат все огнетушители, что есть в тюряге!» – подумал Олег.
Жулина это был выстрел или Акимова – не важно. Каждый из них выстрелил одиночным, целясь в сошедшего с ума от боли и страха чеха. Но какая-то из пуль пробила стойку, на которой крепился пулемет – все слышали этот звонкий, сочный удар стали о сталь, и стрелок дернулся так, что с головы его слетела кепка.
