Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

Более чем вероятно, что на сей раз мировая реакция, наученная негативным для себя революционным опытом, своего уже не упустит. Будет играть на опережение.

Раньше низы могли то и дело восставать. Просто по той причине, что в распоряжении власти было не особо много ресурсов и технологий контроля. Но сейчас уже всё не так. Чем больше технических достижений, чем больше уровень производства — тем выше... нет, отнюдь не уровень жизни масс. А возможности «высших» подавлять «низших», грабить и эксплуатировать их.

И отныне, раз этот уникальный Переход не удался, раз владыки консолидировались и обрели недоступные ранее возможности, на планете будут вечно — пока не грянет какой-нибудь космический катаклизм — горстка небожителей и море обслуживающих их «оцифрованных» рабов. У коих, в отличие от предков, уже не будет шанса сбросить ярмо.

Да что шанса — желания даже такого не появится.

Вот он — закат Земли. Вот он — конец.

Но тогда тем более надо подвести черту и сделать надлежащие финальные выводы...

Похоже, ловил себя Жаров на мысли, что он всё же пришел к коммунизму. Странным, тернистым путем, но пришел.

Конечно, шансов уже нет и не будет. Но хотя бы здесь и сейчас стать орудием Суда Истории — миссия почетная. И, главное, исполнимая.

Последний Судия...

Именно этим Жаров в последние месяцы и занимался.

Да, индивидуальный террор большевики никогда не считали приемлемым орудием политической борьбы. Хотя, конечно, не рыдали от скорби, когда кто-то другой — те же эсеры — широко применял его против особо одиозных деятелей царского режима.

Но сейчас вся история, вся политика фактически «обнулились». Какие, к черту, законы общественного развития, какие традиции революционной борьбы? Что доступно — к тому и нужно прибегать, считал Алексей. Всё равно всё уже кончено...

Интересно, как долго будут помнить это знамя, думал он, глядя на висящий с недавних пор на стене подвала советский красный флаг. Через сколько поколений угаснет красивая легенда о стране, где полноправными счастливыми хозяевами были все ее жители, где с каждым годом жизнь каждого человека становилась всё лучше и лучше, где власть, словно родная мать, искренне заботилась о каждом рядовом гражданине, давая ему всё необходимое просто по праву рождения?

Поистине — немыслимая фантастика... Поколение, заставшее СССР, еще может в нее поверить. А те, кто придет после?..

...Жаров подошел к «иконостасу» фотографий под флагом. Их было семь. Первые две — Могильный и Лыба. Потом еще четверо. Все были перечеркнуты крест-накрест.

А в конце этого ряда смерти — фото генерал-лейтенанта Владислава Скворцова.

Сначала он «исполнял» сослуживцев поодиночке, словно опасаясь чего-то. Но недавно решился совершить свой суд сразу над двумя. И ничего — никаких подозрений. Ковид, что с него взять. Бывает, что и молодые умирают. Диагноз поставлен официально. Шито-крыто. Как и они сами со смутьянами зачастую поступают...

Жаров стоял, переводил взгляд с одного снимка на другой — и вспоминал...

Наконец, подполковник взял черный фломастер и не спеша перечеркнул изображение баловня судьбы, вся «заслуга» которого — в семейном происхождении.

Неторопливо подошел к компьютеру, распечатал фото Белякова-старшего.

И повесил рядом — справа от сына.

Потом еще долго смотрел, погруженный в свои мысли.

Значит, так... Для своих бывших товарищей он уже изгой. Для военной службы он никто — без пяти минут пенсионер. Ну и ладно...

Открыл сейф, достал два паспорта — внутренний и заграничный. Стал их задумчиво перелистывать — в очередной раз.

Оба документа были выписаны на имя Константина Петровича Павлова. И не просто отпечатаны на подлинных номерных бланках, а проведены по всем базам, как и полагается. Фото модифицировано. Под предстоящую пластическую операцию, о которой он заранее договорился со знакомым хирургом, надежным и проверенным человеком. Отпечатки пальцев, конечно же, не поменяешь, но обычный человек, живущий неприметной жизнью, как правило, с подобными проверками не сталкивается. А большего уже и не надо — просто дожить свой век спокойно. Наблюдая за тем, что происходит, со стороны. И неважно, где, в какой стране. Главное — что всё это уже останется позади.

— Сэр Эндрю, нам очень жаль, мы сделали всё, что могли, — печально сказал доктор Стивен Макензи, ведущий инфекционист-пульмонолог элитной частной клиники.

Беляков не верил своим ушам.

— Но как? — только и смог выдавить он из себя.

— Иногда такое бывает. Хоть и нечасто. Не всегда течение зависит от возраста и общего состояния здоровья. Бывает, молодых и сильных этот ковид убивает за считанные дни... Мы вводили самые эксклюзивные препараты. Не помог даже регенерон, который поставил Трампа на ноги за пару дней... Перелили плазму крови от тяжело переболевших — никакого эффекта. Пытались хотя бы поддержать организм, дать эффективное симптоматическое лечение... Применили и высокопоточную оксигенацию, и искусственную вентиляцию легких. Даже экстракорпоральную мембранную оксигенацию. Но всё безрезультатно. Ткани дыхательной системы, системы кровообращения отказывали буквально на глазах. Честно говоря, с такой резистентностью к лечению и стремительностью течения я столкнулся впервые за всё время пандемии. Но никто не может быть от этого застрахован. Еще раз заверяю — мы применили все самые лучшие методики и препараты, не считаясь, как вы сказали, со средствами. Но... — врач развел руками и виновато опустил голову.

У Белякова перед глазами всё на пару секунд померкло, он пошатнулся, и Макензи сделал быстрое движение, чтобы его поддержать. Но генералу армии удалось сохранить равновесие без посторонней помощи.

Сильвии было плохо — ей где-то там оказывали помощь другие врачи. Как только начальник КОКСа и графиня приехали днем в клинику, они узнали печальную новость — Влад менее часа назад скончался в реанимации специального инфекционного отделения.

— Знаете, что меня всё же смущает... — немного помолчав, сказал доктор. — У вашего сына был довольно высокий титр антител. Да, теоретически это может быть и другой штамм... Индийский тот же...

— Он говорил, что пару месяцев назад почувствовал недомогание... это продолжалось несколько дней, на двое суток пропало обоняние, потом восстановилось. Фактически перенес ковид на ногах, получается. Это рецидив, что ли?

— Не исключено... ПЦР-тест показал отрицательный результат. Да, он малоинформативен, но всё же... Будем проводить аутопсию. Да-да, мозг, как вы и распорядились, мы сразу же извлекли, закачали криопротекторы и поместили в контейнер.

— Да... Думал, формальность, не понадобится... — мрачно сказал Беляков.

— Нет, клиническая картина формально всецело соответствует ковиду, — осторожно продолжал, немного подумав, врач. — Но эти нюансы... Каждый из них в отдельности — еще ладно, а в совокупности...

Белякова передернуло, как от удара током. Он вспомнил, как быстро ушли Могильный, Лыба, еще несколько сотрудников. Генерал армии полагал, что так по ним прошлась эта чертова эпидемия. Тем более что примерно в эти же недели и Влад хворал, практически не заметив «модной болезни». А что, если... Но это невозможно...

И, тем не менее, на коже генерала армии выступил пот.

А почему, собственно, невозможно?

Они же сами этим занимаются!

Правда, по отношению к врагам государства.

Нет...

Только не это...

Взглядом, в котором было и ошеломление, и недоумение, и растерянность от внезапно навалившегося горя, а также от этих пришедших новых мыслей, Беляков посмотрел на Макензи. Тот опустил глаза.

— Благодарю вас, доктор. Позже еще поговорим...

И, ссутулившийся, обмякший, побрел к выходу.