Ваше Сиятельство #12 - Эрли Моури
Такое, как я делал это с помощью Родерика, когда наведывался в гости к Гере. Только кто в этот раз может заменить Родерика? Точно не Бабский. Наташа? Очень спорный вопрос. И он даже не в доверии, но в том, что она — прекрасный менталист, но у нее нет тех необходимых навыков, которые были у Родерика. И второе: дело в том, что она — именно прекрасный менталист. Пока меня не будет в теле, значительная часть меня для нее будет открытой книгой, ведь ментальная проекция меня останется на какое-то время на физическом теле графа Елецкого. Есть там много такого, чего я очень не хотел бы показывать ей. Например, все свое прошлое. Хотя я показал ей сегодня кусочек себя, это было очень дозированным, щадящим. Если Наташа увидит больше, она просто сойдет с ума. Родерику это не угрожало, потому что он не менталист и не может смотреть так глубоко, а вот госпожа Бондарева может туда влезть. Эффект будет такой, как случайному человеку оказаться в полной темноте внутри трансформаторной будки — высоковольтный ток может несчастного не пощадить.
— Наташ, ты когда-нибудь частично выходила из своего тела? — полюбопытствовал я. И улыбнулся, предвкушая ответ.
* * *
Возвращаясь из Багряного дворца графиня нарушила, наверное, с десяток правил. На Казанском мосту, гневно сигналя, за ней даже увязался синий «Буцефал», но Елецкая потянула бронзовый рычажок, давая своему стальному зверю больше силы. Стрелка указателя скорости поползла вправо, быстро достигла отметки «130», и «Буцефал» затерялся где-то позади.
Елена Викторовна снова подумала о Саше. В этот раз ее мысли были иными: она представила, что Сын, если бы был сейчас с ней рядом, непременно, бы поругал за такую сумасшедшую езду. Саша!.. Ведь он же совсем, совсем, взрослый! И это надо как-то признать… Но как это признать⁈ Боги, у него в любовницах императрица! У него странные, необъяснимые отношения с самими богами. Да он сам почти как бог! Но он ее сын! Елецкая подумала, что она очень-очень не хочет думать о нем как-то по-другому, кроме как о Своем Саше. И любая женщина, которая появляется рядом с ним будет вызывать в ней нервную реакцию и не очень приятные мысли. Исключение составляет лишь Ольга Ковалевская. Неизвестно почему так, но Ольгу графиня Елецкая приняла сразу и хотела видеть с сыном ее и только ее.
Сворачивая по Центральной через Резники, Елена Владимировна вспомнила вчерашнее послание от Ольги и сразу на сердце стало легче. Она подумала, что как только вернется домой, то первое, что сделает — это наговорит сообщение Оле и заглянет в зал богов, чтобы помолиться Артемиде. Неожиданно запищал эйхос. Елецкая сбавила ход, перестраиваясь вправо и ища место, чтобы остановиться — сообщение могло быть важным, а за рулем она никогда не пользовалась эйхосом.
Остановиться получилось лишь ближе к скверу Южных Механиков. Там графиня припарковалась у цветочной лавки и включала эйхос. На крошечном экранчике тут же высветилась желтая строка: «Евклид».
— Боги, ну за что? — Елена Викторовна слабо улыбнулась, помедлила, глядя в окно на солидного мужчину, бегущего через улицу с огромным букетом роз.
Потом нажала боковую пластину. Из прибора задался чуть искаженный голос Евстафьева: «Леночка, прелесть моя! Весь вечер, весь вечер был в мыслях о тебе! Мне так приятно, что вчера между нами произошло. Ты можешь сказать, что ничего не было и ты даже выставила меня за дверь, но для меня… Для меня все было! Были твои манящие глаза, твои губы, твое теплое дыхание! Как мне его последнее время не хватает!..»
Елецкая нажала на паузу и уронив голову на мягкий подголовник, подумала: «Почему же ничего не было… Было. Было какое-то безумие…». Ведь вчера он ее действительно раздразнил, что ей пришлось помучить себя дилдо. И хотя она представляла Майкла, Евклид тоже мелькнул в ее нескромных фантазиях несколько раз. А потом появилась Гера. Какой позор!
Графиня густо покраснела, нервно открыла сумочку и достала коробочку «Госпожа Аллои». Продолжила она слушать барона лишь после того, как прикурила: «Леночка! Я сегодня почти не спал. Не мог уснуть, потому что, закрываю глаза, а перед ними ты. Ходил после полуночи по террасе, вспоминал, как мы целовались с тобой за кустами сирени, а в это время Петр ходил рядом. И Саша твой там же бегал с моей Талией. Боги, какие это были времена! Как я хочу их и тебя! Давай встретимся сегодня, Лен! Я очень тебя прошу, приезжай ко мне на ужин! Хочешь я на колени встану!» — раздался какой-то шорох, потом звон разбитой посудины. И снова голос барона: «Лен, любимая моя, я стою на коленях. Уронил китайскую вазу, ту, что из Цзянси с золотыми утками. Даже смешно. Лен, я прошу тебя! И очень жду ответа!».
— Какой же ты нудный, Евклид! — отозвалась Елецкая. — Нудный, но все равно милый.
Ей даже захотелось побаловать его. И если бы не мысли о Майкле, то Елецкая согласилась бы — поехала к нему на ужин. А там… Нет, там, скорее всего без всяких продолжений. Хотя она могла бы не устоять.
Как знающая себе цену женщина, Елена Владимировна решила сразу не отвечать. Неторопливо докурила длинную сигарету и повела новенький, красно-бронзовый «Енисей-8» к дому.
Когда графиня зашла, у дверей гостиной стоял дворецкий, и парень из охраны, имя которого она не знала. Денис, смеясь через слово, рассказывал им двоим какой-то анекдот про поляков.
— Здравия вам, ваше сиятельство! — приветствовал ее молодой коренастый охранник.
— Все смеетесь? — графиня строга глянула на них и столь же строго известила: — Император скончался час назад. Я только что из дворца.
Все замолчали. Тот молоденький охранник полушепотом произнес:
— Извините, ваше сиятельство…
Елецкая не ответила, направилась было к лестнице, но вдруг передумала и свернула направо, к залу богов. Войдя, она плотно закрыла тяжелую дверь, хотя здесь было душно, от пламени, горевшего в чашах на треногах, исходил жар. Оставив сумочку на табурете, графиня прошла вперед, бросила взгляд на статую Перуна. Высеченная из темно-желтого алтайского мрамора, она возвышалась почти до свода, и была в зале самой большой. Не потому, что Елецкие особо почитали верховного бога, но потому, что так было положено тысячелетним указом.
Опустившись перед ним на колени, графиня сложила руки на груди и
