Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс
– У смертных есть поговорка, – снова заговорил черноволосый Каройи. Его голос звучал ровно, с жуткой мелодичностью, а эрнистирийский был избыточно точным. – «Враг моего врага – мой друг… на некоторое время». Серебряная маска и ее родня взяли в союзники одних смертных, и мы выбираем их врагов в качестве наших. Кроме того, Утук’ку и ее приспешники нарушили Договор Сесуад’ры. И я не вижу для себя позора, чтобы сражаться бок о бок с судхода’я до тех пор, пока вопрос не будет решен. – Он поднял руку, словно хотел остановить вопросы, но весь круг хранил молчание. – Никто не говорил, что я должен любить наших смертных союзников: я не испытываю к ним подобных чувств и уверен, что ни при каких обстоятельствах этого не произойдет. И если я доживу до того, когда все конфликты закончатся, то вернусь в свой тайный высокий дом в Анвиджанье, потому что мне уже давно наскучила компания других существ, как смертных, так и Садорожденных. Но до тех пор я выполню обещание, данное Ликимейе.
После того как Каройи замолчал, наступила долгая пауза. Ситхи вновь хранили молчание, но у Эолейра возникло ощущение, что между ними появилось напряжение, которое должно как-то разрешиться. Когда молчание продлилось так долго, что Эолейр вновь подумал, не следует ли ему уйти, Ликимейя подняла руки и широко развела их в стороны.
– Итак, – сказала она. – Нам следует подумать о Наглимунде и решить, что мы будем делать, если хикеда’я не выйдут из замка, чтобы сразиться в открытом поле.
Ситхи принялись планировать предстоящую осаду, словно и не спорили по поводу правильности сражения бок о бок со смертными. Эолейра поразила их цивилизованность. Каждый мог говорить столько, сколько пожелает, и его никто не перебивал. И какие бы разногласия между ними ни существовали – хотя Эолейр все еще плохо понимал бессмертных, у него не возникло сомнений в том, что между ними имелись противоречия, – теперь складывалось впечатление, что они исчезли: обсуждение Наглимунда, пусть и достаточно энергичное, оставалось спокойным, и в нем отсутствовали взаимные претензии.
Возможно, когда живешь так долго, – подумал Эолейр, – ты учишься следовать подобным правилам. Вечность – это слишком долгое время, чтобы лелеять обиды.
Теперь, когда Эолейр почувствовал себя спокойнее, он вступил в обсуждение – сначала нерешительно, но, когда увидел, что к его мнению относятся с достаточным уважением, стал говорить открыто и уверенно о Наглимунде, который знал почти так же хорошо, как Таиг в Эрнисдарке. Он много раз там бывал и замечал, что Джошуа был очень полезен, если речь шла о нововведениях при дворе его покойного отца, короля Джона Пресбитера. Принц – один из немногих людей, кто мог выслушать новую идею и поддержать ее, если она этого заслуживала – независимо от того, выгодна она ему или нет.
Они говорили долго; в конце концов костер погас, и остались лишь тлеющие угольки. Ликимейя достала из своего одеяния несколько хрустальных сфер и поставила их на землю перед собой. Постепенно они начали испускать сияние, и очень скоро их круг залил яркий свет.
Эолейр встретил Изорна на обратном пути с совета ситхи.
– Привет, граф, – сказал юный риммер. – Вышел прогуляться? У меня есть мех с вином – из твоих погребов в Над-Муллахе. Давай найдем Уле и выпьем.
– С радостью. У меня выдался странный вечер. Наши союзники… Изорн, я никогда не встречал никого похожего на них.
– Они очень древние и к тому же язычники, – безмятежно ответил Изорн и тут же рассмеялся. – Мои извинения, граф. Иногда я забываю, что ты эрнистириец…
– И тоже язычник? – Эолейр слабо улыбнулся. – Никаких обид. Я привык быть чужаком за годы, проведенные при дворе эйдонитов. Но никогда прежде я не испытывал таких странных чувств, как сегодня вечером.
– Ситхи отличаются от нас, Эолейр, но они отважны, как гром.
– Да, и умны, – согласился Эолейр. – Многое из того, что они говорили, я не понимал, но, думаю, никто из нас еще не видел сражения, подобного тому, которое состоится у стен Наглимунда.
Его слова заинтриговали Изорна, и он приподнял бровь:
– Похоже, это из тех историй, которые лучше рассказывать с чашей вина в руке, но я буду рад услышать ее в любом случае. Если мы выживем, нам будет чем порадовать наших внуков.
– Если мы выживем, – повторил Эолейр.
– Давай пойдем быстрее, – весело предложил Изорн. – Я чувствую, как меня одолевает жажда.
На следующий день они пересекли Иннискрич. На поле сражения, на котором Скали одержал победу, а король Ллут получил смертельную рану, все еще лежал снег, всюду виднелись небольшие холмики, тут и там валялись ржавый металл или древки сломанных копий. Хотя многие тихо произносили проклятия или молились, никто из эрнистирийцев не хотел задерживаться там, где они потерпели столь сокрушительное поражение и погибли многие их соплеменники. Для ситхи это место не имело особого значения, большая армия быстро его миновала, и они двинулись дальше на север, вдоль течения реки.
Река Баррейлеан отмечала границу между Эрнистиром и Эркинландом, народ Утаниата, живший на восточном берегу, называл реку Зеленым Бродом. В те дни вдоль ее берегов селилось совсем немного людей, поэтому водилась рыба. Погода стала теплее, но Эолейр видел, что земля выглядела безжизненной. Те немногие, кто уцелел, влачили жалкую жизнь у южных окраин Фростмарша, а теперь попросту бежали перед приближавшейся армией ситхи и людей, они не ждали ничего хорошего от новых, закованных в доспехи захватчиков.
Наконец, после недели, прошедшей после того, как они покинули Над-Муллах, – даже когда ситхи не особо спешили, они двигались быстро, – армия перешла реку и углубилась в Утаниат, восточную оконечность Эркинланда. Здесь все вокруг было однообразно серым. Густые утренние туманы, которые стелились по земле, когда они скакали по Эрнистиру, больше не исчезали с восходом солнца, и армия, словно души умерших в загробной жизни, двигалась от рассвета до заката в холодной влажной дымке. Казалось, страну окутал похоронный саван. Воздух был таким морозным, что холод проникал до самых костей Эолейра и его спутников.
Вокруг царила почти мертвая тишина, которую нарушали лишь шорох ветра и приглушенный стук копыт, здесь даже не пели птицы. По ночам, когда граф вместе с Мегвин и Изорном жался к костру, тяжелая неподвижность нависала над всем миром. Казалось, как сказал однажды вечером Изорн, они пересекают огромное кладбище.
С каждым днем они все дальше углублялись в бесцветную, лишенную радости страну. Риммеры Изорна молились и часто делали знак Дерева, между ними без особой на
