Белый волчонок - Маркус Кас

— Смотрю, до тебя наконец дошло, — оттаивает женщина и одаряет меня намёком на улыбку. — Не всё так и плохо, значит. Да, мы с тобой родственники. Я твоя двоюродная, хм, бабушка.

— Бабушка? — глупо повторяю.

— Последний раз я это от тебя слышу, Белаторский, — приказывает она. — И дело не в возрасте. Я уже сорок лет жрица храма Маат. Тут моя семья, хоть я и осталась в роду. Это не значит, что мне плевать на твои проблемы. Только то, что у меня приоритеты иные. Я помогу тебе, сделаю всё, что в моих силах и моей власти. Но и от тебя я жду, чтобы ты надеялся в первую очередь на себя. Ясно?

— Совершенно ясно, — я усердно киваю.

Неплохо, конечно, иметь бабушку Верховную жрицу. Но и такой вариант меня более чем устраивает. Если со мной не будут нянчиться, то так ещё лучше.

— Надеюсь, — явно не верит она. — Так, придётся действовать быстро. Пойдём.

София выходит из комнаты так бодро, что мне приходится догонять её бегом. Мы снова проходим лабиринт, и я тщетно пытаюсь запомнить повороты. Наверняка специально так запутано, чужой сразу потеряется.

Мы поднимаемся по лестнице, проходим через балкон, с которого видна часть основного зала. Там, внизу, неспешно бродят фигурки людей.

Жрица приводит меня в небольшой рабочий кабинет. Помимо массивного стола у окна, тут стоит уютный низкий диван с журнальным столиком. Пара открытых книжных полок, закрытый дубовый шкаф. И везде картины, статуэтки, вазы и подсвечники.

Заметно, что тут она проводит почти всё своё время. На диване лежит видавший лучшие времена плед, на столике стоит чайный набор. Стол у окна завален бумагами и книгами.

Не бардак, а живой беспорядок. Такой бывает только когда всеми предметами активно пользуются.

София указывает на диван и я осторожно присаживаюсь, переложив плед в сторону. От него пахнет женскими духами, в нос ударяет нежный цветочный аромат.

— Откинься, постарайся расслабиться, — тон её смягчается в соответствии со словами. — Это важно, для начала. Потом, на автоматизме, ты сумеешь не обращать внимания на внешние факторы.

Я слушаюсь, устраиваюсь поудобнее. Ёрзаю, не находя места рукам, но в итоге успокаиваюсь. Мягкое сиденье и спинка принимают форму моего тела.

— Теперь закрой глаза, зрение тоже отвлекает. Тебе нужно почувствовать свою силу, свой дар богов. Отделить от всех остальных чувств. У всех по-разному, но это ощущается. Ледяной смерч, обжигающее пламя или тёплый огонёк. Свист ветра, твёрдость камня. У силы есть свои уникальные особенности. В спокойном состоянии она словно свёрнута, сконцентрирована внутри тебя. Ты чувствуешь?

Под спокойную и монотонную речь погрузиться во внутренние ощущения оказывается не сложно. Это не ощущается волной жара, как утром. Сейчас сила кажется маленьким тёплым котёнком, свернувшимся на груди и тихо мурчащим.

— Чувствую, — удивляюсь таким приятным ощущениям.

— Где?

— Тут, — я кладу ладонь на солнечное сплетение.

— Хорошо, это хорошо. Теперь разверни, окутай силой всё тело. С макушки и до пяток. Чтобы этот кокон стал цельным, забудь что ты стоишь на земле. Представь себя парящим в воздухе. Пятка может стать уязвимым местом не только в легендах эллинов.

Вожусь я долго, аж вспотеваю от усилий. Иногда я открываю глаза и посматриваю на жрицу. София стоит спиной ко мне, у окна, и никак не проявляет нетерпения.

Это успокаивает, но у меня ничего не получается. «Котёнок» лишь призрачно отбрыкивается, не желая просыпаться.

— Не отвлекайся, — говорит она на очередной мой взгляд, даже не поворачиваясь. — Это займёт столько времени, сколько потребуется. Пробуй по-разному, не зацикливайся на одном и том же действии.

Короткий вздох выдает хоть какие-то переживания по моему поводу.

— С детьми проще, потому что они не знают слишком многого. Для них большинство действий и знаний — новые. И учиться им так же естественно, как дышать. Ты думаешь о том, что умеешь делать. Подумай о том, что можешь. А ты — можешь.

— Но… Мне сложно уловить то, что не физическое. Ну, что я не могу… потрогать, — решаюсь я признаться.

— Что за глупость, — жрица всё-таки оборачивается, но не злится — удивляется. — Это часть тебя, часть твоего тела, как рука или нога. Ты чувствуешь запахи, это физическое явление, хоть потрогать ты их не можешь. Твой мозг получает информацию, обрабатывает её и выдаёт результат. Ты можешь не знать источник, но ты точно определяешь что это.

Я задумываюсь об еде, в животе отзывчиво урчит.

— Закрой глаза. Теперь представь большой, сочный, прожаренный на открытом огне кусок мяса. Только снятый с мангала, остатки жира ещё шкворчат, сок стекает по бокам. А теперь почувствуй его запах.

То ли я сильно хочу жрать, то ли она слишком хорошо описывает, но мне в нос ударяет аромат жареной отбивной. Да так, что чуть зубами не клацаю, чтобы откусить кусочек.

— Понял, о чём я? Теперь то же самое проделай с силой.

Я с трудом отгоняю образ уже мысленно остывающего мяса. Надо попросить на кухне приготовить мне стейк. Так, не отвлекаемся.

Сила внутри подрагивает, словно тоже голодна. Ей нравится образ. Стоп, не ей, мне. Это часть меня, как мой голодный желудок. Я сосредотачиваюсь на этой мысли. Руки, ноги, хм, хозяйство. И сила.

Её разворачивает с таким хлопком, что я вздрагиваю. Тело окутывает свечением и оно начинает расти, расползаться во все стороны. Становится жарко, резко, как по щелчку. Меня трясёт.

— Всё нормально, — убаюкивающий женский голос возвращает меня в реальность. — Держи её. Не забывай — это часть тебя. Твоя нога, рука или что ты там себе представлял.

Явная насмешка охлаждает меня сильнее всего. Она что, мысли читать умеет? От непривычного смущения я непроизвольно внутренне сжимаюсь и силу тут же сворачивает обратно.

Мать вашу, ну и американские горки. Как с таким вообще совладать-то?

— А теперь давай ещё раз. На этот раз не так быстро, отпускай потихоньку. Осторожно, как воздушный шарик на веревке. По чуть-чуть.

Мне приходится отдышаться, прежде чем снова вернуться к простому ощущению силы. Теперь я побаиваюсь трогать это вообще.

— Ты этим управляешь, а не наоборот, — успокаивает меня жрица. — Ты — главный. Просто не думал о том, что нужно удержать. И насколько.

— А если не получится удержать?

Она молчит долгие секунды, глаза её темнеют, голос становится совсем тихим:

— Тогда ты умрёшь.

Ох, хтонь меня забери, лучше бы она продолжила говорить про воздушные шарики. Но, как ни странно, именно это меня и успокаивает окончательно. Силу с