Алексей Калугин - Время лживой луны
– А ты никогда не задумывался, почему эти болота называют реликтовыми? – спросил у ефрейтора Портной.
– Реликтовые – значит, древние, – уверенно ответил Стецук.
– Не совсем так, – покачал головой Портной. – Реликтовые – значит, здесь есть нечто такое, чего нет больше нигде в мире.
– В смысле?
– Редкие виды растений. Может быть, даже сохранившиеся с доисторических времен. И животные тоже.
– Ты это к чему? – подозрительно прищурился Стецук.
– Просто так, – с невинным видом развел руками Портной.
Почва колеблется, уходит из-под ног. Будто само понятие «земная твердь» утратило свой смысл, съехало в сторону, перевернулось и превратилось непонятно во что. Все раскачивается и куда-то плывет. Стебли осоки, хлещущие по бедрам, плотные, будто из резины, кособокие, уродливые деревья, тянущиеся изломанными ветками к серому небу, облака, похожие на грязные, мокрые обрывки ваты. Звенящая мошкара, грозной тучей зависшая над головой и так и норовящая прилипнуть к любому, самому крошечному участку тела, сводит с ума. Репеллент ее не пугает. Не та эта мошкара, на которой отраву тестировали. Для здешней мошкары репеллент все равно что бесплатная приправа к основному блюду. Временами плотный слой дерна проседает больше обычного, и тогда под ногой хлюпает вода. Серая, как небо. Разговаривать уже не хочется. Хочется только, чтобы все это поскорее закончилось. Добраться до места, сделать дело и вызвать вертолет. Асфальтовая мостовая. Что может быть прекраснее асфальтовой мостовой?
– Луна… – полушепотом произнес Муратов.
– Ну и что? – спросил Портной.
Он шел, опустив голову, глядя под ноги. Так время, казалось, бежало быстрее. И дорога вроде бы становилась короче.
– Танцует…
– Что?
– Луна на небе танцует.
Портной посмотрел вверх.
– Вот же черт…
Большая белая луна, почти круглая, только с краешку чуть-чуть обрезанная, будто обкусанная, с серыми пятнами пылевых морей, и в самом деле раскачивалась, будто вытанцовывала причудливый менуэт.
Вправо-влево… Вперед-влево… Влево-вправо-назад…
И – снова…
Вправо-влево… Назад-вперед…
– Оптический обман, – посмотрев на диковинное диво, сделал вывод Егоркин. – Это нас самих мотает, а кажется, будто луна танцует.
– Нет, – Стецук остановился и поднял руку вверх. – Она действительно пляшет!
Тут уж все включились в обсуждение.
– Не может быть…
– Точно!
– Херня какая-то…
– Мираж!
– Сам ты мираж! Это ж болото, а не пустыня!
– Значит – глюк.
– С чего бы вдруг?
– Болотные испарения.
– А чего вы все на меня смотрите? – удивился Петрович.
– Ждем, когда ты объяснишь, что происходит.
– Понятия не имею!
– Ладно, пусть это будет только предположение.
– Я не знаю, в чем тут дело!
– Петрович, не заставляй себя упрашивать.
– Честное слово! Мамой клянусь!
Все. Больше нечего сказать. Никому.
Тишина. Только мошкара звенит истошно. Да где-то в стороне время от времени что-то хлюпает. Будто кто-то сует ногу в жидкую грязь, а затем вытягивает. Сует – и вытягивает.
И луна на небе отплясывает свой лунный танец. Будто так и положено. Будто так и заведено от начала времен. С самого сотворения мира.
– Ладно, пошли дальше, – скомандовал Макарычев.
– А как же луна? – взглядом указал наверх Дробинин.
– Луна пусть себе пляшет, – махнул рукой Макарычев. – Нас это не касается.
– А что, ежели коснется? – подал голос Стецук.
– Ох, что-то ты последнее время слишком подозрительным стал, Олежка, – натянуто усмехнулся сержант. – Или боишься чего?
– Боюсь, – не стал отпираться Стецук. – Когда видишь такое, – вверх оттопыренный большой палец, – впору призадуматься о вечном.
– А на ходу ты думать не умеешь?
– Ты знаешь, сержант, мне почему-то уже и идти никуда не хочется.
– А вот об этом я тебя не спрашивал, – покачал головой Макарычев.
Сказал, быстро провел рукой по спине сидящего на плече кота и дальше зашагал.
Следом потянулись остальные.
И в самом деле, нечего стоять да ждать незнамо чего. С каждой минутой темнота становилась все чернее и гуще. А они, между тем, планировали к ночи до деревни добраться.
– Далеко еще? – спросил сержант у Пущина.
– Километра три, – ответил Герасим.
– Надо же, – дернул подбородком сержант. – А глухомань-то какая… И не скажешь, что люди неподалеку живут.
Макарычев включил притороченный к лямке рюкзака фонарик. Прыгая из стороны в сторону, луч света выхватывал из мрака корявые сучья деревьев, пучки мятой травы, масляно поблескивающие лужицы. А темнота, вместо того чтобы разбежаться, как будто еще гуще сделалась.
– Фигня какая-то, – недовольно буркнул Макарычев, выключил фонарь и натянул на лицо полумаску с прибором ночного видения. – Вот так совсем другое дело.
Окружающий мир окрасился в странные зеленоватые цвета. И вроде как плоским сделался. Но зато теперь каждая его деталь была отчетливо видна.
– Стоп! – поднял руку обогнавший сержанта Герасим.
Впереди, всего в двух шагах, стояла вода. Не лужица и не бочажок, что порой встречались на пути, – озеро с торчащими из воды кривыми, поломанными деревьями.
Стецук поднял ком земли и кинул далеко в воду.
Всплеск.
Круги пошли по воде.
– Ну, и на фига ты это сделал? – спросила ефрейтора явившаяся из ниоткуда Тарья.
– О! Тарья! – обрадовался подруге Стецук. – Давненько тебя не было видно!
– С последнего рейда, – уточнила девушка.
Одета Тарья была, как и все, в соответствии с ситуацией. Маскировочная куртка, штаны такого же цвета, на ногах тяжелые непромокаемые ботинки с высокой шнуровкой, длинные темные волосы убраны под крапчатой расцветки кепи. Вот только ни поклажи, ни оружия у нее нет. Да и прибор ночного видения виртуальной девушке без надобности.
– Ну, раз Тарья здесь, значит, правильным путем идем, товарищи, – довольно улыбнулся Макарычев.
– Ага, – совсем не весело кивнул Герасим. – Только крюка километров в пять дать придется, чтобы озеро обогнуть.
– А может, так, вброд?
Игоряша подошел к самой воде и ткнул в нее слегой, что держал в руке. Полутораметровая палка будто в бездну провалилась.
– Ох, и ничего себе, – опасливо попятился подальше от берега Игоряша.
– Наверное, это то самое озеро, на дно которого монастырь погрузился, – произнес негромко Петрович.
– Какой еще монастырь? – Голос у Стецука не то удивленный, не то возмущенный; почему ему никто о монастыре не сказал?
– Ты что, лектора вообще не слушал?
– А он разве что-то дельное говорил?
На лицах у обоих полумаски с приборами ночного видения, так что переглядываться вроде и незачем. А все равно, вот смотрит Синеглаз на человека, к которому обращается, и точно знает, что перед ним ефрейтор Стецук. Странно даже… Губы он, что ли, как-то по-особому складывает?.. Или аура у него очень уж нестандартная?
– Как же ты маршрут прокладывал? – с укоризной спросил Макарычев.
– На карте никакого озера нет, – Пущин для убедительности показал сержанту планшет. – Одно болото.
– Вода, значит, – подвел итог Петрович.
– Слушай, Сергей, – обратился к Макарычеву Стецук. – А может, ну его на фиг, этот поселок? Давай здесь заночуем. Раз Тарья с нами, значит, мы уже в зоне информационного поля.
– Поле очень слабое, – уточнила девушка. – Оно по воде лучше, чем посуху распространяется. А источник там, – кивнула она на воду, – на другой стороне озера.
– Ну и ладно! – продолжал гнуть свое Стецук. – Мы ведь жесткими сроками не связаны. Завтра и займемся делом. В конце концов, кто виноват, что нас об этом бездонном озере не предупредили?
– Об озере лектор говорил, – заметил Петрович.
– Да, но в сослагательном наклонении, – тут же выдал стандартную домашнюю заготовку Стецук.
Макарычев посмотрел на темную, отливающую призрачным зеленоватым светом водную гладь. Потянул себя за мочку уха. Повернув голову, поймал окулярами инфравизора горящие изумрудами глаза Спиногрыза. Ему тоже не хотелось заявляться ночью в незнакомый поселок. Но, с другой стороны, если заночевать на болоте, так к утру ребята будут мокрые, невыспавшиеся, голодные и страшно всем недовольные. Надо будет сказать Безбородко, чтобы в другой раз его специалисты точнее маршрут выверяли. А то ведь эти самые реликтовые Облонские болота, должно быть, только с самолетов и картографировали. Какой дурак по доброй воле сюда полезет? Только безумные исследователи и экстремалы; первым все одно, куда брести, а вторым – чем больше дерьма, тем краше.
– В соответствии со статистикой, – подал голос Петрович, – у людей, долго живущих небольшой группой в изоляции от остального мира, как правило, развиваются различные психические отклонения.
– Точно, – быстро кивнул Стецук. – А мы к этим психам среди ночи завалимся. Прикиньте, что будет!
